Разное

Дурманов николай: Николай Дурманов – Информационно-аналитическая система Росконгресс

Эксперт: «омикрон»-штамм может помочь достичь коллективного иммунитета

Усиление распространения «омикрон»-штамма может помочь достичь коллективного иммунитета из-за лёгкого проявления симптомов в отличие от «дельта»-штамма, заявил эксперт по биологической безопасности Николай Дурманов в интервью радио Sputnik.

Впервые в России новый штамм был обнаружен 6 декабря. Как сообщил Роспотребнадзор, его диагностировали у двух граждан РФ, прибывших в страну из Южно-Африканской Республики. На сегодняшний день выявлено более 40 случаев заражения этим вариантом SARS-CoV-2.

Прогнозы о его распространении отличаются друг от друга, однако уже сейчас становится понятно, что госпитализация и тяжёлое течение болезни для заражённых «омикроном» проходит мягче, чем для «дельты». Но, несмотря на это, не стоит расслабляться, предупредил эксперт. Всё уравновешивается большей заразностью нового штамма.

Читайте также:

• Вирусолог рассказал об опасности бессимптомного течения инфекции, вызванной «омикроном» • Гинцбург: «омикрон»-штамм не опаснее «дельты» • Эксперт предупредил о возможном увеличении числа заболевших COVID-19 к концу января • В Минздраве представили новую версию методических рекомендаций по лечению COVID-19

«Усиление распространения более мягкой инфекции может выступить своего рода «волной» достижения коллективного иммунитета. Но важно помнить, что люди без предыдущего заболевания коронавирусной инфекцией, без вакцины, несмотря на всю мягкость «омикрона», подвергаются большому риску. На них «омикрон» действует, как тот самый первый уханьский штамм, так что надо вакцинироваться и ещё раз вакцинироваться», — сказал Николай Дурманов.

Эксперт по безопасности считает, что вирус за ближайшие несколько недель станет главным в Нью-Йорке. Это то, на что предыдущему штамму «дельта» понадобились месяцы. Многие специалисты надеются, что «омикрон» будет последней волной, а после неё ковид перейдёт в разряд мягких ежегодных инфекций.

В планах Минобрнауки создать плотную сеть карбоновых полигонов по всей стране

Москва. С началом реализации проекта по карбоновым полигонам в экологической повестке появились новые слова: полигон, ферма, паспорт полигона, секвестрация… В чем разница между терминами и для чего нужны полигоны и фермы, рассказал специальный представитель Минобрнауки России по вопросам биологической и экологической безопасности, заместитель председателя Экспертного совета по вопросам научного обеспечения развития технологий контроля углеродного баланса Николай Дурманов.

— Николай Дмитриевич, что такое карбоновый полигон и для чего он нужен?

— Одним из главных способов борьбы с изменениями климата считается декарбонизация экономики. Декарбонизация — это снижение экологического следа, который тянется за любой продукцией или сервисом. Нам нужно как можно меньше выбрасывать в атмосферу парниковые газы, нагревающие атмосферу. И одновременно это набор технологий, которые должны извлекать уже выброшенные газы из атмосферы, чтобы снизить их концентрацию и замедлить процессы нагревания.

И вот вопрос: меньше выбросов, больше поглощения – а как это измерить? Как понять, какая индустрия или какая территория имеют длинный и опасный экологический след, а кто вполне освоил набор так называемых низкоуглеродных технологий и полностью соответствует мировым стандартам климатической безопасности? Нам нужны методики измерения выбросов и поглощения парниковых газов. И желательно не только наземные, пусть и оснащенные современными сенсорами и приборами, а еще и дистанционные, чтобы можно было из космоса или с летательных аппаратов проводить мониторинг углеродного баланса больших территорий. Вот для разработки и испытания таких методик и создается национальная сеть карбоновых полигонов. Они расположены от Сахалина до Калининграда и имеют в своем составе леса, болота, сельскохозяйственные угодья, ведь нам нужны расчеты по всем типам экосистем нашей страны.

— Чем карбоновая ферма отличается от полигона?

— Карбоновые фермы — это вторая часть уравнения. Помните, нужно обязательно сокращать выбросы парниковых газов, но не менее важно применять технологии их захвата из атмосферы и депонирования, чтобы они перестали нагревать планету. Есть много вполне реальных и совсем фантастических способов это делать — от аэрозолей в тропосфере, экранирующих солнечный свет, и удобрений мирового океана для усиления роста поглощающих углекислоту водорослей до специальных устройств, которые извлекают СО2 прямо из заводской трубы и не дают уйти в воздух. Но это либо непредсказуемо по последствиям, либо очень дорого и не вполне эффективно. Поэтому самым надежным способом снизить выросшую до опасного уровня концентрацию углекислого газа является использование земных экосистем — ведь растения отлично справляются с извлечением СО2 и его хранением в виде растительной биомассы, например, лесов, или в почве.

Карбоновые фермы нужны для того, чтобы максимально активно поглощать углекислый газ при помощи растительного мира, наших экосистем, будь то леса или плантации специальных растений. Или сельскохозяйственные угодья, на которых применяют особые агротехнологии, чтобы не только выращивать обычную продукцию, но одновременно «закачивать» атмосферный углерод в почву на долгое хранение. Карбоновые фермы, которые создаются параллельно с полигонами, предназначены для отработки этих специальных технологий, оптимальных для разных широт и типов экосистем.

Перед нами две стороны одной медали: на карбоновых полигонах исследуются методы измерения, а карбоновые фермы — место, где на практике применяются эти методы для того, чтобы у нас были высокоэффективные технологии поглощения углекислоты земными экосистемами.

В недалеком будущем, это превратится в отдельную большую индустрию, которая называется секвестрационной. Такая индустрия — это один из главных козырей России на ближайшие 30-40 лет, поскольку у нас есть огромные территории, покрытые лесом и другой растительностью, есть свободные земли под создание больших «углеродных» плантаций. Словом, надо использовать природные и территориальные преимущества России в этом новом дивном мире тотальной декарбонизации.

— Количество полигонов и ферм должно быть идентичным?

— Это независимые друг от друга явления. Совершенно не обязательно устраивать ферму рядом с полигоном. Понятно, что на самом старте остро чувствуется дефицит квалифицированных кадров — а они нужны и на полигонах, и на фермах. Поэтому сейчас экспериментальные полигоны и фермы расположены поблизости, а иногда вообще на одной территории.

Но карбоновых ферм становится все больше и больше. Во всем мире секвестрационная индустрия находится «на низком старте». Для России принципиально важно стать мировым лидером в этом вопросе и сразу набрать высокий темп развития карбоновых ферм по всей стране.

В планах Министерства создать плотную сеть карбоновых полигонов по всей стране, а каждый полигон — это точка притяжения и роста новых секвестрационных предприятий — карбоновых ферм.

— Площадь земельного участка имеет значение?

— Для карбонового полигона площадь земельного участка не имеет значения. Важно, чтобы изучаемые экосистемы были представлены во всей полноте. На одном полигоне может быть не одна, а две-три экосистемы, особенно если полигон большой.

А вот для карбоновой фермы размер имеет значение. Смысл экономики на карбоновых фермах — это монетизация их деятельности. Наверное, уже в этом или следующем году можно будет использовать сертифицированные методы измерения углеродного баланса, которые позволят точно посчитать, какое количество углекислоты изъято из атмосферы на каждой карбоновой ферме. Это количество учитывается в специальных карбоновых регистрах, поглощенным углеродом торгуют на биржах, в буквальном смысле «деньги из воздуха». Но эти деньги вполне реальны и являются отражением той важности и срочности, с которыми нужно относиться к проблеме климатических изменений. А тут и эффективная борьба с глобальным потеплением, и серьезный заработок.

У больших карбоновых ферм на их обширной территории поглотится больше СО2, соответственно больше заработок. Так что, чем больше карбоновая ферма, тем она экономически эффективнее. Но за большой территорией нужен уход. Это не просто забытый всеми лес, куда раз в год приезжают собрать «углеродный» урожай. Нужны противопожарные мероприятия, борьба с болезнями и вредителями, новые сорта и породы растений, набор лесных и агротехнологий, техника и многое другое. Вполне себе серьезный бизнес, требующий квалификации, внимания и инвестиций.

Отметим, на первых порах карбоновые полигоны будут созданы в семи российских регонинах: в Сахалинской, Новосибирской, Тюменской, Свердловской областях, в Краснодарском крае, Чечне и в Калининградской области.

Фото пресс-службы Минобрнауки.

«Для людей с «хорошими генами» можно предложить другой режим самоизоляции» | Статьи

Людям, которые переносят COVID-19 бессимптомно, возможно, стоит предложить другой, более свободный режим самоизоляции. Однако предсказать, как именно будет протекать заболевание в каждом конкретном случае, можно будет лишь по результатам анализа на особенности иммунитета, — об этом «Известиям» рассказал специальный представитель министерства науки и высшего образования РФ по вопросам биологической и экологической безопасности Николай Дурманов. Анализ довольно прост, и, скорее всего, будет недорогим. Он также подскажет, какой именно вариант вакцины понадобится определенным группам граждан.

— Николай Дмитриевич, на видеосовещании с Владимиром Путиным вы говорили, что в ситуации нынешней пандемии нужны тесты не только на наличие коронавируса, но также на антитела к нему. Требуется еще и специальный генетический анализ на особенности иммунитета. Что это такое?

—

Среди нас довольно много так называемых бессимптомников — людей, которые являются носителями коронавируса SARS-CoV-2, но узнают об этом, только сдав специальный тест на наличие коронавируса. Ученые сразу заинтересовались: а чем они отличаются от тех, кто болеет тяжело? Первая идея была такой: эти люди уже имеют иммунитет, так как ранее были заражены «слабенькими» коронавирусами. Известно, что таких четыре штуки, на них приходится до 15% обычных простудных заболеваний. Действительно, такая версия имеет право на жизнь.

Другая гипотеза такая: может, у этих людей есть какие-то генетические особенности, которые помогают им противостоять вирусу в условиях нынешней пандемии? Совсем недавно появились научные статьи, которые суммировали все размышления и исследования на этот счет. В них говорится, что действительно в популяции есть люди, у которых присутствуют особые варианты генов HLA-системы (Human Leukocyte Antigens). Некоторые варианты этих генов обеспечивают четкую и быструю реакцию иммунитета на коронавирусную инфекцию и победу над болезнью.

Проведение теста на наличие антител к коронавирусу в Чехии

Фото: ТАСС/Zuma

— Как именно это происходит?

— Эти гены кодируют белки, которые быстро и прочно связывают структурные элементы нынешнего коронавируса, предъявляют его иммунной системе, а она, в свою очередь, бодро реагирует. Начинается выработка антител и специальных клеток иммунной системы, которые уничтожают коронавирус, он даже не успевает размножиться. А если успевает, то в небольшом количестве. Поэтому симптомы болезни либо не проявляются, либо появляются очень слабо. В то же время выяснилось, что есть люди, у которых эти самые гены отвечают за неудачную реакцию на SARS-CoV-2. Их белки-рецепторы плохо распознают коронавирусные структуры, соответственно, иммунная система реагирует медленно и у вируса появляется время, чтобы размножиться. Запускается множество патологических процессов: в легких, в почках, в печени, в кишечнике, нервной системе. И когда иммунная система все-таки начинает работать, оказывается, что время ушло, инфекционный процесс в разгаре.

— Насколько можно верить результатам, описанным в этой статье?

— Они совпадают с тем, что раньше было показано в опытах на животных, а мы знаем, что коронавирусными инфекциями болеют и дикие, и домашние звери: коровы, свиньи, куры, кошки, леопарды и многие другие. Возникла идея: провести массовое исследование распределения разных вариантов HLA-генов в человеческой популяции, чтобы мы с самого начала знали, для кого заражение коронавирусом по-настоящему опасно, а для кого это просто мимолетный эпизод.

— Тогда получается, что самоизоляция нужна не для всех, а только для тех людей, у кого прогнозируется тяжелый COVID-19. И это теперь можно предсказать?

— Да, это важная тема. Для таких людей с «хорошими генами», наверное, можно будет предложить другой режим самоизоляции. И наоборот, если мы видим, что у человека такая комбинация генов, которая обеспечивает первое место в очереди на тяжелое течение болезни вплоть до летального исхода, то таких людей нужно особенно беречь.

Фото: ИЗВЕСТИЯ/Дмитрий Коротаев

— А где расположены эти гены иммунитета в геноме?

— На 6-ой хромосоме в нескольких зонах. Всего этих генов больше 150, и у всех людей они представлены по-разному.

— Можно ли по внешнему виду или национальности человека сказать о генетических предрасположенностях такого рода?

— Предсказать это нельзя, хотя, когда мы в целом увидим, как распределены такие гены по популяциям, странам, национальности, какие-то предположения сделать будет можно. Когда мы говорим «хорошие» или «плохие» гены по отношению к коронавирусу — это не значит, что у каких-то людей дефектная или слабая иммунная система. Просто у них нет нужного в данный момент иммунологического наследия именно против SARS-CoV-2. Генетическое наследие определяется историей прошлых схваток с инфекциями. Если в какой-то популяции таких генов много, значит, иммунная система предков этих людей сражалась именно с коронавирусами. А другие предки смогли выжить в борьбе с каким-то другими инфекциями. Наш иммунный генетический профиль формировался в течение десятков тысяч лет в борьбе против микромира.

— Можно ли «плохими» генами объяснить, например, высокую смертность в Италии, Бельгии, Франции, Англии?

— Я думаю, высокая смертность в этих странах всё же вызвана другими обстоятельствами: это пожилое население, запоздалое введение карантина, изъяны в медицинском обслуживании и определенные социальные традиции. Например, итальянцы часто навещают своих пожилых родственников. Хотя, когда мы проведем генетические исследования, может быть, выяснится, что гены тоже внесли какой-то вклад в показатели смертности в этих странах.

Погребение умершего от коронавируса в Бергамо, Италия

Фото: Global Look Press/Keystone Press Agency/Carlo Cozzoli

— Этот генетический тест сложен в изготовлении? Он будет дорогим?

— Он очень похож на тот, которым мы сейчас проверяем наличие коронавируса в организме. Это обыкновенная ПЦР (полимеразная цепная реакция). То есть берем мазок из горла исследуемого человека, выделяем оттуда ДНК и РНК, а потом смотрим: есть в этом образце РНК вируса? Примерно так же устроена и система детекции генов HLA. У нас на каждый ген будет два-три праймера ДНК (короткий фрагмент нуклеиновой кислоты — 6–50 букв. — «Известия») и мы будем смотреть: есть там интересующий нас ген или нет. Этот тест будет чуть сложнее, чем на наличие SARS-CoV-2. Но, думаю, не будет значительно дороже.

Есть альтернатива — секвенирование ДНК, то есть расшифровка генома. Сейчас пока это дорого. Но, как говорят эксперты, скоро секвенирование генома одного человека будет стоить не дороже чашки кофе. И тогда нам не понадобится ПЦР. Мы возьмем расшифровку генома и увидим, какие HLA-гены там сидят.

— Вакцинирование тоже должно быть разным для людей с различными вариантами иммунитета?

— Вакцины против вирусов — довольно сложное дело. Есть вакцины, которые обеспечивают пожизненную защиту от болезни: например, от кори, краснухи, паротита (свинки), оспы. А есть те, которые плохо работают против вирусов, так как патогены сильно мутируют — скажем, в случае гриппа. Есть вирусы, на которые до сих пор нет вакцин — ВИЧ или гепатит С. Коронавирус, в этом смысле, объект сложный. Например, не все вирусы боятся антител, которые вырабатываются в организме против них.

— Как это может быть?

– А вот так. Например, вирус иммунодефицита человека даже «любит» эти антитела. ВИЧ, облепленный ими, легче проникает туда, куда ему надо: внутрь клеток иммунной системы. Примерно так же себя ведет и вирус гепатита С.

Фото: РИА Новости/Максим Богодвид

— А коронавирус?

— Облепленный антителами SARS-CoV-2 тоже иногда все-таки попадает в клетку. Однако не туда, куда он целился, а в макрофаги, клетки иммунной системы. И там начинает размножаться. Вакцины, которые интенсивно стимулируют выработку антител, совершенно необязательно будут надежно защищать от инфекции. Поэтому нам нужны вакцины похитрее. Сейчас в разработке около 70 вариантов препаратов различного дизайна. Но и это большое число не дает нам никаких гарантий. Когда был первый SARS (вспышка атипичной пневмонии в 2002-2003 годах. — «Известия»), разрабатывалось 20 вакцин. В результате не получилось ни одной.

А сейчас еще выясняется, что, скорее всего, у нас может быть три принципиально разных группы населения, которые нужно будет вакцинировать. Первая —те, у кого нет и не было никакого иммунитета к коронавирусу. Вторая — переболевшие, у них есть какой-то иммунитет, но сколько он продлится, пока не ясно. И третья группа — люди, у которых есть генетическая устойчивость к этому самому коронавирусу.

— Зачем же вакцинировать последних?

— Может, и не нужно. Или предложить им совсем мягкий вариант вакцины, который только усилит имеющуюся у них устойчивость. В первом случае – нужен полноценный препарат, во втором — напоминание «одним белком» вируса. Такие однобелковые субстанции тоже есть в разработке. Но «вакцины-блокбастера», которая работала бы одинаково эффективно у всех, думаю, не будет.

Генетический анализ нужен еще и для того, чтобы определить, к какой группе относится человек, какую вакцину и как применять: один раз, два-три или, может, понадобится особая дозировка. То есть нас ждут «вакцинные шахматы». Мы должны будем разобраться и применить тот препарат, который нужен каждому конкретному человеку.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Николай Дурманов. Меняющийся климат: необходимость национальной системы контроля углеродного баланса

В рамках внеочередного Семинара ЕУСПб по климатическим изменениям выступит Николай Дурманов, специальный представитель Министерства науки и высшего образования РФ по экологической и биологической безопасности.

Евросоюз и США активно внедряют трансграничные углеродные налоги, при которых происходит расчет энергоемкости и экологического следа продукции из стран-конкурентов и начисление штрафов при ее экспорте. Для российского экспорта такие налоги могут составить от 8 до 20 миллиардов долларов в год. Главным инструментом этих расчетов будут системы мониторинга с акцентом на дистанционные методы измерения и использование методик искусственного интеллекта. России нужна независимая система углеродного контроля, основанная на карбоновых полигонах, где разрабатываются методики измерения потоков основных парниковых газов, приводящих к потеплению атмосферы. Для этого необходимы наземные исследования, в том числе с развертыванием сети наземных сенсоров, сбор данных с космических и беспилотных систем, методики искусственного интеллекта, машинного обучения, подготовка квалифицированного персонала.

Наряду с серьезными вызовами, которые ставит перед российской экономикой новая экологическая повестка, перед Российской Федерацией открывается дополнительное окно возможностей, связанное с развитием международной торговли карбоновыми кредитами. Обладая самым большим потенциалом по поглощению углерода, Россия должна стать лидером в торговле карбоновыми кредитами в рамках мировой секвестрационной индустрии. В связи с этим, на каждом полигоне предусмотрено создание пилотных карбоновых ферм – прототипов предприятий секвестрационной индустрии по поглощению атмосферного углерода. В докладе будут освещены вопросы формирования национальной системы углеродного регулирования и секвестрационной индустрии в России в рамках проекта Министерства науки и высшего образования по созданию карбоновых полигонов.

Событие пройдет в двух форматах — онлайн и офлайн в Европейском университете в Санкт-Петербурге. Чтобы посетить мероприятие, необходимо пройти регистрацию. Семинар будет транслироваться в YouTube.

Николай Дурманов — биография и семья

У препарата, на котором попалась Садова, копеечная цена

Положительные допинг-пробы, обнаруженные в последнее время у известных российских спортсменов – олимпийской чемпионки в метании диска Натальи Садовой, тяжелоатлета и также триумфатора Афин Дмитрия Берестова, – поставили ряд вопросов перед российскими антидопинговыми службами. И главный из них – почему московская антидопинговая лаборатория, имеющая в своем распоряжении самое современное оборудование, все-таки проморгала атлетов. Об этом «Новые Известия» поговорили с руководителем отдела антидопингового обеспечения Росспорта Николаем ДУРМАНОВЫМ.

– Николай Дмитриевич, интересно, а перед тем как Садова, Берестов и другой штангист Евгений Писарев были уличены в применении запрещенных препаратов, они проходили проверку в московской лаборатории?

– Нет, не проходили. Ведь что такое «перед тем»? За месяц, за два, за три? В принципе все ведущие спортсмены в течение года проходят у нас допинг-контроль. Но это слабая гарантия того, что они не будут пойманными. Например, концентрация запрещенного вещества в организме Берестова говорила о том, что он принял его за день-два до проверки. Ну, провели мы допинг-контроль, а он взял и «наелся» на следующий день.

– Но все равно, наверное, сборная России по тяжелой атлетике будет сейчас проходить дополнительную усиленную проверку?

– Уже проходит. И поверьте мне, очень усиленную, хотя нам хватает проблем и с другими видами спорта.

– А что сами спортсмены чаще всего говорят, когда их после проверок на национальном уровне другие лаборатории вот так «прижимают к стенке»?

– Вы даже не представляете, какие рассказы о том, как допинг попал в их организм, приходится слушать. Это что-то в духе детективов Дика Фрэнсиса. Я порой просто поражаюсь литературным талантам наших врачей и тренеров… В основном все говорят о непреднамеренном, неоправданном приеме запрещенного вещества. Купил, мол, препарат в аптеке. Но в 90 процентах случаях употребление допинга преднамеренно. В ситуации с Писаревым, например, сейчас идет расследование. У нас есть предположение, что парень был просто не в курсе своей фармакологической программы.

– Как лично вы реагируете на очередное уведомление о положительных допинг-пробах, которое ложится вам на стол?

– Делаю вывод, что мы, видимо, плохо работаем, раз у нас с вами по-прежнему есть повод для разговора… Когда мы оцениваем эффективность работы допинговых служб со стороны, именно все так и выглядит. Мало скандалов – значит, работаем хорошо. Много – значит, работаем плохо. Лет пятнадцать назад, когда лаборатории, как правило, ловили чужих и отмазывали своих, это было справедливо. Теперь же ситуация изменилась. Антидопинговые службы стали более прозрачными, они сотрудничают друг с другом и понимают, что на самом деле борьба с допингом – это не попытка снизить количество допинговых скандалов. Безусловно, когда «ловится» известный, великий спортсмен, это неприятно. Но на самом деле опасность допинга сегодня гораздо более серьезная и более значимая, за пределами элитного спорта.

– То есть…

– Вот посмотрите (достает из кармана пиджака две небольшие баночки. – «НИ»), что мы изъяли в одном московском респектабельном фитнес-центре. Я не буду называть препарат, скажу лишь, что это сильнейший допинг. В США, как утверждает статистика, миллионы учащихся колледжей являются регулярными потребителями допинга. Во многих странах его употребление становится настоящей эпидемией. Дети «садятся» на запрещенные препараты с 12–13 лет… Психология этого явления проста: любую проблему можно решить, если ты выглядишь, как Шварценеггер или Сталлоне. По данным Интерпола, обороты допинга порой даже превышают обороты наркотиков, по крайней мере – в развитых странах. Поэтому сейчас во всем мире отношение к допингу изменилось. Создаются национальные системы борьбы с допингом не только среди элитных спортсменов. Ведь посетители фитнес-центров – это тоже явные или потенциальные потребители допингов. Любой препарат, который относится к спортивно-оздоровительному питанию, должен проходить допинг-контроль. А у нас, например, можно спокойно купить в аптеке эритропоэтин (из-за него разгорелся печально известный скандал в Солт-Лейк-Сити. – «НИ»), кровяной допинг, предназначенный для смертельно больных людей, или гормон роста. У препарата, который в спорте называют метан и на котором попалась Наталья Садова, вообще копеечная цена. К слову, Россия и Китай являются единственными странами, где этот препарат производится. Вот что нужно сделать для того, чтобы он не попадал в свободную продажу? Если мы сейчас ничего не предпримем, пик приема допинга у нас наступит через три-четыре года, и его масштабы будут сопоставимы с американскими.

– Что делать, Николай Дмитриевич?

– Должно быть жесткое законодательство. Предусмотрено же уголовное преследование за применение и распространение допинга в Италии. Во Франции антидопинговая программа работает очень эффективно. В тех же Штатах СМИ постоянно работают над тем, чтобы создать в сознании людей негативную ауру в отношении допинга.

– А деятельность лабораторий, разработка новейшего оборудования? Ведь говорят, наши тяжелоатлеты попались в кельнской лаборатории благодаря какой-то новейшей методике обнаружения запрещенных препаратов?

– Немцы действительно разработали методику, которая позволяет ловить допинг, принятый за два месяца до проверки, а не за две-три недели, как раньше. И со вчерашнего дня этот метод начал действовать в нашей лаборатории. Только не нужно думать, что его внедрение произошло из-за последних скандалов. Мы дружим со своими коллегами, обмениваемся опытом, и процесс обновления происходит постоянно. Очередное новое антидопинговое оборудование мы ждем в Москве в октябре – ноябре. Но, возвращаясь к вашему вопросу, повторю: новейшая аппаратура – важнейший фактор, однако он лишь маленькая часть большого айсберга. Потому что ни одна лаборатория пока физически не может контролировать спортсменов постоянно. Вот мне голландцы говорят: «Чтобы быть уверенными в чистоте своих атлетов, нам нужно в год проверить четырнадцать тысяч проб. Мы же делаем четыре тысячи». У нас масштабы другие. Нам как минимум тридцать тысяч анализов надо взять. На деле же получается – чуть больше пяти. Так что надеяться на одну лишь технику нереально.


Эксперт: России для управления экосистемами нужно несколько сотен карбоновых полигонов — Общество

ТЮМЕНЬ, 14 сентября. /ТАСС/. Сеть карбоновых полигонов в России должна состоять из нескольких сотен площадок, для того чтобы можно было управлять всеми значимыми экосистемами, считает специальный представитель Минобрнауки РФ по вопросам биологической и экологической безопасности, заместитель директора департамента по развитию X-BIO Тюменского госуниверситета Николай Дурманов.

По его словам, карбоновых полигонов для создания сети мониторинга в РФ «нужно больше, потому что нужно управлять всеми значимыми экосистемами страны, типами почв, лесов, сельским хозяйством, животноводством». «Их очень много нужно — сотни. Нужно привязываться не к регионам, а к разнообразиям экологических систем», — сказал Дурманов ТАСС на Тюменском нефтегазовом форуме (TNF).

Карбоновые полигоны — это территории, на которых с участием университетов и научных организаций проводятся исследования климатически активных газов. Они включают разработку и адаптацию технологий измерения надземной и подземной фитомассы, агрохимические исследования почв, измерение эмиссии и поглощения парниковых газов экосистемами, активное использование технологий дистанционного зондирования с помощью космических и беспилотных платформ, разработку и адаптацию математических моделей по расчету углеродного баланса экосистем на эталонных участках.

Карбоновый полигон Тюменского госуниверситета создан под эгидой научно-образовательного центра (НОЦ). Он будет выполнять функцию координации для сети подобных полигонов Западно-Сибирского межрегионального НОЦ, которые охватят территорию от лесостепи до арктических тундр. Помимо мониторинга эмиссии парниковых газов, на карбоновом полигоне будут отрабатываться технологии сокращения содержания углерода в атмосфере (секвестрация углерода) и регенеративного земледелия.

Первый карбоновый полигон был открыт в Калужской области в сентябре 2020 года. Позднее были определены семь пилотных регионов, где будут созданы аналогичные полигоны: Чечня, Краснодарский край, Калининградская, Новосибирская, Сахалинская, Свердловская и Тюменская области. В марте министр науки и высшего образования Валерий Фальков в ходе встречи с президентом России Владимиром Путиным сообщил, что в России планируется увеличить до нескольких десятков число полигонов, предназначенных для расчета способности поглощения окружающей средой углерода из атмосферы.

TNF 2021 проходит в Западно-Сибирском инновационном центре в Тюмени с 14 по 16 сентября. В программе форума более 30 мероприятий — пленарные сессии, технологические дни и дни поставщика энергетических компаний, круглые столы, деловые завтраки, мастер-классы, конференции и т. д. Организаторами выступают правительство РФ и правительство Тюменской области. ТАСС является генеральным информационным партнером форума.

Мультимедиа

Специальный представитель Министерства науки и высшего образования РФ по экологической и биологической безопасности и научный руководитель проекта «Карбон» Группы компаний Ctrl2GO Николай Дурманов выступил на семинаре в Европейском университете в Санкт-Петербурге «Меняющийся климат: необходимость национальной системы контроля углеродного баланса».

Он рассказал о мировых практиках борьбы с климатическими изменениями и как наше бездействие скажется на развитии планеты, а также жизни будущих поколений. Одно из основных направлений — снижение эмиссии СО2, сокращение углеродного следа. Тем не менее Николай Дурманов уверен, что одно только сокращение эмиссии не принесет спасения нашей планете: «Углекислый газ нужно извлекать из атмосферы и депонировать его в растения». Именно на это и направлены технологии по подсчету углеродного баланса – эмиссии и секвестрации CO2.

Для поддержания баланса различные страны, в том числе Евросоюз и США, активно внедряют трансграничные углеродные налоги. В этом случае происходит расчет энергоемкости и экологического следа продукции из стран-конкурентов и начисление штрафов при ее экспорте. С одной стороны, это работает на озеленение производства, а с другой может приносить существенный вклад в экономику этих стран и убытки экспортерам. Для российского экспорта такие налоги могут составить от 8 до 20 миллиардов долларов в год. Чтобы снизить бремя и получать корректные оценки углеродного баланса России необходима собственная национальная система учета, основанная на изучении карбоновых полигонов по всей стране.

В Калужской области уже работает карбоновый полигон, на котором реализуется комплекс инновационных решений, позволивших создать цифровую копию территории площадью в более 600 га. Исследования проходят с применением данных с космических спутников, БПЛА, снимков гиперспектральных камер, наземных сенсоров, методик искусственного интеллекта и машинного обучения. Организованы специальные эталонные участки, чтобы измерять поглощение и эмиссию углерода наземными сенсорами и анализаторами.

Подробнее о том, что такое углеродный баланс и как он влияет на развитие Земли, что необходимо для снижения вредного воздействия, можно узнать, посмотрев видеозапись семинара.

Артикул в выпуске: 1с | Объем: 24 | Месяц: июль

  • Международное предпринимательство для инновационного управления развитием гостиничного бизнеса

    Автор(ы): Галина Гричук, Светлана Филюк, Татьяна Каплина, Марианна Жумбей, Оксана Панова

    Аннотация Полнотекстовый PDF