Храм всецарицы: Расписание Богослужений в храме в честь иконы Божией Матери «ВСЕЦАРИЦА».

Религиозный центр

Описание

Серпухов имеет богатую православную историю. Церковные постройки занимают особое место среди архитектурных памятников города.Самые древние — это Введенский Владычный женский монастырь и Высоцкий мужской монастырь — центр паломничества к чудотворной иконе Божией Матери «Неупиваемая чаша». Каждый храм имеет свой неповторимый облик и историю. Это духовное и культурное наследие Серпуховской земли.

Владычный монастырь — крупнейший женский монастырь Подмосковья, был основан в 1360 году как мужской и только в 1806 году был преобразован в женский. Основные святыни монастыря: «Неупиваемая чаша» (здесь, в монастыре, во второй половине XIX века была показана икона), «Вступление Богородицы в храм» и икона Матери »все -Царица », надгробие св. Варлаам — строитель и первый настоятель монастыря. В монастыре живут павлины; они символы города. Павлин изображен на гербе Серпухова.

Высоцкий монастырь был основан по благословению преподобного Сергия Радонежского в 1374 году. Преподобный находился в Серпухове и сам указал место строительства монастыря. В древности монастырь использовался как крепость. В Высоцком монастыре собрано множество святынь, среди которых главное место занимает чудотворный образ Богоматери «Неупиваемая чаша».Владычный женский и Высоцкий монастыри — центры паломничества к Чудотворной иконе Божией Матери «Неупиваемая чаша», принимающие более 150 тысяч паломников в год.

На вершине Соборной горы, в самом ее центре находится Кремлевский Храм — Троицкий собор, построенный до Куликовской битвы. Сохранившееся здание — каменный храм 1696 года. Троицкий собор — старейший серпуховский храм, интересный памятник провинциального церковного зодчества конца XVII века.

Под Соборной горой сохранился уникальный ансамбль посадских церквей — Ильинская, Успенская и Троицкая церкви. Церковь Пророка Божия Илии — объект культурного наследия федерального значения, построена в 1748 году и является старейшей церковью Серпухова Посада. Уникальная архитектура Ильинской церкви представляет собой сочетание традиционных церквей XVII века с основными объемами ярусной композиции, отличающей приемы архитектуры эпохи Петра I.Ильинский храм — единственный из всех храмов, избежавших закрытия и разорения в советские годы. Церковь Успения Пресвятой Богородицы — объект культурного наследия регионального значения, построена в 1854 году. В архитектуре прослеживается классицизм с готическими мотивами андревнеруса. Строгая геометрия объемов храма под чисто внешний орнаментальный узор — это еще не изжитое наследие стиля ампир. Посадская церковь Святой Троицы — объект культурного наследия XVIII века, одна из старейших церквей Серпухова.По внешнему виду церковь типична для московской архитектурной школы 17 века. В настоящее время в церкви нет регулярных служб.

Первый каменный храм города был построен в XVII веке из тесаных блоков местного известняка, это величественный собор Николы Белого. Собор является объектом культурного наследия федерального значения. В начале XIX века он был перестроен в стиле позднего классицизма, став прекрасным образцом Московского ампира.Храм Николы Белого занимает первое место в Серпухове среди приходских церквей как по художественным достоинствам, так и по градостроительной ценности, он служит главной высотной доминантой на всей площади старинной исторически развитой застройки.

Еще один величественный храм Серпухова — храм Всех Святых, объект культурного наследия регионального значения, построен в 1870 году в формах подражания древнерусской архитектуре. Интерьер храма выдержан в византийском стиле; стены расписаны «живописной буквой».

Крестовоздвиженская церковь — объект культурного наследия регионального значения, построена в 1755 году. Крестовоздвиженская церковь с архаичной архитектурой была последним культовым сооружением, построенным в Серпухове в XVIII веке. Рядом находится церковь Печерской иконы Божией Матери — объект культурного наследия регионального значения, она была построена в 1804–1809 годах. Печерская церковь — вполне типичное строение раннего ампира.В настоящее время в этих двух церквях нет регулярных служб.

Одна из старейших церквей города — церковь Святого Николая (в Бутках). Это объект культурного наследия регионального значения, построенный в 1711 году. Здание относится к характерному типу городских храмов первых двух десятилетий XVIII века. В настоящее время в церкви не проводятся регулярные службы; ведутся реставрационные работы типа городских храмов первых двух десятилетий XVIII века.В настоящее время в церкви не проводятся регулярные службы, ведутся реставрационные работы.

Церковь Спаса на Занарском кладбище и Сретенская церковь, расположенные на правом берегу реки Нара, — красивейшие храмы города, объекты культурного наследия. Архитектурный ансамбль Спасской церкви и отдельная колокольня с парадными воротами, образующими вход на кладбище, — прекрасный образец «русского стиля» конца XIX — начала XX веков с его тенденцией к возрождению образов. древняя архитектура и декоративно-прикладное искусство в культуре этого времени.Сретенский храм был построен в 1700–1702 годах; это образец московского барокко.

В промышленной части города находится Богоявленская церковь, она была построена в начале XVIII века. Это идентифицированный объект культурного наследия. При церкви действует православный клуб «Трилистник». Собор Серафима Саровского входил в состав больнично-богадельного комплекса, строительство которого велось по единому плану, что привело к созданию редкого ансамбля в русском стиле.В настоящее время в церкви нет регулярных служб.

Объектом культурного наследия федерального значения является Церковь Распятия, раньше это был собор Распятия Девичьего монастыря, построенный в XVIII веке.

В замке Серпуховской тюрьмы находится храм во имя святого князя Александра Невского, это здание XIX века и памятник светской архитектуры. Также на территории города расположены и действуют церкви Воскресения Христова, Казанской иконы Божией Матери, Покрова Пресвятой Богородицы — объекты культурного наследия регионального значения, построенные в XVIII веке.

Четыре придела: две — объекты культурного наследия регионального значения (приделы Иверской иконы Божией Матери и Тихвинской иконы Божией Матери) и две приделы, построенные в 2010 г. (часовня Божьего человека Алексия, при Институте инженерная физика и часовня святого великомученика и целителя Пантелеймона при городской больнице им. Н.А. Семашко).

7 сентября 1731 года: Евдоксия … — Случайная история дня

11 июня 1979 года: обладатель премии «Оскар» и обладателя «Золотого глобуса» Джон Уэйн умер от рака желудка в Лос-Анджелесе, Калифорния.Ему было 72 года.

«Джон Уэйн родился Мэрион Роберт Моррисон в Айове в семье Мэри Альберты (Браун) и Клайда Леонарда Моррисона, фармацевта. Он был англичанином, шотландцем и ирландцем.

У Клайда развилось заболевание легких, которое потребовало его чтобы перевезти свою семью из Айовы в более теплый климат южной Калифорнии, где они пытались разводить ранчо в пустыне Мохаве.Пока ранчо не развалилось, Мэрион и его младший брат Роберт Э. Моррисон плавали в оросительной канаве и ездили в школу на лошади.Когда ранчо рухнуло, семья переехала в Глендейл, штат Калифорния, где Мэрион доставляла лекарства для своего отца, продавала газеты и завела эрдельтерскую собаку по кличке Герцог (источник его собственного прозвища). Он хорошо учился в школе и в учебе, и в футболе. Когда он едва не поступил в Аннаполис, он поступил в Университет Южной Калифорнии на футбольную стипендию 1925-7. Том Микс устроил ему летнюю работу реквизитором в обмен на билеты на футбол. На съемочной площадке он подружился с режиссером Джоном Фордом, для которого, среди прочего, он начал сниматься в эпизодических ролях, некоторые из которых назывались Джоном Уэйном. Его первым полнометражным фильмом стал «Мужчины без женщин» (1930). После более чем 70 малобюджетных вестернов и приключений, в основном рутинных, карьера Уэйна застряла в колее, пока Форд не снял его в «Дилижансе» (1939), фильме, который сделал его звездой.

Он снялся почти в 250 фильмах, многие из которых носят эпический характер. С 1942 по 1943 год он участвовал в радиосериале «Три листа на ветру», а в 1944 году он участвовал в создании Консервативной политической организации «Кинематографический альянс за сохранение американских идеалов», позже став ее президентом.Его консервативная политическая позиция также нашла отражение в «Аламо» (1960), в котором он продюсировал, руководил и снимался в главной роли. Его патриотическая позиция была закреплена в «Зеленых беретах» (1968), в которых он был одним из режиссеров и снялся в главной роли. лет Уэйна были проблемы со здоровьем. В сентябре 1964 года ему удалили злокачественное левое легкое; в марте 1978 года была операция по замене сердечного клапана; а в январе 1979 года ему удалили живот. Он получил номинацию на лучшую мужскую роль в фильме «Пески Иводзимы» (1949) и, наконец, получил «Оскар» за роль одноглазого Петуха Когберна в «Настоящей мужественности» (1969).В 1979 году в его честь была отчеканена золотая медаль Конгресса. Его, пожалуй, больше всего помнят за его роли в кавалерийской трилогии Форда — «Форт Апач» (1948 г.), «Она носила желтую ленту» (1949 г.) и «Рио-Гранде» (1950 г.) ). »- IMBD

Los Angeles Times Некролог: http://lat.ms/2rPtc1G

#Hollywood #JohnWayne #TheDuke #ThisDayInHistory

Александра Федоровна и Романов Россия, Настоящая царица witten Лили Ден — Часть вторая. Revolution

Утром в четверг, 9 марта, императрица вошла в спальню великих княжон; она была взволнована и встревожена, поскольку ей сообщили, что император прибудет во дворец между одиннадцатью и двенадцатью.Я пошел с ней к царевичу, и мы сидели у его постели и разговаривали с ним. Маленький мальчик был очень взволнован и продолжал смотреть на часы и считать секунды, которые должны пройти до прибытия его отца.

Вскоре мы услышали звук автомобиля, и вошел Волков. Верный слуга отказался признать факт отречения Императора и в манере, достойной Имперских традиций, объявил: «Его Величество Император!»

Императрица вскочила со стула и выбежала из комнаты.Я тоже встал. Встречу воссоединившейся семьи, конечно же, не должен видеть посторонний! Но царевич схватил меня за руку. «Нет, нет, Лили, ты не оставляешь меня», — настаивал он, поэтому я сел рядом с ним на пять минут, и в конце концов мне удалось ускользнуть и укрыться в комнате Анны, где я оставался до обеда. когда меня вызвали в имперское присутствие.

Следуя моим инструкциям, я вошел в комнату великих княжон; Императрицы не было. Вдруг я услышал звук шагов.Я знал, кому они принадлежали — но это уже не были шаги уверенного и счастливого человека. Они звучали так, как будто человек, который приближался, очень, очень устал.

Я дрожал с головы до ног — я сначала не осмеливался поднять глаза. Когда я это сделал, я увидел трагические усталые глаза Императора.

Он подошел к тому месту, где я стоял, и взял меня за руки, сказав очень просто:

«Спасибо, Лили, за все, что ты сделала для нас … а я? … что я сделал для тебя? Абсолютно ничего! Я даже Ден не держал рядом с тобой.«

« Ваше Величество », — ответил я, теперь не в силах говорить, не плача…« Мне нужно поблагодарить вас за привилегию остаться с вами ».

Когда мы вошли в красный салон, и свет упал на лицо Императора, я начал. В затемненной спальне я не мог ясно видеть, но теперь я понял, насколько сильно он изменился. Император был смертельно бледен, его лицо было покрыто бесчисленными морщинами, его волосы были совсем серый на висках, и синие тени окружали его глаза.Он был похож на старика; Император грустно улыбнулся, увидев мое испуганное выражение, и собирался было что-то сказать, когда к нам присоединилась Императрица; затем он попытался казаться беззаботным мужем и отцом счастливых лет; он сидел с нами и болтал о пустяках, но я видел, что внутренне он чувствовал себя неловко, и, наконец, усилия были для него слишком велики. «Я думаю, что пойду на прогулку, прогулка мне всегда идет на пользу», — сказал он.

Мы прошли коридорами в апартаменты Анны, где нас оставил Император, и спустились вниз.Мы с Императрицей вошли в спальню и остановились у одного из окон, выходивших на парк. Анна была очень взволнована; она продолжала говорить и плакать, но мы смотрели только на Императора, который к этому времени находился за пределами Дворца. Он быстро пошел к Гранд-аллее, но внезапно, так сказать, из ниоткуда появился часовой и намекнул Императору, что ему нельзя идти в этом направлении. Император нервно дернул рукой, но повиновался и пошел обратно; но то же самое произошло, другой страж преградил ему проход, и офицер сказал императору, что, поскольку он теперь фактически был пленником, его упражнения должны быть похожи на тюремное дворовое!… Мы наблюдали, как любимая фигура повернула за угол … его шаги неуклюжие, его голова была наклонена, весь его вид был выражен полным унынием; его дух казался полностью сломленным. Я не думаю, что до этого момента мы осознавали сокрушительную хватку революции и то, что она означала. Но это было принесено нам наиболее насильственно, когда мы увидели проход Владыки Всея Руси, Императора, чьи владения простирались на миллионы миль, теперь ограниченные несколькими ярдами в его собственном парке.

Императрица ничего не сказала, но я почувствовал, как ее рука схватила мою: для нее это был мучительный опыт.Через некоторое время она заговорила: «Мы вернемся к детям, Лили; во всяком случае, мы можем быть там вместе».

Великие княжны были рады узнать, что их отец вернулся, и я думаю, что знание его безопасности подействовало на них как тонизирующее средство. Бедная Мари, которая так хотела первой приветствовать Императора, теперь была в бреду, время от времени приходила в сознание. Когда я вошел в ее комнату, она меня узнала. «Ну, Лили, где ты была?» воскликнула она. «Я ждал и ждал тебя.Папа действительно здесь, не так ли? »В следующий момент она снова оказалась в фантастическом и ужасном царстве лихорадки.« Толпы людей … ужасные люди … они идут убить маму !! Почему они это делают? «Увы, бедное дитя, с тех пор другие задавали тот же вопрос.

В тот день Император и Императрица пообедали и провели вечер вместе. Императрица сказала мне впоследствии, что Император потерял самообладание, когда остался с ней наедине в лиловый будуар; он горько плакал.Ей было чрезвычайно трудно утешить его и уверить в том, что муж и отец были в ее глазах более ценными, чем Император, трон которого она делила.

Не могу сказать, что революционеры относились к нам с чрезмерной невежливостью, но некоторые из их методов были предосудительны. Например, когда у Мари возникли определенные осложнения, возникла необходимость в другом медицинском заключении. В этой просьбе сначала было отказано, но потом власти согласились при условии, что на медицинском осмотре присутствуют офицер и двое солдат! Полковник Коцебу, первый революционный комендант) раньше был офицером улан, и, поскольку он был моим дальним родственником, я с трудом поверил своим глазам, когда увидел его в этом официальном качестве, и я попросил его прийти и поговори со мной в комнате Анны, так как я считал, что он должен нашей семье кое-какие объяснения своего поведения.

«Не могу представить, почему меня выдвинули на этот пост», — сказал Коцебу. «Все, что я могу вам сказать, Лили, это то, что меня разбудили посреди ночи и сказали явиться в Царское Село. Уверяете ли вы их величества, что я ничего не буду делать для них. действительно самый счастливый момент в моей жизни, так как он позволяет мне быть полезным для них ».

Когда императрица послала за мной утром 10 марта, я нашел ее лежащей на кушетке в будуаре.Император был с ней; она жестом пригласила меня сесть рядом с ней, и Император заговорил с нами (Во всех моих описаниях разговоров между Императором, Императрицей и мной я старался описать происходящее почти дословно. не пытался уточнить какие-либо утверждения, и поэтому мои записи можно считать точными. — Л.Д.) Он первым описал инцидент, который произвел на него самое сильное впечатление в то самое утро.

«Когда я встал, — сказал он, — я надел халат и посмотрел в окно, выходящее во двор.(Спальные комнаты Императора и Императрицы были расположены на первом этаже Дворца — Л.Д.) Я заметил, что часовой, который обычно там размещался, теперь сидел на ступенях — его винтовка выскользнула из его руки — он был дремлет! Я позвал своего камердинера и показал ему необычное зрелище, и я не мог удержаться от смеха — это было действительно абсурдно. При звуке моего смеха солдат проснулся, но не пытался пошевелиться — он хмуро посмотрел на нас, и мы отступили. Но какое убедительное доказательство всеобщей деморализации! В самом деле, все должно быть в конце для России, поскольку без закона, послушания и уважения не может существовать ни одна империя.

Затем Императрица расспросила Императора о некоторых делах в Ставке

«Некоторые события были исключительно болезненными, — ответил Император. — Моя мать ехала со мной через город, который был обильно украшен красными флагами и множеством флагов . Моя бедная мать не могла смотреть на флаги … но их вид меня не волновал; это казалось таким глупым и бесполезным зрелищем! Поведение толпы любопытно контрастировало с этой демонстрацией революционной силы, поскольку все они, как и раньше, преклоняли колени, когда проезжал наш автомобиль.«

» Я не мог проститься с Воейкоффом, Нилоффом и Фредериксом. Они не хотели меня бросать. Пришлось наконец настоять. Революционеры искренне обещали не причинять им вреда ». (Этих верных сторонников арестовали на следующей станции и отправили в Петроград, где заключили в Петропавловскую крепость. — Л. Д.)

« Одно особенно тронуло. меня, — продолжил император. — Когда я сел в поезд, я заметил пять или шесть школьниц, которые стояли на платформе, пытаясь привлечь мое внимание.Я подошел к окну, и, когда они увидели меня, они заплакали и дали мне знак написать что-нибудь для них. Я подписала свое имя на листке бумаги и отправила его детям. Но они все еще задерживались на платформе, и, поскольку было очень холодно, я пытался заставить их понять, что им лучше идти домой. Однако, когда мой поезд ушел, два часа спустя, они все еще были там. «Они благословили меня, бедные дети», — сказал Император, очень тронутый воспоминаниями.

Я надеюсь, что их чистое благословение принесет нам счастье.

Император сказал нам, что он получил бесчисленное количество телеграмм после того, как известие о его отречении стало общеизвестным. Многие были оскорбительны, но другие дышали концентрированным духом верности. Граф Келлер отправил телеграмму, информирующую императора о том, что тот отказывается признать существование революции *. Впоследствии граф отказался подписывать документы о верности, сломал свой меч и бросил осколки.

«Генерал Руски был первым, кто поднял вопрос о моем отречении», — сказал Император.«Он сел в поезд по пути и без предупреждения вошел в мой салон,

.« Гучков и Шульгин также придут поговорить с вами », — сообщил он мне. Эти господа явились на следующей станции и были излишне дерзкими. Руски сказал им, что он уже обсуждал со мной этот вопрос. Но я отказался, чтобы меня игнорировали. Я ударил кулаком по столу. «Я буду говорить, я буду говорить», — плакал я.

«Вы должны отречься от престола в пользу царевича, и народ назначит регента», — сказали Гучков и Шульгин.

«Но, — ответил я, — вы уверены, — можете ли вы пообещать, что мое отречение пойдет на пользу России?» «Ваше Величество, это единственное, что может спасти Россию в нынешнем кризисе», — ответили они.

«Но Надо подумать … Я дам вам свой ответ через пару часов. «

» Делегаты согласились. Я знал, — продолжал Император, с любовью глядя на свою жену, — что их первая идея заключалась в том, чтобы отделить Алексиса от Императрицы, поэтому я поговорил с доктором Федоровым, который был в поезде, и спросил его, считает ли он это желательно позволить отобрать у нее царевича.

«Это сократит жизнь царевичу», — прямо сказал Федоров.

«Когда Гучков и Шульгин вернулись, я прямо дал понять, что не расстанусь со своим сыном.« Я готов отречься от престола, — сказал я, — но не в пользу моего сына, а только моего брата ».

» Мое решение, казалось, их обеспокоило: они просили меня подумать над ним, но я был тверд. После этого я подписал Акт об отречении. Затем поезд был отправлен обратно в штаб-квартиру »

Таков голый рассказ об отречении, максимально приближенный к собственным словам Императора.Барон Штакельберг, двоюродный брат моего мужа, который путешествовал с императором, впоследствии рассказал мне, что он и господин Воейков, комендант дворца, встретили Роуски на платформе станции, где он сел в поезд. Два джентльмена собирались послать Родзянско телеграммы от императора, в которых император ответил на просьбу первого предоставить России конституционное правительство. По мнению императора, момент еще не настал.

«Чьи это телеграммы?» — спросил Роуски.

— Его Величество, — холодно ответил барон Штакельберг.

Руски схватил телеграммы у барона Штакельберга и положил их в карман, заметив при этом: «Бесполезно!» Таким образом, Родзянско так и не получил телеграмм императора, и барон Штакельберг, который сейчас находится в Финляндии, может подтвердить правдивость этой истории. Г-н Воейков и барон посмотрели друг на друга, ни один из них не заговорил, но каждый прочитал в глазах друг друга невысказанную мысль — убить Руски на месте и таким образом отомстить за оскорбление Императора.Но Руски исчез, момент праведного убийства прошел!

После возвращения Императора жизнь поначалу шла своим чередом: он всегда настаивал на чтении ежедневных газет, но грязь в сточной прессе вызывала у него отвращение и боль. Однажды вечером я случайно зашел в библиотеку, где Император читал газету: выражение его лица показывало, что что-то серьезно ему не понравилось. «Просто посмотри сюда, Лили, — сказал он, показывая мне портреты нового кабинета министров. — Посмотри на этих людей… Их лица настоящие преступники. И все же меня попросили одобрить этот кабинет и согласиться с конституцией, — добавил он с ноткой горечи.

Мое время было теперь полностью занято. Великая княгиня Мария была серьезно больна, и я сменил императрицу в ухаживая за ней … Я взял на себя задачу, которую раньше выполняла императрица, обтирать тело бедной Марии, и, когда ребенок пришел в сознание, она любила, чтобы я расчесал и расчесал ее прекрасные волосы, которые, к сожалению, запутались, когда металась взад и вперед в ее бреду.Мария была первой незамужней великой княгиней, которая спала на «настоящей» собственной кровати, но, поскольку она была очень больна, мы переместили ее с узкой раскладушки в более удобное место для отдыха.

Императрица была искусной медсестрой; она особенно умела менять простыни и ночное белье за ​​несколько минут, не беспокоя пациентов. Когда я показал свое удивление, она сказала довольно просто: «Я научилась делать полезные вещи в Англии … Я никогда не забывала, чем я обязана своему английскому воспитанию».

Однажды мой двоюродный брат Коцебу сказал мне, что английский джентльмен г-н.А. Стопфорд, (* Если мистер А. Стопфорд (площадь Сент-Джеймс, 1а) когда-нибудь прочтет эти строки, он будет рад узнать, что Императрица очень ценила его доброту. — Л. Д.) друг великой княгини Марии Поль. , желал быть полезным Императрице. Оказалось, что у него был культ императорской семьи, и, когда он собирался вернуться в Англию, он спросил Коцебу, не хочет ли императрица послать от него несколько писем своим родственникам. Я сразу сказал Императрице. Это казалось таким прекрасным шансом… Ее двоюродный брат, король Георг V, и его преданная супруга, несомненно, будут приветствовать новости от императорской семьи!

Императрица была глубоко тронута предложением мистера Стопфорда. «Я подумаю об этом, Лили», — сказала она. Но на следующий день она сказала мне, что решила не общаться с королем Георгом и королевой. «Я не умею писать. Что я могу сказать? Я слишком ранен и ранен поведением моей страны … Но даже с этим я не могу говорить против России … Кроме того, Император обеспокоен больше, чем когда-либо; он настолько напуган, что и император, и императрица постоянно ссылались на Англию.Первая идея Думы заключалась в том, чтобы склонить Императорскую семью к переезду в Англию, но определенные силы там были против этого предложения, поскольку считалось, что оно будет неблагоприятно встречено Лейбористской партией. Но тем, кто боялся приютить беззащитную семью, единственное преступление которой состояло в том, чтобы быть беззащитным, не было опасений.

Император и императрица не хотели покидать Россию. «Я лучше пойду на край Сибири», — сказал Император.Ни он, ни императрица не могли столкнуться с перспективой блуждания по континенту и проживания в швейцарских отелях в качестве бывших членов королевской семьи, сфотографированных и нарисованных представителями иллюстрированных газет и взятых у замечательных американских журналистов. Их уединенное настроение не хватало дешевой рекламы; они считали, что долг каждого русского — поддержать Россию и вместе противостоять общей опасности.

Помимо своего личного нежелания ехать в Англию, Советы были против этого предложения, и было заявлено, что, если какой-либо поезд с имперскими беглецами отправится из Царки, он будет остановлен, и все будут убиты, о чем Император тоже знал. многое нужно для того, чтобы уехать из России.

Император принес мне газету с этим заявлением. Он был в ужасной ярости … Он еле сдерживался и чуть не швырнул в меня газету.

«Прочти это, Лили», — воскликнул он, его лицо побелело от страсти.

«Звери! Как они смеют говорить такие вещи. Они судят других по себе».

«О, ваше величество, — ответил я очень обеспокоенный, — пожалуйста, не читайте эти ужасные газеты».

«Я должен, я должен, Лили. Я чувствую, что должен знать все», — сказал Император.

Иногда он бывал в лучшем расположении духа и больше походил на прежнее веселое «я». Император обычно умел видеть юмор в любой ситуации, и иногда он смеялся над идеей быть, как он называл, «бывшим». Все было тогда «Ex». «Не называй меня больше императрицей, я всего лишь бывшая», — засмеялась императрица; и однажды, когда на обед подали какую-то особенно неприятную ветчину, Император заметил: «Ну, может, когда-то это была ветчина, но теперь это не что иное, как« экс-ветчина »». Его всегда забавляло сходство между ними. и его двоюродный брат король Георгий.Однажды он показал мне фотографию последнего, сказав: «Ты видела мою последнюю фотографию, Лили? Разве это не льстит мне?»

Он очень восхищался своей кузиной, а императрица часто говорила о королеве Александре. . . ее красота, ее отзывчивый характер и ее безграничное милосердие. «Я так хотела бы увидеть свою замужнюю сестру в Англии», — неизменно добавляла она, когда рассказывала о своей семье. «Дармштадт — это всего лишь небольшое место в саду моих воспоминаний, — говорила она, — но моя мать умерла там, так что меня нельзя винить в том, что я люблю Дармштадт…. Разве «Дом, милый дом» не типично английский? «Ни одна из моих дочерей не должна выходить замуж за немецких принцев», — сказала она однажды. Было высказано предположение, что будущий дом Анастаси может быть в Англии, и императрица приветствовала эту идею … Английский брак был бы очень близок ее сердцу. Но «Я предлагаю, а Дье распоряжаюсь». Если бы Россия не предала себя или если бы она оставалась такой же сплоченной, как Франция, ничего бы никогда не было слышно о прогерманизме, приписываемом императрице. По своей одежде, личным привычкам и абсолютно викторианскому мировоззрению она была англичанкой; некоторые из ее представлений о хозяйстве были сродни идеям Хаусфрау, но даже они были английскими, поскольку домашнее хозяйство всегда было британским атрибутом.

Императрица не оказывала особого расположения немцам, поселившимся в России. Сообщения о том, что она это сделала, не соответствуют действительности или сильно преувеличены. Нет сомнений в том, что немецкие агенты были очень активны в России и что шпионские осьминоги пустили щупальца во все стороны. Но справедливости ради опороченной женщины, конечно, несправедливо считать ее подстрекателем. Каждая европейская страна была пронизана немцами, Англия больше, чем какая-либо другая, и, хотя она была более тесно связана с Германией браком и кровным родством, никогда не бросали камни в различных персонажей, королевских и прочих, которые на самом деле не были такими англичанами. как и Императрица.В связи с ее беспристрастностью я вспоминаю, что в 1910 году богатый немец по имени Фальцфейн был одержим идеей стать русским дворянином. Его друг, офицер по имени Маслофф, попросил императрицу позволить герру Фальцфейну сменить его шкуру, но она была очень возмущена и сказала Маслову, что ничто не побудит ее сделать такое предложение императору!

В один ужасный день к Дворцу подъехал грузовик с солдатами под командованием крайне неблагосклонного офицера.Коцебу взял у него интервью.

«Я пришел за Императором», — произнес офицер с непечатной клятвой. «Он будет заключен в тюрьму« Петра и Павла ». «

« Вы не можете убрать Императора », — ответил Коцебу. «Я здесь комендант. Я отказываюсь сдать Императора по твоему приказу».

«А … а … я знал это», — крикнул офицер. «Император сбежал! … нам об этом сказали в Петрограде. Давайте обыщем дворец».

Коцебу чуть не подрался с этим человеком.

Я говорю вам, что Император здесь … Я докажу это. Затем он послал за графом Бенкендорфом и велел ему попросить Императора пройти через коридор, пока солдаты смотрели. Через несколько секунд пришел Император. медленно по коридору … офицер угрожающе бросился к нему, но Коцебу остановил его, сказав: «Ну, ты … теперь ты видел Императора. Вернись в Совет, скажи им, что он все еще здесь, и не возвращайся снова по дурацким поручениям ».

Император теперь гулял по парку каждый день и каждый раз возвращался в глубокой депрессии из-за нового знака неуважения.«Но, — сказал он, — очень глупо думать, что такое поведение может повлиять на мою душу — как мелочно с их стороны пытаться унизить меня, называя меня« полковником », в конце концов, это очень достойное название».

Императрица была трагической фигурой, и в своей неизменной униформе Красного Креста она символизировала Жалость в мире, который не знал значения этого слова. Каждый час, когда я знал ее, я любил ее все больше.

Однажды Коцебу сказал мне, что Тити болен; на самом деле, очень болен, но я не хотел волновать императрицу, пока Коцебу не пришел попросить ее разрешить мне пойти с ним и позвонить из подвала дворца.Она была очень огорчена, узнав, что ее крестник заболел, и не менее обеспокоена тем, что ей не сказали раньше. «Моя бедная девочка, что ты, должно быть, страдала!» она сказала.

Мы с Коцебу спустились в подвал: двое солдат охраняли телефон, и мне сообщили, что мне разрешено поговорить только пять минут. «Как ребенок?» — был мой первый вопрос. «Очень плохо, мадам,» ответила моя горничная.

«Пожалуйста, подведите его к« телефону ». Я с нетерпением ждала, а потом слабым голосом прошептала: «Маман… c’est vraiment toi I quand viendras-tu? »

В этот момент вмешался солдат.

« Ваши пять минут истекли! »

Я вернулся к Императрице, почти убитый горем, но попытался казаться веселым Бесконечный день прошел, наступил вечер, и я помогал в том, что теперь стало чем-то вроде ночной рутины. Каждый вечер Император возил Императрицу в ее инвалидном кресле через дворец, чтобы посетить свиту. Это было меланхолическое паломничество. Сначала она остановилась, чтобы поговорить с Бенкендорфами, а затем переходила от группы к группе своих верных сторонников, забирая комнату Анны на обратном пути — Анны, так сказать, представляя последнее слово в унынии, поскольку она всегда была полна ужасов и ужасов. предчувствия.

В ту ночь я был рад укрыться в красной гостиной и оказаться в одиночестве и позволить себе то, что описывается как «хороший поплакать». Когда я вышел из лилового будуара, Император и Императрица поцеловали меня и крестили меня. Я инстинктивно чувствовал, что они меня любят и жалели.

В красной гостиной горел яркий огонь, но я не раздевался — я сидел перед огнем и думал о Тити. Но даже осознания того, что мой сын серьезно болен, было недостаточно, чтобы заставить меня почувствовать, что моего места здесь нет.Я знал в своей душе, что Императрица была на первом месте и всегда была первой, когда речь шла о моем долге. Я прекрасно понимала, что, возможно, никогда больше не увижу своего мужа или ребенка … но знала, что должна следовать за Императорской семьей, куда бы меня ни подзывала Судьба. Признаюсь, у меня были моменты слабости, когда я тосковал по безопасности дома и мирному существованию, которое до сих пор было моим. Сегодня вечером я чувствовал себя более чем обычно подавленным. Огонь потух, и я попытался прочитать будущее в красных тлеющих углях, как когда-то в Ревовке.Вдруг я услышал, как дверь салона очень тихо открылась, и полоска света пронзила тьму … Кто-то входил!

Я быстро повернулся к человеку, который осмелился вторгнуться в частную жизнь квартир, занятых Императорской семьей … Было ли это новым захватом власти со стороны революционеров?

Но мой посетитель не был посланником революции — стройная фигура, стоявшая в дверном проеме, принадлежала императрице. Она выглядела более хрупкой, чем обычно…. она дышала с трудом, ее лицо было бледным от усталости, и, когда я вспомнил трудный подъем по лестнице, я испугался, что может случиться сердечный приступ.

«Мадам, мадам, — воскликнул я, — что-то не так? Вы в опасности?»

«Тише, Лили», — сказала Императрица. «Император и я в полной безопасности. Но я не мог отдохнуть, не приехав повидаться с тобой. Я знаю все о Тити, я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь». Она обняла меня, как могла бы сделать нежная мать, успокаивала и ласкала меня.«Мое бедное, дорогое дитя», — сказала она. «Только Бог может помочь тебе. Верь в Него, как и я, Лили».

Мы смешали наши слезы, и она оставалась со мной довольно долгое время. Это была странная сцена, но мне хотелось бы, чтобы те, кто порочит память Императрицы, могли увидеть ее тогда и испытать жалость, любовь и понимание, которые были столь важными ее прерогативами. Она укрепила и утешила меня, как никто другой не смог бы сделать, и ее последние слова утешения перед тем, как она ушла от меня, были: «Может, они позволят нам привезти Тити из Петрограда в больницу Красного Креста напротив дворца, тогда вы всегда сможете его увидеть. через одно из окон.»

Образец текста для контрольного номера Библиотеки Конгресса 2007007021

Образец текста для Forge of empires, 1861-1871: три революционных государственных деятеля и мир, который они создали / Майкл Нокс Беран.

Библиографическая запись и ссылки на соответствующую информацию, доступную в каталоге Библиотеки Конгресса.

Образец текста, защищенный авторским правом, предоставлен издателем и используется с разрешения.Может быть неполным или содержать другую кодировку.

Chapter 1

ТРИ ЧЕЛОВЕКА ПО ЦЕНЕ

Санкт-Петербург , январь 1861 г.

В Зимнем дворце двое придворных чиновников прошли по длинной галерее к паре массивных бронзовых дверей. Они трижды постучали своими жезлами, дубинками из черного дерева, увенчанными двуглавыми орлами. Двери распахнулись, и царь России вышел из уединения своих личных покоев вместе со своей царицей.

Проходя галереи своего дворца, царь легким кивком головы признал поклоны и реверансы двора. Время от времени он попадался на глаза какого-нибудь преданного слуги государства, одетого, по моде восемнадцатого века, в шелковые чулки и тяжелое пальто с золотым шитьем. Счастливый придворный, лицо его пылало гордостью, оглядывался, чтобы увидеть, заметили ли окружающие знак имперского одобрения.

Царь и царица проследовали в Николаевский зал, сияя светом дюжины люстр и десяти тысяч свечей.Бриллианты и сапфиры сверкали на аристократических пазухах; крест и звезда Александра Невского мелькали на сверкающих мундирах; муар; створки мерцали. Шевалье-гвардейцы, специально отобранные из необъятной России, за свою привлекательную внешность, стояли на месте в белых туниках и полированных нагрудниках. Это было зрелище, призванное произвести впечатление; и это произвело впечатление. Иностранные гости изо всех сил пытались отдать должное тройной пышности гвардейцев, женихов и украшенных золотом вельмож, охранявшей этого человека, чья империя простиралась от Польши до Тихого океана, от снегов Сибири до виноградников Крыма и охватывала шестую часть территории страны. суша поверхность земли.Одни считали Зимний дворец барочным, другие сравнивали его с северным изданием «Арабских ночей » . Все ощущалось в самодержавии, символом которого он был, как изощренность принуждения, самую роскошную и в то же время самую неприкрытую форму власти. В мировой борьбе между свободой и угнетением Россия фигурировала как прекрасный идеал правления силой.

Царь и царица открыли мяч полонезом. Когда танец закончился, императорская чета смешалась со своими гостями.Тех, кто никогда раньше не посещал императорский бал, поразила вежливость, с которой их приняли Их Величества. «Воцарилась некая демократическая атмосфера», — подумал один дипломат. Царь был полон решимости успокоить своих гостей. Его манеры были любезными, даже нежными. Тем не менее невидимая пелена закрывала лицо самодержца. Английский посетитель, наблюдавший за беседой царя с обычным смертным, вспомнил, как «Великий Могол обращается к дождевому червю».

Александру II в начале 1861 года было сорок два года.Он шесть лет был верховным правителем России. Его воспитание во многом подходило ему для занимаемого им высокого положения. Его отец, царь Николай I, хотя и был сильным и деспотичным по натуре, с кровавыми актами и жестокостью по отношению к своему имени, тем не менее был серьезным и в некоторых отношениях человеком широких взглядов. Перспектива превзойти других монархов в воспитании наследника была согласна с его тщеславием, и он приложил все усилия, чтобы подготовить маленького Александра к престолу. Воспитатель царевича, поэт Василий Жуковский, старался раскрыть сознание мальчика.В письме матери Александра, императрице Александре, Жуковский описал молодого князя как «прекрасное стихотворение, над которым мы работаем». Для менее отзывчивых глаз Александр предстал в ином свете. «Бывают времена, — сказал один из его учителей, — когда он может провести час или больше, в течение которых ни одна мысль не приходит ему в голову».

Когда в возрасте тридцати шести лет Александр взошел на престол своих предков, многие предсказывали, что ему не удастся преуспеть. «Он не думает, что обладает большой силой ни интеллекта, ни характера», — писал граф Гранвиль королеве Виктории вскоре после коронации царя в Москве.Более суеверные отмечали, как, когда Александра короновали в Кремле, тяжелая цепь ордена Святого Андрея соскользнула с подушки и упала на пол — несомненно, дурное предзнаменование. насильственная смерть? Во время коронации в 1896 году Николая II, последнего из царей, орден Святого Андрея соскользнул с плеча Николая и упал на пол. Два десятилетия спустя его убили.

Никто лучше самого Александра не понимал сложности поставленной перед ним задачи.Он унаследовал от своего отца власть и богатство почти баснословных размеров; он был царем всея Руси. Но его Империя была неспокойна. Россия лежала на перекрестке Европы и Азии. На протяжении веков она подвергалась притеснениям чередой захватчиков. Между XII и XVII веками в стране установилась форма авторитарного правления. Правительство нации, которая со временем стала Россией, частично основывалось на самодержавном правлении византийских деспотов, а частично — на тиранических формах монгольских ханов.Россия никогда не знала смешанных конституций, которые в средние века ограничивали власть королей Европы. Подданные царей считали себя « холопами, , то есть рабами своего князя», а цари, в свою очередь, считали государство своей личной вотчиной.

Разумно понимая, что нация рабов никогда не достигнет высших форм величия, Петр Великий, взошедший на престол в 1682 году, реформировал родовую конституцию России. Но в качестве модели гражданского устройства он выбрал режимы, которые во Франции, Испании и Германии вытеснили ограниченные монархии Средневековья, и воздвиг вместо них абсолютные правительства, поддерживаемые крупными военными учреждениями.Тем самым Петр заменил одну форму деспотизма на другую. Его попытка порвать со своими родовыми привычками не была полностью успешной. Его предпочтительным методом было принуждение; и чтобы сломить дух тех, кто выступал против его реформ, он широко использовал древние орудия деспотизма, топор, колесо и кол.

Екатерина Великая, вступившая на престол в 1762 году, несколько ослабила рабский режим Петра. На исходе восемнадцатого века Россия перестала быть рабовладельческим государством.Но она не стала свободным государством. Страна страдала от противоречия. Разлагающееся самодержавие, достаточно сильное, чтобы подавить человеческую энергию, было слишком слабым, чтобы подавить их надежды. Люди были недовольны, но они больше не боялись до смерти. Было очевидно, что кризис не за горами.

Александр взошел на престол, решив предотвратить катастрофу. Но как? Представились два варианта действий. Один заключался в продолжении политики принуждения, другой манил к свободе.Такие свободные государства, как Англия и Соединенные Штаты, в восемнадцатом и девятнадцатом веках высвободили энергию своих народов и быстро опередили своих соперников в торговле, промышленности и накоплении капитала. Их предпринимательское творчество произвело серию технологических революций, изменивших мир. Какое-то время казалось, что институты свободы готовы унести все впереди себя. Но последовала ответная реакция. Во всем мире выросли привилегии, чтобы защитить свои прерогативы.В России, в Германии, в самой Америке вельможи, прислонившись спиной к стене, встретили вызов свободы с помощью философии принуждения, призванной защитить свою власть.

Новая философия принуждения основана на двух идеях. Первым был патернализм, идея, которая в разных формах и под разными обличьями оказалась мощным оружием в реакции против свободного государства. Землевладельцы в России и на юге Америки утверждали, что их внутренние институты воплощают отцовский принцип; у раба в лице своего хозяина был сострадательный отец, который заботился о нем, и поэтому он был лучше, чем рабочий в жестоком мире бесплатного труда.В Германии наиболее изобретательные прусские аристократы стремились внедрить отцовский кодекс, призванный регулировать массы и сделать их более подчиненными государству. Согласно новой отцовской теории правления, государство должно было любить своих подданных, как отец любит ребенка. Так писал лорд Маколей, великий историк свободы. Новый отцовский режим будет «регулировать школу, игнорировать игровую площадку, устанавливать часы работы и отдыха, предписывать, какие баллады следует петь, какие мелодии играть, какие книги следует читать, какие физические упражнения следует проглатывать»…. «

Второй идеей, на которую обратили внимание вельможи, был воинствующий национализм. Без романтической риторики, в которой ее апологеты сформулировали, эта форма национализма означала право определенных (высших) народов навязывать свою волю другим (низшим) Плантаторы на юге Америки мечтали поработить Центральную Америку и Карибский бассейн. Националисты Германии стремились включить датские, французские и польские провинции в состав нового германского рейха. В Москве и Санкт-Петербурге националисты-романтики с панславянскими симпатиями стремились к разгромить турок-османов и навязать Византии волю России.Создав заманчивое ура-зрелище, националисты надеялись отвлечь воображение угнетенного населения дома. В то же время они стремились открыть новые области эксплуатации — то, что в Германии стало называться Lebensraum (жизненное пространство). Не в последнюю очередь, националисты работали над укреплением расового шовинизма, этой удобной опоры угнетателя; они утверждали, что одни расы (белые, немецкие, славянские) превосходят другие расы. Воинствующий национализм, как и авторитарный патернализм, основывался на предпосылке, что не все люди созданы равными; некоторые мужчины более равны, чем другие.

Самым легким курсом для царя Александра было бы пойти по пути принуждения. Ему оставалось только поставить себя во главе великой славянской нации и отполировать мессианских орлов, унаследованных Россией от Византии. Тогда он мог надеяться победить турка и сесть на золотой трон в Святой Софии, жемчужине Константинополя. Проблемы России будут решены путем приобретения еще более обширной империи, и она станет фактически тем, чем она долгое время была в мистических устремлениях, — «Третьим Римом».»

Но царь, порвав с традициями своей династии, выбрал более трудный путь. В решающий момент надвигающегося мирового кризиса Александр решил, что будущее за свободой. Он решил разбить оковы и освободить свою страну. забытый потенциал. Он не намеревался отказываться от своей автократической власти; это было бы слишком далеко. Но, хотя заманчиво посмеяться над имперским лицемером, царь задумался о шаге, учитывая состояние его страны и сомнительную стабильность своего трона, смелый.Он намеревался освободить крепостных.

Ледяные ветры пронеслись по ночи, пока царь в тепле Зимнего дворца переходил от стола к столу. Северный пейзаж за стеклопакетами — заснеженные площади и сценические храмы — странным образом усиливал его авторитет; Казалось, только сверхчеловеческий авторитет может придумать столицу из этого пустынного ледяного мира. Внутри столы были завалены редкими и изысканными блюдами — всей той экстравагантностью, которой может владеть деспотизм и которой доставляет удовольствие абсолютная власть.За каждым столом Александр произнес несколько любезных слов, затем поднес к губам бокал шампанского и взял закуску; его гости могли тогда сказать, что обедали с самодержцем. За соседним столиком он, как машина, повторял спектакль. Куда бы он ни повернулся, он видел лица, раскрасневшиеся от танцев, вина и опьяняющего ощущения близости к власти.

Он знал, как скоро счастливые лица превратятся в хмурые взгляды и гримасы. Революция, которую он задумал, не понравится многим из его охранников и придворных.Если его провести с недостаточным изяществом, это может даже привести их к открытому бунту. Крепостные феодалы столицы, несомненно, будут придерживаться политики романтического противостояния реформам. Возрождение традиции завоеваний, создание свежих полков, отмщение за прошлые унижения — старая гвардия никогда не могла устоять перед криком рожка. Но будут ли вельможи терпеливо стоять в стороне, пока царь экспериментирует со свободой и разрывает цепи вассалов, которые собирают урожай, готовят еду и полируют их драгоценности?

Вашингтон , январь 1861 г.

Джеймс Бьюкенен давно стремился занять пост президента Соединенных Штатов.В конце концов, на закате жизни он достиг этого. Он был любопытной фигурой; и не последней любопытной чертой его характера были его отношения с дамой, которая была хозяйкой его Белого дома. Харриет Лейн была племянницей президента. Она также была его самым близким спутником. Нет ничего более странного, чем сильная привязанность, возникшая между усталым старым холостяком и сильной и красивой дамой; но каждый был нужен другому. Мисс Лейн организовала для своего дяди великолепный светский календарь; она устраивала изысканные обеды в Белом доме и интимные вечеринки с шампанским, хотя президент, будучи слабо любезным во всех важных государственных вопросах, подвел черту в карточной игре и категорически запретил танцевать.Мисс Лейн, со своей стороны, была вознесена в сферу, намного превосходящую то, с чем мог бы ее познакомить любой молодой человек из ее знакомых. Днем она выезжала верхом на белом коне в сопровождении единственного конюха. Когда она вышла из поездки и поприветствовала дядю, никто из тех, кто видел эту пару, не мог усомниться в том, кто из них был более грозным человеком.

Но как скоро он превратился в прах и прах. Осенью 1860 года страну охватила то, что президент Бьюкенен назвал странной истерией.Шли выборы. На севере военизированные группы, такие как «Широкое пробуждение», организовали шествия с факелами в честь своего героя Авраама Линкольна. Тысячи молодых людей в развевающихся плащах и черных шлемах несли свои фламбо с почти религиозным рвением по улицам северных городов. Когда в ноябре Линкольн был избран президентом, граждане хлопковых и рисовых округов Юга поднялись, чтобы осудить его возвышение. В Южной Каролине в Чарльстоне был поднят флаг с пальметто, символом патриотического неповиновения штата, а в декабре штат объявил себя независимым от Союза.

Президент Бьюкенен в Белом доме лежал, парализованный нервной нерешительностью. Он дрожал от того величия, к которому его привела его цепкая посредственность, и даже мисс Лейн не могла заставить его напрячься.

Что ему было делать?

Ни один штат до этого не выходил из Союза. Государственный секретарь, старый Льюис Касс из Мичигана, герой войны 1812 года, заковылял в Белый дом с красным носом и в ярком парике. Он умолял президента подавить восстание в Каролине силой оружия.Министр внутренних дел Джейкоб Томпсон из Миссисипи решительно требовал от президента не предпринимать мер, которые могли бы разжечь искру восстания в Каролине до пожара. Однако от самого президента Бьюкенена не поступало ни приказов, ни действий, а только просьба о меморандумах. Он спросил, имеет ли государство право на отделение? Нет, заключил он, это не так. Имело ли правительство право не допускать отделения государства? Свет, который бросили прецеденты на этот вопрос, был сомнительным.По мере того как нация приближалась к краху, президент и его адвокаты все глубже и глубже погружались в загадочные загадки суверенитета и Конституции.

Бесполезность этой политики вскоре стала очевидна. Страну, находящуюся на грани гражданской войны, не могут спасти адвокаты, и президент Бьюкенен склонен к отчаянию. Столкновение в Америке институтов свободного государства и философии принуждения должно было быть сокрушительным. Здесь в чистом виде была сосредоточена сущность двух антипатичных верований.На Севере главными противниками рабства были пуритане, если не догматическая вера, то пуритане, происходившие от мужчин и женщин, которые, какими бы кислыми ни были их характеры, решительно выступали против череды тиранов. На Юге ведущими плантаторами были, если не по наследству, то из самомнения, то кавалеры, которые прослеживали или делали вид, что они прослеживают свою родословную до мужчин и женщин, которые произошли от дворянства Англии и которые в Новом Свете трансмутировали принципы феодального подчинения в оправдание человеческого рабства.Характеристики шрифта не следует преувеличивать. Плантатор, по моде аристократии, любил свою свободу, хотя покупал и продавал рабов. Пуританин, получивший свободу для себя, часто не обращал внимания на других. Но в воображении кавалера идея свободы постепенно увяла, а в сознании пуританина она приобретала трансформирующую силу.

Даже в золотой век республики, когда Вашингтон и Адамс, Гамильтон и Джефферсон вышли на сцену, ведущие государственные деятели не видели возможности ассимилировать две антагонистические культуры.Не сумев примирить институт рабства с провозглашенными в Декларации независимости верой в то, что все люди созданы равными, основатели Американской республики бросили на будущее бремя, которое они не могли взять на себя. Поколение, пришедшее на смену основателям, уклонилось от проблемы, которую им завещали отцы. Дух второй эпохи Республики — ее Серебряного века, эпохи Генри Клея и Дэниела Вебстера — был духом не вдохновенного творения, а осторожного компромисса, достоинства которого были открыто прославлялись в смелых торгах Клея. , и мрачно уступил в полированных речах Вебстера.

Но Серебряный век подходил к концу. На юге власть перешла из табачных округов Вирджинии, где плантаторы давно принимали или, по крайней мере, оказывали влияние на позу мучений из-за своего движимого имущества, к более богатым почвам Миссисипи и Алабамы, где выращивалась более прибыльная культура — хлопок. — преодолел любые такие привередливые сомнения. В 1861 году ведущие плантаторы хлопка искали моральный и интеллектуальный идеал не в Вирджинии, а в Южной Каролине. В некоторых приливных районах Южной Каролины рабы составляли более восьмидесяти процентов населения.Тамошний надсмотрщик рабов не мог быть столь же безразличным к своим рабам, как Вирджинец был или притворялся, и интеллектуалы мастер-класса Каролины разработали оправдания принуждения, основанные на тех же отцовских теориях, выдвинутых грандами в России и Германии. Под руководством Южной Каролины политические лидеры Юга перестали быть упрямыми апологетами рабства; «Пожиратели огня», как их называли, провозгласили свое особое учреждение «благом — положительным благом».

Люди Севера тоже поспешили к пропасти.Аболиционисты, тронутые светом старой пуританской совести, потребовали немедленного освобождения рабов, в то время как сторонники Free Soil отвергли примирительную политику Серебряного века и призвали к запрещению рабства на девственных территориях Запада.

Президент Бьюкенен, хотя он и был слаб и подавлен, попытался, по моде Серебряного века, найти компромисс между духом возрожденного пуританства и призраком обновленного феодализма. Сам президент был одним из последних государственных деятелей Серебряного века.Он впервые вступил в Конгресс в 1821 году, когда еще жили Джефферсон и Адамс. Но президент пережил свой возраст. Накопленное бремя подозрительности и взаимной антипатии к этому времени было настолько велико, что сомнительно, могли ли даже искусство Клея или ораторское мастерство Вебстера привести к компромиссу между противоборствующими секциями и философиями. А по силе и способностям, по воображению и отваге, по всем качествам, которые обеспечивают величие в политике, Бьюкенен намного уступал Клею и Вебстеру.Более того, он отказался от любых претензий на беспристрастный арбитраж. Хотя он приехал из Пенсильвании, его симпатии явно были связаны с расовым патернализмом рабовладельцев и их мечтой о Карибском империи; он был настоящим болваном.

И все же он имел силу своих слабостей. По призванию он был не столько руководителем, сколько дипломатом; и дипломатия, как он считал, еще может спасти нацию. Он обладал очаровательными манерами, податливой любезностью, полу-женственностью politesse , который иногда встречается у мужчин, которые из-за идиосинкразии души сочетают мягкий и уступчивый характер со стремлением к власти и авторитету.Теперь, в кризисной ситуации в своей карьере, Джеймс Бьюкенен утешал себя мыслью, что его прежняя обходительность еще может спасти его.

Германия и Франция , февраль-март 1861 г.

Не только в России и США началось новое десятилетие с обострения напряженности между сторонниками конкурирующих концепций судьбы человека. Германия тоже была разорвана. Некоторые немцы говорили о необходимости свободных конституций и министров, ответственных перед избранными законодателями; другие превозносили идеал национальной мощи, который должен был быть реализован в новом мощном немецком государстве.Третьи колебались между двумя противоборствующими точками зрения и лелеяли иллюзорную надежду на то, что их страна сможет поклоняться двум алтарям силы и свободы.

Из двух противоборствующих сторон поборники свободы обладали в начале 1861 года высшей организацией. Они сформировали комитеты, составили отчеты, разработали программы действий. Напротив, у тех, кто мечтал о новой Германской империи, в то время не было стратегии; у них не было плана. Но у них было что-то не менее важное — у них было вдохновение.Революции начинаются не в планах, а в поэзии и музыке. *

* Музыка, как считали древние греки, проникает в душу глубже, чем лишенные мелодии высказывания: она более полно формирует дух.

«Бог знает, — писал Рихард Вагнер другу, — что выйдет из этого прогнозируемого Tannha; пользователя : внутренне я не верю в это, и на это есть веские причины». Композитор, по его словам, устал — устал «до глубины души». Он готовился к производству своего Tannha; user на Ope; ra в Париже, и все шло как надо.

Тенор, в частности, потерпел фиаско. Альберт Ниманн был молодым человеком с красивым голосом. Он очень хотел добиться успеха в Париже. Он опасался, что в этом ему будет отказано. Он слышал шум бульваров; Tannha; пользователь , как было предсказано, потерпит неудачу, и он окажется в руинах. Он мстил композитору, которого считал виновником своих несчастий, угрюмо отказываясь сотрудничать с ним во время репетиций.

Беды Вагнера не ограничились унынием.Композитор был в долгах, и ему пришлось унизительно дежурить по сбору денег. «У меня огромные потери, — сказал он, — и никто мне не поможет!» Одной из своих возлюбленных, Матильде Везендонк, Вагнер рассказал о трагической судьбе художника — о его многочисленных испытаниях, о его борьбе с непостижимым миром, о непреодолимой пропасти между его внутренней духовной чистотой и мерзостью филистеров, которые так часто мешали ему. эстетическая воля. «Я чувствую себя чистым», — сказал он фрау Везендонк. «Я знаю в глубине души, что я никогда не работал для себя, а только для других; и мои бесконечные страдания являются моими свидетелями.«Никто, — сказал он, — его не понимал, хотя он рискнул выразить надежду, что« когда-нибудь хоть что-нибудь из моих работ встретит понимание ».

Когда приближалась ночь первого представления, Вагнер был мрачен. — сказал он, — немец — немец до глубины души. Как можно было ожидать, что он будет сочинять музыку для французов?

Наступила роковая ночь. Бонапарт выстроился, древние генералы и серьезные государственные советники передали своих дам.Молодые парни из Жокей-клуба, закончившие игру в баккара, ворвались в комнату, намереваясь пошалить. Наконец пришел сам Император. Публика поднялась в массе шелка и в сиянии диадем, и Наполеон III, племянник великого Бонапарта, занял свое место в императорской ложе.

Шум по поводу приезда Императора утих, и прозвучали первые мелодии оперы с ноткой смутного желания. Потом поднялся подъем, и вскоре слушателя унесло ввысь, как на некую альпийскую высоту, «на чистый воздух».«Однако не только мелодия должна была возвыситься; Вагнер хотел, чтобы его слушатели тоже возвысились. Он хотел, чтобы они оставили позади существующий мир, такой грязный и прозаичный, и помог ему построить лучший, более возвышенный. Его оружием в этой битве за человеческие души были мифы, выкованные в музыке. Как и другие поэты-романтики, он черпал вдохновение в старых песнях своего народа; он создал Tannha; user , по его словам, из материала с «типично Немецкие ассоциации ».« Моя кровь и нервы были взволнованы, когда я начал набрасывать и развивать музыку Tannha; пользователь .Моя истинная природа, которая из отвращения к современному миру была ориентирована на кого-то более старшего и благородного, охватила пылкими объятиями вечную форму моего существа и смешала их в один поток: высочайшее стремление к любви ».

Парижане в Опере зевнули: закутанные в шелка и меха, облепленные накопленной роскошью прогресса и империи, они не могли понять, как скоро их собственный покой будет нарушен оперой Вагнера Sturm und Drang .До того, как десятилетие закончится, их город будет осажден немецкими армиями, а их храмы, дома и больницы будут разрушены немецкими снарядами. Пробуждение души Tannha; user было притчей о пробуждении самой Германии, недавно осознавшей свою силу. Но парижане этого не заметили.

Их тупость была до некоторой степени понятна, поскольку революцию в Германии в начале 1861 года было нелегко понять. Истинные масштабы немецкого могущества были затемнены бесчисленными разделениями немецкого государства.Со времен Тацита наблюдатели были поражены особыми качествами гения Германии, ее духом насильственных действий. Но в марте 1861 года этот гений был потрачен впустую в склоках двух враждебных партий и трех десятков мелких суверенитетов. Те, кто присоединился к партии свободы, были поглощены спорной борьбой с теми, кто отстаивал догму силы. Две ведущие германские державы, Пруссия и Австрия, находились в бесплодном соперничестве друг с другом, и дух народа, тысячу лет назад покоривший большую часть Европы под знаменем Карла Великого, томился под властью стольких людей. низшие диадемы.

Во втором акте раздались свистящие клички. Даже присутствие Императора не мешало юным лопастям Жокей-клуба кричать своим любимым балеринам, которых Вагнер изгнал со сцены в своем рвении к художественной чистоте. По сигналу они подняли руки в белых перчатках и свистнули в собачьи свистки. «Ссора была невероятной, — писал недовольный тенор Ниманн своему другу в Берлин. «Княгиня Меттерних, покровительству которой в основном обязана постановка оперы, была вынуждена покинуть театр после второго акта, публика постоянно поворачивалась к ее ложи и издевалась над ней во весь голос.«Во вторую ночь Tannha; пользователь снова был прерван благородными хулиганами из Жокей-клуба. На третью ночь Вагнер отозвал оперу. Tannha; пользователь был, как сказал Ниманн,« буквально шипящим, улюлюканьем и наконец-то рассмеялся »со сцены.

Сам Вагнер был изящен в поражении; и после третьего и последнего выступления он удалился в свои комнаты на улице д’Омаль. Там в два часа ночи пророк Немецкая революция тихо пила чай и курила трубку с небольшой компанией друзей.