Альпинист уронил камешек в ущелье: Альпинист пытается определить глубину ущелья, Бросая вниз камни.бросив камень, он засек время.оказалось,что звук от падения

Камень, который если когда-нибудь упадет, неминуемо наступит конец света. 600-тонный Висячий камень Сон саяна

Самой известной висячей каменной глыбой России стал огромный камень, вес которого составляет порядка 600т. Камень умудрился застрять над самой пропастью в Красноярском парке Ергак. Территория природного парка составляет порядка 150000 га. Помимо уникального висячего камня, парк полон различных красот: живописный ландшафт, древние деревья, возраст которых более пятиста лет, озера ледникового происхождения.

Вершина, названная Спящим Саяном, обладает причудливой формой, напоминающую человеческий силуэт. Если взглянуть издалека, можно увидеть, как будто человек спит, а рука лежит на груди. Люди с самых древних времен пытались выяснить природу происхождения этого удивительного природного памятника Спящий Саян. На эту тему слагали множество легенд. Суть одной из которых была в том, что под охраной Спящего Саяна находятся игрушки богов, которые ранее спускались на землю. Ныне боги не спускаются на землю, но игрушки так и находятся под охранной могущественного Саяна.

Около Сонного охранника и находится огромнейшая висячая глыба. И вопреки всем законам физики каменной глыбе удается сохранять равновесие. Возникает чувство, что, еще пару сантиметров и камень полетит вниз с обрыва. Никому из ученых не удается ответить на вопрос, как могло произойти это чудо природы. Многих туристов поражает эта картина. Бытует мнение, что в 70-е года камень время от времени качался, но по неизвестным причинам прекратил пугать людей своим качающимся положением. На сегодняшний день его положение полностью статично.

Есть люди, которые свято верят в то, что рано или поздно висячий камень все-таки улетит в пропасть, тогда Могучий Саян проснется, и наступит конец света. Но пока не случилось это ужасающее происшествие, из года в год многочисленные группы туристов приезжают на это место, дабы увидеть столь дивное явление природы, которое, между тем еще окружено горами. Все они обладают интересными формами.

Помимо горных хребтов, эта местность поражает своими красивейшими озерами. А также в Красноярском парке обитает множество лосей, бурундуков и медведей. В связи с чем, приезжим советуют не останавливаться в палатках поодиночке, а стараться селиться к основной части. Но переживать и бояться не стоит, так как здесь есть база МЧС, которая в случае чего непременно придет на помощь.

Легенда о Спящем Саяне

В качестве предисловия:

Существует масса толкований и вариаций легенды о Камне и Спящем Саяне, но общая суть такова: огромный камень нависает над пропастью, и кажется что вот-вот упадет. Когда это произойдет, проснется Спящий Саян – огромный былинный воин, который с определенных мест виден во всей красе лежащим на спине. Что произойдет потом – никто не знает.

ЛЕГЕНДА О СПЯЩЕМ САЯНЕ:

Устал, прилег лишь отдохнуть немного,
Глотнуть воды, с устатку, что только не привидится.

Длинна и так трудна была дорога,
А вот конец ее, да так и не предвидится.

Кто выбрал мне нелегкий этот путь, а это место,
Я ж больше ничего и не видал,
Друг Енисей живет здесь по соседству,
Невеста Оя, ей стихи писал.

А там, в далекой стороне,
В восточном крае моего надела,
Я как-то пел красотке Ангаре,
И о любви ей говорил несмело.

Дрожащею рукой, сжимал шутя.
Ее ладони, в голубом мерцании.
Всегда ты убегала от меня,
На север, в холода, к кому-то на свиданье.

Забыла, как была со мной, две бесконечно долгих ночи.
Ты сон решила охранять и мой покой,
И обнимая, не сомкнула очи.
И я не мог уснуть, я был с тобой.

В твоих объятьях, как в ночном тумане,
И шуме от невидимой волны,
Что берега твои неспешно омывали,
Я нежился. Была со мною рядом ты.

И каждая минута как молитва,
О солнце, не спеши зажечь рассвет.
Тебя вдыхая, я к тебе хотел привыкнуть

Чтоб помнить много, много долгих лет.

Так трепетно к тебе, я относился,
Как будто знал, что это все на миг,
Который больше не случится,
К которому, я так и не привык.

В совместном пламени купаясь,
Желаньем здесь и в этот час.
Я перед совестью наверно оправдаюсь.
А пред тобой виновен каждый раз.

И вскрикнул я, за что такие муки,
Терпеть ту боль в груди уж мочи нет.
И вырванное сердце уронил на выступ неприступный,
И в тот же миг уснул на сотни лет.

Я вспоминал, неслись виденья мимо.
Куда ведет мой путь, тогда еще не знал.
Прилег лишь отдохнуть. На самом деле,
Саян давно и безмятежно спал.

Да так уж суждено, не им решать.
Ему в горах ходить, ей по земле бежать.
Чтоб данный ход судьбы переменить,
Друг друга должен, кто-то так же сильно полюбить.

И с новой силой возгорит огонь желаний,
Смахнет завесу мрачных пут.
Столкнет с горы висячий камень,

Что сердцем каменным зовут.

Окинув гулом как раскатом грома,
Он в радужное озеро падет,
Округу озарив цветным узором,
В Саяна Спящего он снова жизнь вернет.

Задышит вновь могучий воин,
Защитник, страж старинных гор.
Пожалуй Ангары теперь-то он достоин,
Она должна сменить строптивый взор.

И повернет свое течение к югу,
К любимому навстречу, ведь ждала.
Саян сему противится не будет,
Мы ж то же рады, ведь легенда ожила.

Легенда о спящем Саяне

Спящий Саян – уникальное творение природы, цепь скал, которая очень напоминает спящего человека.

Массив Ергаки расположен в центральной части Западного Саяна (юг Kрасноярского края). Название «Ергаки» в подобном написании — молодое. Еще в начале ХХ века на географических картах и в печатных изданиях это название выглядело как «Иргаки» (тувинское «эргек» — палец). С этим словом сравнивают наиболее выразительный пик гор — Звёздный, отдаленно напоминающий большой палец.

Протяженность массива с запада на восток около 80 километров, ширина около 60 километров. Массив Ергаки очень сильно изрезан, имеется много крутых скальных стен, глубоких речных долин и озер. Местность горно-таежная, в горах протекает много рек. Рельеф среднегорный преобладают высоты 1300-2100 м. Наивысшая отметка пик «Звездный» 2265 м. Горы сложены из очень крепких пород в основном сиенита, камнепады случаются очень редко.

Спящий Саян – уникальное творение природы, цепь скал, которая очень напоминает спящего человека.

Это необычное творение находится в Ергаках, горах Западного Саяна. И является настолько притягивающим, что посмотреть на него приезжают не только сибиряки, но и жители европейской части России и даже иностранцы.

Горы в этих местах действительно похожи на гигантский силуэт лежащего на спине человека. Видно и лицо, и ниспадающие прямые длинные волосы, и сложенные на груди руки, и ноги. Спящий Саян похож на лежащего человека, даже если поглядеть на него с разных сторон. А это большая редкость, что говорит о чудесном происхождении этого творения природы.

Спящий Саян и Висячий Камень. Про Спящий Саян существует множество легенд и мифов. Самая известная легенда рассказывает, что это мудрый и добрый богатырь, который охраняет здешние места и сокровища. Он проснется и встанет на защиту, когда этим местам будет угрожать опасность.

По другим древним русским легендам Спящий Саян – это богатырь Святогор, про которого писали: «большой, как гора». И он является самым таинственным и величественным зрелищем в горах Сибири.

Легенда о Саяне

Когда-то очень давно, жил в этих краях хозяин тайги. Человек простой и достойный, был он любимцем богов. За его честность, доброту ко всему живому поставили они его охранять свои места. Долгие года он жил и берег богатства природы. Не бил зверья без надобности, не рубил деревья, не топтал трав попусту. Понимая язык животных и растений, старался помогать им всячески. А если зло пыталось проникнуть в его владения, карал его беспощадно. Но неумолим бег времени. Пришла старость, а за ней и смерть. Настала пора уходить Саяну в мир теней. Боги не смогли найти в мире другого такого же человека и решили обратить Саяна в камень для вечной охраны тайги. Так и лежит он на страже вечности – длинные прямые волосы ниспадают с головы, спокойно и величаво покоятся на груди руки. Спящий Саян бережет свои богатства.

Княжил когда-то в Сибири Саян
Мир был вокруг, бушевала природа
Время пришло – и заснул великан
Княже лесов на многие годы.
Время идёт, лес пророс, стал горою
Грозный когда-то царь-великан
Бог тогда камень воздвиг над главою
Чтобы ни вечность лежал так Саян.
Тот, у кого хватит сил этот камень
Хотя бы на дюйм от земли оторвать
Он, как Саян, тайгой будет править
Или же вместо Саяна там спать.

Висячий камень

Спящий Саян и Висячий Камень. Есть еще одна легенда, которая гласит, что Спящий Саян проснется, когда упадет Висячий Камень и брызги из озера Радужного, над которым камень нависает, обрызгают Саяна. Он проснется и встанет… Только ни одна из легенд не говорит, что же будет, когда проснется этот богатырь, огромный как гора.

А скала «Висячий камень» является еще одной достопримечательностью Ергак. Это огромный камень, если посмотреть на него снизу, кажется, что он сейчас сорвется и с грохотом свалится вниз в озеро Радужное. Непонятно как он держится, его положение и совсем небольшая площадь соприкосновения с основной скалой всем своим видом показывают неустойчивость положения. Но это совсем не так. Держится он крепко, несколько раз группы людей 30-40 человек пытались столкнуть его вниз, но безрезультатно. Он настолько огромен, что люди рядом с ним кажутся муравьями. Здесь реально ощущается мощь и сила природы.

Легенда о Ергаках

Одна древняя легенда гласит: “”В одном из селений жили муж да жена. Все было в их доме: и любовь, и достаток, и дети. Но вот беда, рождались на свет у них одни девочки. А какой с них толк, вырастут да уйдут в чужой дом. Сын же – это продолжение рода, это опора и гордость родителей. Однажды вечером, возвращаясь домой с охоты, встретил хозяин странника, устало бредущего по дороге. И пригласил он его к себе на ужин, а потом и на ночлег. Так уж получилось, что за ужином и рассказал он чужестранцу о своем горе. Ничего не сказал гость, а утром, уходя, протянул он хозяйке спелое яблоко со словами: “Съешь половину сама, а половину отдай мужу. Ровно через 9 месяцев родится у вас сын, крепкий и румяный, как этот плод”. Не поверила женщина гостю, но все сделала так, как он велел. А вскоре почувствовала,что понесла. Через положенный срок родился у них сын. Не ребенок, а богатырь. Так и нарекли его Батыром. Рос он не по дням, а по часам. И быть бы ему как все, да избаловали долгожданную радость родители. Не простым человеком он рос, а настоящим баем. Работать не умел, да и не хотел вовсе. И решил Батыр однажды, что жить ему надо на небе, среди богов, где, по словам стариков, ничего делать не надо: только ешь, спи, да забавам предавайся. И так захотелось ему божьей жизнью пожить, что забрался он на самую высокую гору, протянул вверх руки и крикнул: “Эй, вы, Боги! Посмотрите на меня, Батыра! Я умен, я красив, я достоин жить рядом с вами.” Рагневались боги, услышав горделивую речь простого смертного, обратили его в камень и низвергли в тартарары. А в назидание будущим поколениям оставили руку гордеца на земле – пальцы-скалы, которые и по сей день тянутся к небу. “”

Спящий Саян – легенда о хранителе Сибири

В природном парке Ергаки, который находится в горах Западного Саяна Красноярского края, существует удивительное место – Спящий Саян, легенда о богатыре, охраняющем тайгу, связана с ним. Оно представляет собой цепь скал, силуэт которых похож на фигуру человека.

Народные поверья

Образ можно различить, глядя с разных углов зрения, что в природе встречается крайне редко. Во многом поэтому ходят споры о том, создана эта скульптура человеком или силами природы. Местные жители и многочисленные туристы верят в чудесное происхождение спящего Саяна.

За долгое время существования мифический образ оброс большим количеством мифов и легенд. В старославянских источниках говорится о том, что это воин Святогор, величину которого сравнивали с горой. Известны также поверья, что это добрый и мудрый богатырь, который охраняет тайгу.

Легенда о Саяне

По легенде, в этих местах некогда жил хозяин тайги. Вел он простую и достойную жизнь, за что его любили боги. Богатырь был честным и добрым ко всем животным, всячески помогал местным обитателям, берёг здешние богатства. Если кто-то осмеливался со злым умыслом прийти в тайгу, хозяин наказывал и прогонял его.

Время шло, он состарился. Настала пора ему умирать и подняться к богам. Но те не нашли другого достойного мужа, и решили превратить богатыря в камень для охраны таежных богатств. С тех пор и покоится Саян в горах, бережет сибирскую землю.

Висячий камень

Другая легенда, связанная со спящим богатырем, рассказывает о времени, когда он проснется. Недалеко от него на скале лежит Висячий Камень. Как только он рухнет в озеро Радужное, брызги разбудят Саяна, и хозяин тайги встанет. Что после этого будет, никто не знает.

Висячий камень – еще одна интересная достопримечательность Ергак. Огромная скала, на фоне которой человек, похожий на насекомое, висит на краю скалы. Если смотреть на него снизу, создается ощущение, будто он вот-вот упадет. В действительности он держится очень крепко. Никому еще не удалось его сдвинуть с места.

Примечательно, что до 1970-х годов 20 века глыбу легко раскачивал человек одной рукой. Множество туристов пытались ее раскачать и бросить в озеро, но камень, напротив, еще крепче укрепился на стене и сдвинуть его с места теперь невозможно.

Другие достопримечательности Ергака

Несмотря на свои небольшие размеры, около 100 км в длину и 75 км в ширину, парк славится и другими интересными местами, которые стоит посетить. Среди них:

Озеро Светлое (Большое). Находится оно на высоте порядка 1200 м выше уровня моря. Площадь примерно 2 кв.км. По краям растет хвойный лес, плавно переходящий в скалы.
Пик Птица. Наивысшая точка одного из хребтов в центральной части. Вершина похожа на голову гигантской птицы, чем и обусловлено название.

Пик Звездный. Находится по соседству с Птицей. Высота более 2200 м. Его острый гребень сравнивают с корпусом океанского корабля.

Озеро Мраморное. Кроме чистой ледниковой воды примечательно тем, что в 200 м от него расположен горный водопад высотой 40 м.

Перевал художников. Панорама на центральную часть парка, реку Левый Тайгиш.

Скальное образование Братья (Парабола). Разные по высоте скалы, соединенные перемычкой. По преданию, горные духи превратили двух братьев в камень, чтобы те охраняли сокровища.

Скала Зуб Дракона. По внешнему виду напоминает клык сказочного ящера. Привлекает альпинистов тем, что одна из сторон высотой около 1000 м имеет отрицательный уклон.

Это малая часть мест, на которые следует посмотреть, находясь в парке. При желании их несложно полностью обойти за 3-4 дня. Над всей этой загадочной и сказочной красотой нависает Спящий Саян, а легенда о нем передается на сибирской земле из поколения в поколение.

Камень, который если когда-нибудь упадет, неминуемо наступит конец света. 600-тонный Висячий камень Сон саяна

Сон Саяна: 600-тонный Висячий камень, с падением которого наступит конец света

Самым знаменитым висячим камнем в России вполне заслуженно считается каменная глыба весом почти 600 тонн, которая застыла над пропастью в природном парке Ергаки. Парк расположен в южной части Красноярского края, площадь его составляет почти 150 тысяч гектаров. На его территории кроме Висячего камня можно увидеть живописные ландшафты, древние 500-летние кедры, озера ледникового периода и несколько гряд горного массива, которые приобрели причудливые формы.

Такую интересную форму имеет гряда под названием Спящий Саян. Этот горный хребет очень напоминает силуэт человека, который лежит на спине, а руки сложил на груди. Издалека хорошо прорисовывается лицо, волосы, руки каменного исполина. Интересным фактом является то, что человеческий силуэт просматривается с любой стороны. Поэтому с давних пор люди гадали и спорили о происхождении этого памятника природы. И придумывали разные легенды и мифические сказания не только про Спящий Саян, но и про другие камни, своими очертаниями что-то напоминающие.

Горы в парке Ергаки

Только насчет Спящего Саяна люди придумали несколько легенд. Самая известная из них рассказывает о том, что весь парк Ергаки раньше был священным местом. Здесь боги опускались на землю для того, чтобы поиграть со своими громадными каменными игрушками. Теперь боги на землю больше не сходят, но их игрушки и другие сокровища и сейчас охраняет мудрый, добрый и молчаливый богатырь – Спящий Саян.

“Лицо” Спящего Саяна

Рядом расположена еще одна не менее удивительная достопримечательность природного парка – огромный висячий камень, который, кажется, наперекор всем законам физики лежит на самом краю каменной гряды всего на нескольких сантиметрах и не срывается вниз. Как такое возможно – ученые не знают ответа на этот вопрос. Но те, кто видел Висячий камень, отмечают, что камень каким-то удивительным образом, если не сказать – чудом, соприкасается со скалой на совсем маленькой плоскости, да еще и под наклоном.

Висячий камень в парке Ергаки – вид на фоне Спящего Саяна

При этом рассказывают, что находились желающие попробовать приподнять камень или наклонить его еще сильнее над пропастью – сделать это так никому и не удалось. Камень находится в своем положении уже много лет. Хотя за последние годы в этом районе значительно увеличилось количество землетрясений, которые обладают гораздо большей силой, чем группа из несколько людей. Но пока даже процесс выветривания горных пород не оказывает влияния на Висячий камень в Ергаках.

Попытка столкнуть Висячий камень

Ходят слухи, что в 1970-е камень слегка покачивался, но потом по каким-то невыясненным причинам перестал. Сейчас он находится в абсолютно статичном положении. Местные проводники свято верят в то, что когда этот удивительный камень все-таки свалится в пропасть, проснется Спящий Саян и произойдет конец света.

Висячий камень в парке Ергаки – вид со стороны Спящего Саяна

Пока этого не произошло, туристы с удовольствием посещают уникальное природное явление, которое окружено величественными горами. Практически каждая из гор имеет какую-то свою интересную форму и позволяет поупражняться в фантазии. Люди назвали здешние горные пики: Зуб Дракона, Парабола, Зеркальный, Молодежный, Звездный. Вокруг горных гряд расположено большое количество не менее живописных озер, которые по большей части имеют ледниковое происхождение.

Озеро в парке Ергаки

А еще на территории природного парка в Красноярском крае водятся лоси, маралы, бурундуки и даже медведи. Поэтому туристам рекомендуют останавливаться не в одиночных палатках, а примыкать к туристским лагерям. Есть тут и база МЧС, сотрудникам которой долго сидеть без работы не удается.

Спящий Саян и Висячий Камень

Спящий Саян – уникальное творение природы, цепь скал, которая очень напоминает спящего человека.

Про Спящий Саян существует множество легенд и мифов. Самая известная легенда рассказывает, что это мудрый и добрый богатырь, который охраняет здешние места и сокровища. Он проснется и встанет на защиту, когда этим местам будет угрожать опасность.

Висячий камень

Есть еще одна легенда, которая гласит, что Спящий Саян проснется, когда упадет Висячий Камень и брызги из озера Радужного, над которым камень нависает, обрызгают Саяна. Он проснется и встанет… Только ни одна из легенд не говорит, что же будет, когда проснется этот богатырь, огромный как гора.

Тур в Ергаки

Разместиться в Ергаках с комфортом, посмотреть все самые красивые места и отлично отдохнуть можно, купив тур в Ергаки, который включает доставку из Красноярска, проживание в палаточном лагере в горах, трехразовое питание и экскурсии. Прочитать про тур в Ергаки можно на этой странице. (нажмите на ссылку и описание тура откроется на новой странице)

Если вы были в Ергаках, видели Спящего Саяна и Висячий камень, расскажите о своих ощущениях. Поделитесь эмоциями!

Предупреждение

JUser: :_load: Не удалось загрузить пользователя с ID: 179

Ергаки: Спящий Саян, Висячий камень и другие чудеса Красноярского края

Ергаки известны огромными каменными фигурами, напоминающих силуэты людей, сказочных животных, строений. Главная изюминка – Спящий Саян. Это гряда в виде силуэта человека, лежащего на спине, загадочное и величественное зрелище. Отчетливо видно лицо, прямые волосы, сложенные на груди руки. Но самое необыкновенное – это то, что силуэт человека видно с разных сторон, и это говорит о необычном происхождении этого поистине чуда природы Спящий Саян.

Еще до своей первой поездки я много читала про Ергаки, и знакомые, уже побывавшие там, рассказывали интересные истории про этих причудливые скалы. Мне не верилось, что камни могут быть похожи на очертания людей и животных. Но как только появляется Спящий Саян (а издалека его можно увидеть уже с трассы М-54, с так называемого места – «Полка»), уже чувствуешь величественность и загадочность этого места. Как будто здесь и правда в давние-давние времена происходили чудеса, был богатырь-великан, которого боги усыпили и превратили в камень, были исполинские животные, теперь застывшие в камне.

Есть большое количество мифов и легенд про Ергаки и про то, как появился Спящий Саян. Самая известная из них говорит, что Спящий Саян – добрый и мудрый богатырь, охраняющий заветные места и сокровища, ведь Ергаки считаются местом, где боги сходили на землю и играли здесь своими каменными игрушками, которые охраняет этот застывший человек, «сибирский сфинкс».

Спящий Саян таит еще одну загадку – на его ногах находится гигантский камень весом в сотни тонн, который нависает над пропастью и держится буквально на нескольких сантиметрах. Это Висячий камень – еще одна достопримечательность, на которые так богат Красноярский край. Если посмотреть на Висячий Камень снизу, то покажется, что он сейчас сорвется и со страшным грохотом свалится вниз. Остается загадкой, как он держится, весь его вид: наклон и маленькая площадь соприкосновения со скалой явно показывают неустойчивость положения.

И когда поднимаешься к нему, то просто не веришь своим глазам: как он может лежать и не упасть. Говорят, даже приезжали группы людей и пытались, применив силу, поднять Висячий камень и наклонить его еще больше в пропасть. Но он настолько крепко держится, что свалить его в пропасть никому не удалось.

Если вы отправляетесь в Красноярский край и хотите посетить Ергаки, можно остановиться в палаточном лагере, который начинает работу в июне и действует до сентября. Туристов здесь уже ждут приготовленные палатки, спальники, баня, столовая. Это очень удобно, особенно для неподготовленных туристов, которые не готовы тащить на себе все снаряжение, еще и еды на неделю. А увидеть Ергаки и приобщиться к этому загадочному миру хочется.

Я отдыхала там со своим восьмилетним сыном. Нам помогли донести вещи – точнее, я со своими справилась сама, а Славе трудновато было нести рюкзак 5 км. Во все походы мы ходили налегке, с маленьким рюкзачком, где был легкий перекус и вода.

Так налегке мы и посетили Спящий Саян. Путь занимал почти целый день, мы подошли совсем близко, взгляд уже не охватывал всю фигуру исполина. Очень величественное зрелище, чувствуешь себя таким маленьким, а свои проблемы или заботы – такими мелкими по сравнению с этой величественностью. И я по себе заметила, что вернулась более спокойная и умиротворенная.

Вечером все возвращались на стоянку, дружно ужинали, играли в игры, была баня, песни у костра. Такой отдых очень сплачивает людей. Если у вас есть сыновья, особенно подростки, с которыми не всегда легко найти общий язык, обязательно запланируйте поездку в горы. Подрастающим мужчинам это добавит еще больше мужественности, а совместное путешествие сдружит вашу семью.

Еще одно удивительное творение – скала Братья или Парабола. Это две соединенные вершины, разные по размеру и высоте, но с правильным параболическим очертанием.

Ергаки богаты на достопримечательности, которые никого не оставляют равнодушными: величественные пики – Звездный, Птица, Зуб Дракона; сложные перевалы – Художников, Близнецы, Туманный; красивые озёра – Светлое, Горных Духов, Радужное, Мраморное; звенящие водопады – Мраморный, Богатырь, Грация.

Люди, которые приезжают в Ергаки, долго хранят в памяти красоту этих мест и всегда мечтают вернуться сюда еще. Даже сложности маршрута, дожди и холод забываются, в памяти остаются только необычайные и притягательные Ергаки.

Добраться в Ергаки можно из Красноярска или Абакана, в Красноярский край вы можете прилететь на самолете или доехать на поезде. Через Ергаки проходит федеральная трасса М54 (Красноярский край – Хакасия – Тува).

Ергаки – это небольшая территория, основные места можно обойти за 7-10 дней. Но эти дни будут настолько наполнены общением с завораживающе красивой природой, насыщенными впечатлениями, что лучшего отдыха придумать просто невозможно.

Можно разместиться на комфортабельной базе отдыха «Ергаки» и совершать однодневные походы. Но в этом случае, вы не увидите главные красоты. Можно остановиться в палаточном городке и вылазки на трудные перевалы и вершины совершать налегке.

Увидеть самые замечательные, но удаленные достопримечательности, которыми славится Красноярский край, можно только взяв палатку, спальник, запас продуктов и отправившись в горы. Там можно встретить диких животных: лося, марала, кабаргу, бурундучков и медведей. Начало лета – пора цветов: яркие жарки, синие водосборы притягивают взгляд и так и просят запечатлеть на фотоаппарат.

Лучшее время для поездки в Ергаки – это начало августа: в июне еще холодно, в июле могут быть затяжные дожди. Но горы – это горы и погода всегда может быть очень переменчива, теплая куртка, шапка, непромокаемая обувь и дождевик не будут лишними.

Зимой Ергаки славятся своими горнолыжными базами – расчищаемые склоны с подъемниками и большие возможности для фрирайда. Обильные снегопады, ранняя зима и позднее лето дают возможность кататься с сентября по май.

Ергаки поистине замечательное, неповторимое место! Путешествие в Красноярский край запомнится вам на всю жизнь! В Сибири множество интересных уголков природы. Очень похожи на Ергаки Столбы, это заповедник недалеко от Красноярска, где находятся скалы необычной формы. О нем я обязательно расскажу в следующей статье, потому что если вы соберетесь посетить Ергаки, то проездом можете навестить и Столбы.

Поближе познакомиться с маршрутами путешествий, которые предлагает вам Красноярский край, можете на сайте «Cчастливого пути!» www.travellling.ru

Приглашаем к обсуждению любителей активного туризма.

Знали ли Вы о таком замечательном уголке России?

Что еще вам важно узнать, когда Вы читаете о новых для себя местах и маршрутах?

Спящий Саян и Висячий Камень

Спящий Саян – уникальное творение природы, цепь скал, которая очень напоминает спящего человека.

Висячий камень

Тур в Ергаки

Разгадка этого феномена не так уж и сложна: почему же не падают висячие камни?

Наша планета прекрасна и загадочна, и на ней найдется немало природных объектов, которые могут удивить. Одним из таких феноменов являются висячие камни, находящиеся в разных странах мира.

Висячий камень в природном парке «Ергаки»

Это, пожалуй, самый знаменитый подобный объект в России. Каменная глыба весом около 600 тонн лежит на краю пропасти и привлекает в парк множество туристов. Она изображена практически на любой сувенирной продукции, связанной с парком «Ергаки». Но вот почему не падает этот кусок скалы, который соприкасается с поверхностью лишь небольшой плоскостью, остается загадкой. На его положение не влияют ни эрозионные процессы, ни землетрясения, которые в этом регионе не редкость.

Золотой Камень Будды в штате Мон, Мьянма

Гора Чайттийо, на которой расположен этот валун, является местом паломничества тысяч верующих буддистов. Камень Будды, висящий на самом краю обрыва, покрыт сусальным золотом. Он известен уже около 2500 лет, а легенда гласит, что он держится благодаря волосу Будды, замурованному в скале. Камень Будды могут раскачать два человека, то есть это не просто висящий камень, а еще и качающийся камень.

Скала на утесе в графстве Дигби, Канада

Высота этого удивительного камня около 9 метров, при этом он довольно узкий, меньше 2 метров в диаметре. Расположен он на побережье Атлантического океана на полуострове Новая Шотландия в Канаде. Ни штормовые ветры, ни волны, ни другие силы природы не могут нарушить покой этого загадочного куска скалы.

Масляный шар Кришны в Махабалипураме, Индия

Индусы называют этот камень «Масляный шар Кришны». Согласно легенде, это не что иное, как кусок сливочного масла, который создал бог Кришна и оставил на склоне холма. Этот загадочный камень не качается, и его не смогли сдвинуть с места 9 слонов, несмотря на то, что он соприкасается с поверхностью очень малой площадью, да и сама точка опоры расположена на склоне. Устойчивость этого камня не вызывает никакого сомнения у местных жителей, и они часто спасаются от палящего солнца под его тенью.

Скала-идол в Бримхэм Рокс, Англия

Стоящий на тонкой ножке валун производит впечатление какого-то сказочного объекта. Кажется, что он упадет, как только подует ветер или на него сядет птица. Но этот шедевр природы, образовавшийся под воздействием ветра и воды, вполне устойчив и даже не шатается.

Балансирующая скала в парке «Сад Богов», США

Еще один удивительный камень, который находится на территории штат Колорадо. Посмотреть на часть скалы, находящуюся в равновесии со своим постаментом, приезжает множество туристов.

Но все эти висячие камни перестанут казаться чем-то фантастическим, если взглянуть вот на эти фотографии.

Это рукотворные объекты, автором которых является индеец Билл Дан, живущий в Сан-Франциско. Он в совершенстве владеет искусством балансирования и строит свои потрясающие каменные скульптуры на радость туристам, фотографам и художникам. Необычное хобби этого индейца во многом объясняет, почему не падают загадочные висячие камни по всему миру. Они просто находятся в том сбалансированном положении, когда их покою ничего не угрожает. И в этом нет ничего сверхъестественного.

uctopuockon_pyc

ИСТОРИОСКОП

В центральной части горного массива Западный Саян, что в Восточной Сибири, расположен хребет Ергаки. Протяженность хребта с запада на восток — около 80 км, при максимальной ширине около 70 км. По одной из версий название этих скал происходит от тувинского слова «эргек» — палец. Есть и мифологическое объяснение этого названия: Ергаки — не что иное, как руки Земли, на которых удерживается все мироздание. Действительно, вершина самой высокой точки хребта, главного «пальца» — пика Звездный, всегда окутана облаками, как будто упирается в небо и поддерживает его. Некоторые исследователи утверждают, что это удаленное место хранит множество тайн о древней цивилизации инопланетного происхождения.

Главная загадка и центр мифологического притяжения этих уникальных гор — скальный хребет Спящий Саян. Если смотреть на него со стороны Усинского тракта, то отчетливо видна фигура спящего великана, который лежит на спине, скрестив руки на груди. Можно различить даже ниспадающие вниз волосы. Поверить, что столь узнаваемый силуэт появился случайно, почти невозможно. Поэтому местные жители веками считали это место священным, а появление здесь загадочного каменного великана объясняют десятки легенд.

Одну из легенд пересказывает филолог, собиратель фольклора Елена Шалинская:

Рассказывает один из исследователей хребта Ергаки Семен Мищик:

Еще одно овеянное легендами место — это Висячий камень, монолитная глыба весом свыше 100 тонн. Она непонятным образом удерживается на склоне горы, расположенной в ногах у Спящего Саяна, хотя площадь соприкосновения с поверхностью крохотная, а большая часть монолита свисает над пропастью.

Есть легенда: когда Висячий камень упадет в озеро Радужное, над которым он нависает, то водяные брызги попадут на Спящего Саяна, разбудят богатыря, он поднимется и… А вот что будет дальше, никто не знает, ни одной легенды об этом нет, — говорит Елена Шалинская. — Поэтому регулярно находятся желающие узнать, что же тогда случиться. По местной байке, однажды группа из 30 туристов специально пришла к Висячему камню, чтобы скинуть его в пропасть. Все вместе они начали поднимать один из краев в расчете, что тогда равновесие нарушится и огромная глыба съедет вниз. Но вот незадача: чем сильнее они толкали, тем дальше камень отодвигался от края и едва не придавил людей, пожелавших нарушить его многовековой покой.

Из-за того, что Висячий камень со всех сторон обдувается ветрами, которые в горах очень сильны, то, если прикоснуться к его поверхности, можно почувствовать сильную вибрацию. Это привело к появлению легенды, что монолитная глыба — не что иное, как сердце Спящего Саяна, которое боги вынули у него из груди. А если учитывать, что до середины прошлого века Висячий камень все время покачивался, как маятник в часах, то сходство с биением сердца становится еще более убедительным. Поэтому по легенде, если найдется человек, который сумеет поднять Висячий камень, то он тут же займет место спящего богатыря Саяна, а тот наконец-то обретет покой и будет освобожден от своей вечной службы.

Слишком многие хотели попробовать скинуть Висячий камень вниз. Даже специально поднимали в горы лебедки, чтобы это сделать, но ничего не вышло. А вот камень качаться перестал — пазы вокруг него в местах сцепления со скалой заполнились каменной крошкой.

В этих местах есть таинственный водоем — Озеро Горных духов, расположенный выше всех других озер хребта Ергаки. По многочисленным свидетельствам туристов, по ночам вода в нем начинает светиться. Местные жители всегда считали воду из этого озера священной. Они были убеждены, что достаточно окунуться в его прозрачные воды, как сразу пройдут любые неизлечимые недуги. А если всего одну чащу святой воды влить в погибающий колодец или пруд, то они полностью очистятся и снова станут полноводными.

Озеро Горных духов

С самым высоким пиком Звездный хребта Ергаки связана еще одна легенда, имеющая уже вполне современное происхождение. Дело в том, что в непосредственной близости от него расположена скала Братья, или, как ее окрестили современные туристы — «Парабола». Две огромные вершины, каждая высотой с 20-этажный дом, выглядят так, как будто сложены из сиенитовых блоков. А перемычка между ними образует почти идеальную параболу. Нигде в мире нет больше аналогичного природного феномена настолько внушительных размеров.

Но самое интересное в том, что в дни весеннего и осеннего равноденствия последний луч солнца проходит через разлом в горе Тайгишь, стоящей напротив пика Звездный и скалы Братья. Он пересекает каменную параболу точно посредине, а затем, перед тем как исчезнуть, освещает саму вершину пика Звездный. Поэтому и было сделано предположение, что этот комплекс скал — не что иное, как древняя мегалитическая астрономическая лаборатория, имеющая искусственное происхождение. Геологи утверждают, что поверхность этого двурогого скального образования блестит как отполированная, потому что углубление в скале Парабола сделано искусственно, можно различить следы обработки камня.

Существует еще одно поверье, что именно в этих местах жили некогда легендарные лемурийцы, от которых произошли все народы мира. Цивилизация лемурийцев и была тем легендарным утраченным Эдемом, воспоминания о котором сохранились во многих мифах и легендах разных народов мира.

Другие говорят, что Ергаки — это легендарная Шамбала, которую совершенно напрасно пытаются отыскать в Тибете. И рассказывают легенду о тайной экспедиции высокопоставленных тибетских лам, которые в начале прошлого века пришли в эти места, чтобы поклониться святыне.

Согласно тувинским поверьям, заходить на территорию Ергаков обычным людям нельзя. Это место предназначено исключительно для богов и шаманов. Все остальные должны поклоняться священным горам издали. по материалам

►

Уральский следопыт | Уральский следопыт

Горовосходитель – пленённый ангелами путник,
идущий опасными тропами и
никогда не принадлежащий самому себе.
М. Хергиани «Тигр скал».

Мелкие лезвия острых льдинок секут кожу, проскальзывая за плотный ворот пуховика. Каждый вдох – как глоток холодного пламени. Каждый шаг – как прыжок в бездну. Ветер прижимает к ледовой скале, норовя столкнуть, опрокинуть, закрутить в вихре холодного снега.
Прислоняюсь к замёрзшему чёрному камню, руки не слушаются, пальцы немеют, а предательский карабин-жумар не держит на обледенелой верёвке. Скользит, звякая. Отказывает, зараза. Кошками вгрызаюсь в лёд и даю себе пять секунд отдыха. Там внизу, на моей страховке, так же сопя и пиная лёд, цепляется за скалу Серёга. Не вижу его сквозь пелену снега, но ощущаю, как колеблется верёвка под тяжестью. Всё нормально, лезет за мной.
Гора стонет под ветром, звенят наши ледорубы, карабины колокольцами поют на поясах. Если ад есть, то он здесь, на высоте шести тысяч метров. Рай, кстати, по этому же адресу. Главное: погодой не ошибиться.
Перецепляю жумар: держит. Лезу дальше, рука-нога-рука… Кошки крошат лёд, не сбросить бы кусок на Серёгу. Иду осторожно, немеющими пальцами перецепляя карабин. Где-то здесь провешены перила, да толку от них – обледенели все. Жумар опять проскальзывает по верёвке. Она леденеет быстрее, чем успеваю её закрепить. Останавливаюсь, изо рта вылетает облако пара и замерзает льдинками на веревке. Все ясно.
Меняю тактику и лезу дальше, выше задвигая зажим. Ветер стал боковым, сметая меня со скалы. Вгрызаюсь в лёд, всеми конечностями, прижимаюсь к Горе крепче, чем к любимой. «Держи меня, родная, держи!» – слышит Гора, ветер снова меняет направление, завывая за спиной. Засовываю руку в перчатке за отворот пуховика. Там – тепло, отогреть чуть-чуть и снова вперёд.
Время растянулось белыми нитями, растворилось в вое метели, рассыпалось звоном на морозе. Не знаю, сколько лезем. Час, два или вечность? Хочется плюнуть на всё и скатиться вниз к базовому лагерю, к теплу и уюту. Но нельзя… в морозной пурге замерзает группа альпинистов, и мы лезем дальше в непогоду, потому что мы – спасатели. До их лагеря ещё сто метров. Всего сто метров по вертикали. А мы за последний час прошли десять. И если так будет мести, оставшиеся девяносто будем идти ещё очень долго.
И пока руки и ноги делают своё дело, мысли уносятся вспять по стреле времени.

***
Всего десять дней назад…
Я встречал первую партию альпинистов и вместе с ними начальника нашего спасотряда – моего давнего друга Серёгу – для доставки в базовый лагерь. После установки лагеря и беготни с заброской снаряжения по высотам, чувствовал себя вымотанным, и в душе решил никогда больше (в который раз!) не участвовать в основании международного альплагеря. Прибыл для встречи как был, без марафета. Все свои, поймут.
Душанбе плавился от жары, далёкие горы тонули в синем мареве, а мы ждали вертолёт. Бензовоз куда-то запропастился, и нам ничего не оставалось, как прятаться в скудную тень полузасохшего тополя. Лето выдалось на редкость жарким, засушливым и серым от пыли.
Рюкзаки, брошенные в кучу, ярким пятном горели на бетоне взлётки. Серёга, допивая очередной литр воды, мрачно заявил:
– Сейчас вся наша тушёнка взорвётся. Представь, какой бабах будет?
Чёрт! А ведь, да. Не ответив, я пошёл к рюкзакам, вытащил из кучи ярко-красный, потряс… слышу: банки брякают. Парни под тополем дружно заржали, выкрикивая, что тушёнке именно сотрясения не хватало. Принёс рюкзак в тень, строго заметив:
– Особо умным тушёнка отменяется. Будете на одной овсянке жить.
Угроза вызвала новый приступ веселья, а начспаса уже погрузил руки в рюкзак, перебирая наощупь запасы провизии.
– Норма, – буркнул он, – говорят, в базовом лагере неплохо кормят, но своё – всяко надёжнее. Да я ещё слышал, на Москвина бывают проблема с питанием.
– Ну… смотря, что считать проблемой. Меню у них не ахти, и даже мне за месяц приелось…
– Ага… если даже тебе надоело…
Ребята снова заржали. Ну да, шутники. Ещё долго не забудут, как я вместо сахара привёз на Иныльчек два мешка ячки. Её никто не захотел есть, пришлось самому… под добрую улыбку поварихи тёти Любы и её грудное контральто: «Ешь, соколик, ешь, сильнее станешь».
Пока альпинисты смеялись, начспаса задвинул рюкзак в тень и снова мрачно припал к бутылке с водой. Жара усиливалась по мере того, как солнце вытесняло нас из укорачивающейся тени тополя.
Мне Серегино настроение не нравилось, а объяснений от друга не дождёшься, пришлось спросить:
– Случилось у тебя что?
– Ольга ушла.
– Чёрт. Когда?
– Ещё осенью. Как только я с Нарына вернулся…
– То есть сразу после того наводнения?
– Ага. Пришёл домой, а она мне вместо приветствия: «Только о себе думаешь, эгоист чёртов, а мы тут места себе не находили, извелись все! Ты бы о сыне подумал!»
Молча смотрю на Серёгу. В тот раз он вытащил из ледяной воды больше двадцати человек. Извлекал из перевернувшегося бусика, на руках нес до берега. Потом президент ему лично награду вручал. Я по телеку видел, радовался за друга. Звонил, поздравлял. А он ни слова о том, что жена ушла.
– Ну, ты это, держись, старик. Ольга просто сломалась, бывает. Постоянно тряслась за тебя и вот…
– Ничего она не тряслась! Сказала: «Бросай свою дурацкую работу». Понимаешь, да?
– Дурацкую?
– Да, наша с тобой работа в спасотрядах – дурацкая! Никому не нужная, а вот её тупое сидение за компом – гораздо важнее.
Серёга завёлся, я понял: ему надо выговориться, слишком долго молчал, и вот прорвало. Слушал друга и невольно думал, как же так получается? Живут душа в душу, потом одна срывается, а второй ей не уступает… И всё, разбежались. Ведь Ольга знала: нет для Сереги ничего важнее славы крутого спасателя. И не примет он никаких ультиматумов, его работа – его жизнь, а семья – лишь место, где он отдыхает.
Тем временем Серёгин гнев на убыль пошёл. Слова тише стали, голос понизил и устало сказал:
– Вот такие дела, брат. Я целую неделю пил… потом подумал, а какого рожна из-за неё будут себя губить? Собрался и поехал на базу в Каракол подальше от Ольги, там наша дурацкая работа всю зиму была нужна. А сейчас специально к вам попросился.
– Вот это правильно! Эх! Вспомним и наш Памирский поход, и…
– …и свободу. Ведь мы с тобой тогда ещё студентами были!
Засмеялись, Серега потрепал меня по плечу и хитро подмигнул:
– А заодно посмотрю, как вы так успешно работаете, который сезон самых тяжёлых живыми вытаскиваете. Секретики ваши повыведаю, да-да! Так и знай.
– Ну…тут нет секретов. У нас доктор – легенда.
– Слышал-слышал. Про вашего Дока по всем горам звон идёт. Говорят, рецепты какие-то тайные знает. Людей с пневмонией прямо на высоте лечит…
– Именно!
– Вот и посмотрим, поработаем, может, пару рецептов стащу у него.
– А может, и познакомишься с кем-нибудь, – я похлопал друга по спине и улыбнулся.
– Это бы здорово! – Серёга снова подмигнул. – И вообще, – он повернулся и крикнул ребятам: – Давайте, расскажите мне уже что-нибудь смешное из местного!
– А ты про чудика-отшельника слышал? – тут же отозвался кто-то.
Серёга отрицательно качнул головой, и со всех сторон посыпалось:
– Говорят, чудик за горой живёт. Пришёл сам через перевалы. Один! И при этом даже не альпинист.
– Ага, слышал, он поселился в старом лагере, который ещё при Советах был. Медитирует там! Ребята, что зимой ходили, говорили, по ночам пение из хижины идёт и све-е-ет!
– А ещё этот чудак раз ребятам на горе помог, снял «тяжелого».
– И рассказывал, что видел йети, общался с духами, а если пройти траверс пика Сомони и выйти на пик Россия, то откроется дорога в Шамбалу. Вот!
– Карты не попутал ваш чудик? – Серёга неожиданно рассмеялся. – Где Шамбала и где Памир? И если уж траверс на пик Россия с видом на пик Москву, то Китеж-Град откроется, а не Шамбала. А Шамбала через пик Джавахарлала Неру…
– Так это на Иныльчеке! – с хохотом выкрикнул кто-то из ребят.

– Ага, с восхождением на пик Снежного Человека через перевал Трёх Буддистов, – не улыбнувшись, добавил начспаса несуществующие горы. Затем кинул взгляд на меня. – А ты что скажешь? Видел чудика?
– Нет. На старую стоянку не ходили. Будет повод прогуляться туда.
Припылил бензовоз. Альпинисты зашевелились, с энтузиазмом разбирая рюкзаки и прикидывая, не затолкали ли далеко теплые куртки, ведь на леднике холодно. И тут подлетел «фирменный» бус, из которого высыпали трое девчат. Парни сразу напряглись, вытянули шеи, настороженно смотря, уж не в наш ли вертолёт этот цветник? За командой девчат вышел их руководитель – похожий на старого седого ястреба мужик. Я, невольно улыбнувшись, пошёл ему на встречу:
– Саша, сколько лет!
– Паша!!
Обнялись. Саша Старых учил меня когда-то вязать узлы на верёвке и делать первый шаг по вертикали. А теперь вот, новых птенцов привёз. Я улыбнулся девушкам, и…
– Павлик?
– Юлька?!
Любовь моя школьная несостоявшаяся… что ж ты тут делаешь? Три года – на одной парте, и портфель до дома таскал, и на деньги, у отца выпрошенные, «колу» покупал. Вот так встреча! В груди тихо ёкнуло давно забытым, щемящим чувством, а губы предательски расползлись в счастливой улыбке.
Она недоверчиво осмотрела, зацепилась взглядом за небритую щетину, серую футболку и мои убитые в хлам горные кроссовки. Перевела взгляд на свеженького, хорошо экипированного Серёгу, который тоже подошёл с Сашей поздороваться. Заметила любопытные физиономии альпинистов и удивленно спросила:
– Ты что, альпинистом стал?
– Ну… да. Смотрю, ты тоже горами увлеклась. Где уже была?
Серёга с интересом слушал наш разговор, не сводя глаз с вдруг разрумянившейся Юльки.
– Пока выше четырёх – нигде. Рацика же не считается. – Милая ямочка на одной щеке при улыбке, такая знакомая. Надо же, будто вчера всё было. А я ведь думал, что забыл, выкинул вместе с несбывшимися мечтами о тихом счастье и доме с детишками… Но нет, каждый жест угадываю наперёд. Вот склонила голову набок, смотрит чуть искоса, как в детстве, и добавляет: – Хочу здесь подняться на шесть, ну а дальше, как получится. А ты?
Не люблю вот так с ходу рассказывать, не знаю почему. И, пожав плечами, ляпнул:
– Да я просто так, тусуюсь в базовом лагере с ребятами. Идём, вертолёт уже ждёт.
– Просто так тусуешься? Странно… – И взгляд полный недоумения, который долго ещё буду помнить.

***
Порыв ветра прижимает к скале, выдёргивая из воспоминаний. Метель воет как шаман северный, с музыкальным сопровождением и хоровыми подголосками. Жутко. И хоть пуховик не пропускает холод, суеверный ужас заползает за шиворот: слышатся мне странные хоралы в вое ветра.
Жду Серёгу на полке, зацепившись самостраховкой за «станцию». Отсюда провешены хорошие перила, пойдём быстрее, не тратя время на установку креплений-шлямбуров. Хорошо знаю эту полку, она как раз на середине склона, и нам ещё пятьдесят метров вверх, а там по длинному ребру чуть вниз к пещерке с альпинистами. Не будь этого треклятого шквального ветра, мы бы уже давно поднялись. Не хочу думать, как в такой погоде пойдём по гребню, и сколько там снега… По пояс или только по колено. Проверяю верёвку, Серёга на месте, сигналит, что живой. Перецепляю жумар и снова вверх по склону, а память – вниз к базовому лагерю.

***
Ночью в базовом лагере прошёл снег. Утром ребята высыпали играть в снежки, закидывая заспанных девчат мягкими пушистыми комками. После душного и жаркого Душанбе с трудом верилось в снежную сказку и реальность происходящего. Словно мир перевернулся, подарив людям Рождество в июле. Могучие каменные исполины сурово смотрели вниз, сдвигая седые брови туч на переносицах хребтов. А на поляне среди желтизны палаток творилось карнавальное разноцветье альпинистских курток, веселье и пестрота лиц.
Юля заглянула в нашу с Серёгой палатку-полубочку:
– Тук-тук! Паша, что ж ты вчера не сказал? Я только сегодня от ребят узнала! Ты серьёзно на все пять семитысячников бывшего Союза поднялся?
– Нет, Юль, я не серьёзно поднимался, а с песнями, танцами и прибаутками.
– Да ну тебя! – Она нахмурилась, сложив брови «домиком». – И такому оболтусу дали звание снежного барса! А ведёшь себя, как в школе!
– Да ладно, Юль, я ж пошутил. Конечно, серьёзно поднимался, – вытягиваю лицо и делаю серьёзный вид.
Серёга засмеялся, Юля прыснула:
– Шут! – затем посмотрела с любопытством на нашего начспаса. – А вы? Мне сказали, вы тоже барс.
Серёга широко улыбнулся:
– Не просто барс, а зимний. Вот так, барышня.
В её карих глазах вспыхнуло восхищение:
– Зимой поднимались? Вот это да… Расскажете?
– Конечно. А вы уже завтракали?
Лицо Серёги вдруг стало мягким и слегка растерянным. Заметив это и улыбнувшись, я быстро выбрался из палатки на звенящий чистый воздух. И рад вроде за друга, видно ведь, что девушка ему понравилась. И в то же время щемит сердце старым чувством, не отпускает. Потерял Юльку по глупости, не был серьезен, всё шутил не к месту… И продолжаю то же делать! Увидел Юльку, и крышу снесло. Дурацкое желание рассмешить, чтоб вызвать искры в глазах. Вот какого чёрта такую чушь спорол про «серьёзно поднимался»? Но ведь она рассмеялась.
И от этого хорошо так на душе стало, светло. Захлестнуло ощущение счастья, которым хочется поделиться со всеми, дать каждому, подарить всему миру или просто видеть, как оно цветёт в Юлькиных глазах.
Пусть лучше Серёга без моих прибауток расскажет о дымящих снегом вершинах; замёрзших речках и остекленевших водопадах; санках, которые зачастую тащили на себе, вместо того, чтобы катиться в них… И о том, что лишь зимой видно с Победы пустыню Такла-Макан, желтеющую на горизонте. Только пусть не рассказывает, как его, полузамёрзшего, из трещины я еле выволок, зачем настроение девушке портить?
А через два дня в целях акклиматизации мы бодро вели сборную группу альпинистов к истокам ледника Фортамбек на старую стоянку.
Никакой надобности в присутствии сразу двух спасателей в этом походе не было. То, что Серёгу и Юльку потянуло друг к другу, заметили уже все и лишь улыбались. А я просто хотел видеть её словно в последний раз перед большой разлукой. Не сказал Юльке, что не женат. Ведь пришлось бы объясняться: не могу её забыть, все ещё люблю и все такое… Зачем? Вон как она смотрит на Серёгу! Он – герой, и не только в её глазах.
Но, чёрт возьми! Так хотелось, чтоб она заметила: «барсов» вообще-то в отряде – двое.
Ледник зиял трещинами, осыпался щебнистой крошкой и вздымался перед нами айсбергами древнего льда, который ещё мамонтов помнил. Саша Старых отлично вёл группу. Юльке несказанно повезло, что он был их руководителем. С таким руководителем можно, не дрогнув, с нуля на Эверест идти. И вот мы из-за зубцов нерастаявшего льда вышли к старой стоянке.
Хижина – на месте, в стороне сложены зачем-то рельсы. Кто их сюда на четыре тысячи метров доставил и зачем – тайна великая. В базовом лагере ребята уже легенд девушкам понарассказывали про чудика, что тут живёт. Про то, что собаки тут лают просто на воздух, по ночам вытьё слышно и пение из хижины. Все эти байки начались с зимнего восхождения на пик Сомони российских альпинистов. Что им привиделось под завывание ветра – неизвестно, но истории получились занятные.
Не доходя до хижины, скинули рюкзаки. Наконец-то немного зелени и отсутствие льда, можно постоять, полюбоваться каменной стеной, почти отвесно поднимающейся над поляной и ниспадающим с неё ледником Трамплинным. Вдалеке, за ледником, величественно сверкала шапка пика Исмаила Сомони. Спокойствие разлито в воздухе, чуть слышно дул ветер, слегка шелестя в ушах. И вдруг отдалённый грохот – лавина сошла где-то на Трамплинном.
Саша Старых посмотрел на хижину:
– Паш, сходил бы посмотрел, можно там переночевать?
Пока шёл к хижине, думал: не похожа она на обитаемую. Что-то напутали с отшельником в горах. Подошёл ближе, ну так и есть! Дверная ручка прикручена к ушку на косяке стальным тросом. Такой аккуратно свитой петлёй, что я невольно задумался о недюжинной силе рук это сделавших. Кусачек у меня с собой не было, и, заметив, что окно давно выбито, я решил влезть в хижину через него.
Пролез. Внутри – чисто и прибрано. Газовый баллон, двухкомфорная плитка, сверкающая алюминиевая чашка на старом столе, какие-то вещи, аккуратно сложенные в углу… Скамья, стул… Огромный баннер «Ред Фокс» прикреплён на стенке. Странно. Значит, тут живёт кто-то?
Выбрался наружу, наши ждут меня, встав полукольцом. Доложил:
– Она точно обитаемая. Хозяин через окно ходит, гостей, видно, не ждал.
– Ну тогда лагерь разбиваем, – чуть заметно улыбнулся Саша. – Может быть, придёт ваш отшельник, поговорим с ним о пути в Шамбалу. Где он её тут видел?
При слове «Шамбала» я вдруг ощутил холодок, пробежавший по спине. Оглянулся, и показалось, будто Трамплинный и есть ворота эти… белые, сверкающие, зовущие в неизвестность.
Отшельник не появился. И мы, пошутив немало по этому поводу, разбрелись по палаткам спать. Посреди ночи меня разбудил странный звук. Пение? Что-то протяжное и тоскливое висело в воздухе. Вылез из спальника, прислушался. Воет. Ветер? Но стены палатки даже не трепетали. Выходить вдруг резко не захотелось. Проснулся Серёга. Молча сидели и слушали странное пение, наконец, решили выйти наружу.
В воздухе – небольшая горная тяга, свежесть. Хорошо. И никакого воя. Повернулся в сторону хижины и вздрогнул – в окнах свет. Переглянулись с Серёгой и бегом туда. Заглядываем бесцеремонно в окно: никого. Старая керосиновая лампа стоит на столике и ярко светит. Я аж перекрестился, но видение не исчезло. Серёга отпрянул от окна, тихо прошептал:
– Вышел, наверное, куда-то. Давай подождём.
Сели под стеной, рассматривая призрачный белый пейзаж вокруг. Холодновато сидеть, не двигаясь. Встали, потопали ногами. Снова оглянулись на окно и остолбенели. Рамы застеклены! Серёга потянул меня за рукав:
– Идём отсюда.
А я отмахнулся и пошёл к двери – так и есть! Никакого троса на ручке, и дверь слегка приоткрыта. Постучался. Тишина. Рванул дверь на себя, широко распахивая. В хижине темно, ничего не видно, и вдруг голос:
– Заходи, негоже стоять на пороге и холод в дом пускать.
– Извините, – зашёл внутрь, захлопнул за собой дверь.
В темноте – чирканье спичек, искра, и вот старая керосиновая лампа вновь загорелась мягким жёлтым светом.
Отшельник – неопределённого возраста бородатый человек в заношенной куртке и потёртых джинсах – любезно кивнул мне, указывая на колченогий стул. В хижине тепло, хотя печка не топилась, пахло чаем с душицей. Я уселся на стул и для начала решил улыбнуться:
– Доброй ночи. А ведь я, честно, не верил в байки про вас.
– Знаю, Павел, знаю. Чаю будешь?
– Откуда знаете моё имя?
Отшельник улыбнулся, по-доброму так, но с ответом не торопился. Поэтому, расстегнув ставшую уже жаркой куртку, я осторожно спросил:
– Ну а вас как звать?
– Бхикшу.
Я кивнул, собираясь спросить, давно ли он тут поселился, как Бхикшу опередил меня:
– Ты сегодня видел что-то?
– Не совсем понял вопрос. Вы о чём, собственно?
Он помрачнел:
– Тогда ты рано сюда пришёл. Или я ошибся. Уходи.
– Погодите, – мне показалось, что знаю, о чём он спросил, – я видел.
Испытующий взгляд друг на друга, реальность качнулась, и мне открылся светлый город, отражающийся в зрачках Бхикшу.
Когда наваждение рассеялось, то оказалось, что мы сидим с Серёгой под стеной хижины. Серёга спал. Я толкнул его в бок и поднялся на ноги. В хижине не было никакого света, окно по-прежнему выбито, а дверь закручена стальным тросом.
– Паш, да мы никак уснули? – Серёга подошёл со мной к двери, потоптался. – Идём назад, холодно тут.
Наутро я, конечно, рассказал всем, что было. Девчата от души веселились, а Серёга утверждал, что мне всё приснилось. Юлька, грея руки о кружку с чаем, смотрела со смешинками в глазах:
– Как тебе всё это в голову пришло? Как, говоришь, хозяина зовут?
– Бхикшу.
Все снова рассмеялись. Лишь Саша Старых тихо сказал:
– Это не имя. По-моему, так называют тибетских монахов какой-то там стадии посвящения.
– Поправочка, – вырвалось у меня, – это памирский монах, а не тибетский!
В награду я получил тумак от поперхнувшегося чаем Серёги.
Возвращались в базовый лагерь весёлые и довольные походом. Погода всё время баловала нас, смартфоны девчат ломились от синеющих панорам ледника и улыбок на фоне белых гор. За четыре дня похода Серёга и Юлька прочно прикипели друг к другу. Стоило одному открыть рот, как вторая продолжала его мысль. Синхронно смеялись и многозначительно понимающе молчали, сидя на камне, прижавшись спинами друг к другу. И теперь я видел то самое счастье в Юлькиных глазах, которое всегда желал ей. Непривычная грустная радость поселилась во мне, наполняя дни созерцанием горных вершин и воспоминаниями школьных лет.
Уже на подходе к базе нас вызвал комендант лагеря. Оказалось, двое коммерческих альпинистов без подготовки решили идти на гору. Одному стало плохо, второй – молодец – решил его спускать, но сами не справляются. Спасатели Док и Леха вышли на помощь.
Серёга призадумался, потом с сожалением ответил:
– Мы не успеем. Далеко ещё. Пошлите кого-нибудь…
– Там некому, все ж без акклиматизации. – Я забрал у начспаса рацию. – База, это Павел. Скажите ребятам, скоро буду.
– Принято, Паш. Ждём. Конец связи.
Я скинул рюкзак, вручил Серёге, а сам короткой тропой рванул к ребятам, минуя лагерь. Для того-то мы заранее и прибыли, чтоб быть акклиматизированными на случай таких казусов.
Догнать Леху и Дока не получилось, но я встретил их, когда они тащили безвольное тело вниз. Второй альпинист угрюмо брёл позади, нагруженный двумя рюкзаками. То и дело спотыкался, останавливался, шатаясь, и героически шёл дальше. Кажется, я – вовремя. Забрал у него рюкзаки и потопали вниз. Никогда не переведутся на свете самонадеянные люди, рискнувшие пошутить с горами.
Интересно, что на этот раз загадали Леха и Док? За каждого «тяжёлого» они давали какой-нибудь обет. Док, когда пришёл к нам зелёным выпускником медакадемии, курил по пачке в день и чуть не получил кличку «Паровоз». В первой же спасоперации, придерживая за голову умирающего, покрытого инеем альпиниста, он поклялся: если тот выживет, Док бросит курить. Альпинист выжил, Док сдержал слово – не курит. Потом они с Лехой зареклись не пить. Опять же получилось. Никаких отмечаловок и по «пять капель». Только чай и кофе.
Что только не обещали в обмен на жизнь спасаемого! Три года не менять место работы, отказаться от восхождения на вершину, не материться…
Помню, однажды Док сказал:
– Я отдал за них всё. У меня ничего больше нет. И в следующий раз не знаю, что дать судьбе в обмен.
– Может, свечку в церкви? – неуверенно предложил Леха.
– Может…
С тех пор они приходили после сезона в первую же церквушку и ставили свечки пачками… Потом и я с ними, когда кончилась фантазия на обеты.
Серёга пока не знал о нашем командном обычае. То-то удивится!
Мы молча шли по склону, менялись. Тащили безвольную «тушку» вниз. Док время от времени проверял состояние больного, пару раз вколол поддерживающее, но это мало помогало. Наш альпинист был в полуобморочном состоянии со всеми признаками сердечной недостаточности. На очередном передыхе я увидел: нас кто-то догоняет сверху с горы. Там же никого нет, эти двое – первые! Связался по рации с базой, оттуда подтвердили: на горе никого кроме нас. Что за ерунда? Незнакомец ходко спускался, видно, что человек привычный, бывалый. И вот подошёл ближе… Я глазам не поверил – отшельник Бхикшу. Остановился, посмотрел на горемыку, которого мы спускали, и спокойно так:
– Нормально, жить будет. Давайте помогу.
– От помощи не откажемся. Спасибо.
Бхикшу улыбнулся, развёл руки в стороны, закинул голову к небу и тихо что-то зашептал. Я смотрел на него, ощущая, как усталость проходит, уступая место бодрости. С удивлением перевёл взгляд на себя, ожидая увидеть вливающуюся энергию, но нет – чудо невидимо. А отшельник тем временем подошёл к больному, коснулся рукой его лба, словно температуру проверил. И неживое лицо альпиниста тут же стремительно набрало здоровый розоватый оттенок. Веки дрогнули, он открыл глаза, зашевелился, сел на снегу, повертел головой и… вскочил на ноги:
– Ребят, спасибо, я сам до лагеря уже.
Док потянул его вниз:
– А ну не горячись. Погоди! – Осмотрел, пощупал пульс, задал пару вопросов и слегка опешив повернулся ко мне. – Слышь, он здоров как бык… Как это?
Мы оторопело смотрели друг на друга и на Бхикшу. Тот улыбнулся, потрепал Дока по плечу:
– Я же слышал, что вам платить больше нечем… – И исчез, будто не было его.
– Он что – Бог? – был первый вопрос Дока.
– Не знаю. – Я смотрел на то место, где секунду назад стоял отшельник, и понимал, что ничего не понимаю. – Ладно, ребята, идём вниз. И это… вертолёт отменить надо.
Три последующих дня весь лагерь переспрашивал у нас подробности этой истории. Юлька крутилась вокруг меня, заглядывала в глаза и слушала в который раз, как всё было. Потом выдала:
– Серёга сказал, что вы всегда всех спасаете. И ваш отряд самый надёжный. Представляешь? Так и сказал: «Я Паше, не думая, жизнь доверю!» – А это правда, что ты его из трещины вытащил? И ты, выходит, тоже зимний барс. Да?
Вопросы сыпались один за другим. Ей всё было интересно и всё надо было знать. Я не ожидал оказаться в центре внимания и по своей идиотской привычке отшучивался на половину вопросов. А глаза Юльки светились восторгом. Она восхищённо рассматривала меня, будто впервые увидела. Носилась между мной и Серёгой, и я уже не знал, кто из нас двоих ей нравится больше. Вот ведь женщины!
Пару раз наши с Серёгой взгляды скрещивались поверх Юлькиной головы, и я поспешно отворачивался, уходя от немого разговора.
Вечером в палатке, пакуясь в спальник, начспаса недовольно буркнул:
– Ты что творишь, а?
И вдруг я осознал, что мне очень трудно ответить. Прекрасно понял, к чему вопрос, но слова не шли, застряв где-то между совестью и эгоизмом. Видя, как оттаял от своего развода Серёга, и вспоминая поход по леднику, понимал: я должен засунуть свои школьные мечты куда подальше. В конце концов, что мы хотим для друзей и любимых? Счастья! И оно было с избытком у Серёги и Юльки. И я никогда не смогу сделать её такой же счастливой, как бы ни мечтал об обратном.
Серёга, не дождавшись ответа, что-то зло буркнул, выключил лампочку, послышалось вжиканье «молнии» спальника.
– Погоди. Ты не так понял. – Я решил, что надо сказать ради Юльки, себя и Серёги. – Мы с ней просто одноклассники. Понимаешь?
– Одноклассники, значит? – тут же откликнулся начспаса.
– Да. И прекращай дурака валять. Не со мной она на Фортамбеке слушала песню гор. С тобой.
Серёга шумно выдохнул, сел. И я скорее ощутил, чем услышал, как он открыл рот для резкого ответа, но… вместо слов палатку наполнила тишина, которая всегда звучала между нами на заснеженных склонах, над пропастями, над протянутой другом рукой…
За тонкими стенками палатки дышали горы. Чуть дрожала земля, ветер шептался с тентом, а мы молчали, врастая в такую привычную неспокойную тишину. Где-то далеко прогрохотал камнепад, раскатистым эхом отразившись от гор и нарушив наше молчание.
– Завтра у всех выходы на маршруты, – Серёга зевнул и буднично добавил: – Ты эти горы лучше знаешь, так что буду ориентироваться на тебя. Окей?
– Окей.
– Ну давай спать уже, а то завтра рано вставать.
Серёга упаковался в спальник, а я улыбнулся в темноту. Хорошо решать чужие проблемы, кто бы мои решил.
На следующий день первые команды двигались по горе к промежуточным лагерям и при каждой радиосвязи справлялись – как там отшельник, не появлялся? Не исцелил ли ещё кого-нибудь? Может, ещё какое чудо явил? Шутники.
Наши девчата тоже ушли вверх на свой шеститысячник, а с ними – к тихой ярости Сергея – два улыбчивых испанца. Погода радовала: в синем безоблачном небе сверкали манящие пики. С Корженевской и Сомони развевались снежные «флаги», словно горы дымили. Мы в лагере ставили булавки на карте, отмечая, где какая команда. От базы маршруты шли не только на пики Сомони и Корженевскую, но и на горы пониже, коих в изобилии вокруг лагеря.
Серёга хмурился:
– Смотри, сколько людей на горах. А нас всего четверо. Не дай Бог…
– А ты не каркай, – строго оборвал его Леха, – и так первый поднимавшийся оказался первым же пострадавшим. Нехорошо это.
– А что ещё хуже, нам просто так помог этот Бхикшу, мы даже зарок не давали, а он… – Док махнул рукой и уставился на карту.
Серёга молчал пару секунд и вдруг:
– Какой зарок?
Мы переглянулись, но ни один из нас не торопился рассказывать. Начспаса вопросительно смотрел на меня, требовательно так, будто я самый знающий. Пришлось ему выложить про наш обычай, введённый Доком. Я ждал какой угодно реакции, но не той, что последовала:
– Ах вы, сукины дети! Вот почему у вас нет леталок! Вашу ж…
Док и Леха заткнули уши. Они ж обет давали не материться. Серёга осёкся, улыбнулся:
– Хм. Не выражаться, помню. Теперь я с вами, моя очередь зароки давать. И надеюсь, что не понадобится!
Вечером следующего дня с метеостанции пришла тревожная информация: на нас шёл шторм. И через сорок шесть часов он будет здесь. Комендант, тихо ругнувшись: не могли раньше сообщить, – сел за рацию. Сакраментальное: «Всем с горы!» – полетело в эфир. Начались обычные пререкания с командами.
А я мерил карту пальцами и кусал губы. Девчата ушли достаточно высоко и далеко от лагеря. Провизии на «переждать» у них хватит, но на подъём – нет. И на ту гору мы не делали дополнительных забросок, не планировали, что кто-то на неё пойдёт. Саша Старых, услышав новость о шторме, решил немедленно поворачивать назад. И сообщил, что испанцы, обогнав их, ушли выше. Сколько комендант лагеря ни пытался вызвать испанцев – ответа не было…
Потянулись тревожные часы ожидания. Все команды пошли вниз. Оказаться в шторме на высоте не хотелось никому.
К концу дня внезапно вышел на связь Саша Старых и сообщил, что у испанцев беда. Один неудачно упал и сломал ногу. Второй – догнал группу девчат и попросил помощи.
Сергей взял рацию:
– Саша. Это Сергей. Спускайтесь. А мы идём к испанцам.
– Сергей, ты понимаешь, вам нужно дня два, чтоб подняться? В аккурат к шторму. С ума сошёл?
– Поднимемся за сутки. Спускайтесь! Как понял?
– Понял. Но спуститься не могу. Испанцы погибнут. Попробуем снять его своими силами.
Вот так… Девчата будут снимать с горы здоровенного двухметрового испанца.
Ещё минут пять Сергей и Саша препирались. Кончилось тем, что Саша принял решение: девушек отправить вниз под командой Юльки, а самому с испанцем идти в верхний лагерь.
Я хорошо знал те склоны. Прикинул расстояние и сложность, результат не обрадовал: шторм накроет всех троих на высоте выше шести тысяч. Тихо сказал Серёге об этом и добавил:
– Выходим сейчас. Или потом будет поздно.
– Чёрт! – Сергей прошёлся по палатке. – Вот какого хрена бежать с такой скоростью по горе? Давайте трезво смотреть, мы успеем туда за сутки? Команды поднимались четыре дня.
– Там провешены хорошие перила, – уверенно заявил Леха, – если пойдём по ним, успеем.
– Тогда выдвигаемся!
На гору мы уходили уже в ночь. Первые высоты преодолели ходко; учитывая наш темп, должны были успеть снять испанца до шторма. Утром нас огорошила первая новость: шторм усилился и накроет гору значительно раньше. А ещё через пару часов мы встретились с девчатами, которые быстро спускались.
Юльки с ними не было…

***
С карниза падает мягкий ком снега, завалив голову и руки, оборвав мои воспоминания. Перецепляю жумар. Белая пыль вихрями пляшет перед глазами. Снег летит снизу, подбрасываемый ветром, вьётся над скальным ребром, осыпая меня холодными искрами. Выбираюсь на карниз, перелезая через ледовый барьер. Добрался! Мы прошли отметку шесть тысяч триста. Дышать тяжело, да ещё ветер забирает без того скудные запасы кислорода. По ребру метёт снег, унося реальность в облако тумана. Помогаю выбраться Серёге с его тяжёлым рюкзаком, ждём вторую связку: Дока и Леху. А вот и они. Ветер прижимает книзу; отходим согнувшись от края ребра. Снег лежит рыхлый, глубокий по колено. Меняемся с Серёгой местами, теперь мне нести рюкзак, а ему – протаптывать дорогу: «тропить». Он уходит вперёд налегке, у него лишь вода и небольшой кислородный баллончик на всякий случай. Иду, проваливаясь в его следы, ребята – за мной. Мысленно говорю Юльке: «Держись там, коза! Мы уже близко с горячим чаем и дексаметазоном». Надо ж было ей надумать вернуться! Решила, что мужики без неё не справятся. Теперь сидят все в ледовой пещере, и последнее, что мы знаем: у Саши Старых начался грудной кашель.
Кажется, ветер стихает. Снег падает мягко и ровно, мы идём в густом снегопаде. Странное ощущение под ногами, нехорошее, будто наступаю на снег не в полную силу… Не успел просигналить Серёге, как склон впереди меня уходит. Синие трещины стремительно чертят белое полотно, на котором маячит одинокая фигурка начспаса… Лавина! Быстрый разворот, взмах ледорубом. Рывок верёвки сбивает с ног, отбрасывает назад и вниз. Зарубаюсь, лечу по снегу в облаке снежной пыли на остро-рваный край обрыва. Толчок! Темляк впивается в руку, замёрзшие пальцы едва не выпускают рукоятку. Ледоруб зацепился, наконец-то! Я, дёрнувшись, завис на склоне, распластавшись как лягушка. Белый вал рокочущим чудищем катится рядом, обдавая комками снега, и с глухим уханьем падает в пропасть позади меня. Ощущаю рывок серёгиной верёвки и резкую отдачу. Срыв?
Оглядываюсь на острое скальное ребро, верёвка свободно лежит на нём. Чёрт, да её ж об камни обрезало! Встаю, скользя и спотыкаясь, иду к скалам. Ребята нагоняют… Стоим, смотрим в белое бездонье метели – туда, где бесследно исчез наш Серёга.
Я знаю этот склон, тут пропасть метров триста – триста пятьдесят. А внизу – скалы. Голые острые скалы. До сознания медленно доходит, что Серёги больше нет. Но сердце отказывается верить. Словно бездушный робот включаю рацию и связываюсь с базой. Говорю им. Они переспрашивают… И мне опять и опять приходится повторять:
– Сергей погиб. Как поняли, база? Подтвердите.
Слова страшные, лаконичные висят в воздухе: «Лавина» – «срыв» – «идём дальше». В голове бьётся пульсом мысль: «Как я Юльке скажу?»
Отходим от обрыва, и тут меня накрывает. Валюсь на колени в снег: две минуты, дайте мне! Всего две минуты, проститься с бездонной пустотой за краем скалы. Док и Леха переглядываются и опускаются в снег рядом со мной. Молчим.
Снегопад закончился, последние снежинки летят в пропасть, куда унесла лавина Серёгу. И вдруг облака расходятся, открывая закат. Склон Горы заливается красным, сверкающим светом, жёлтые искры кружат в морозном воздухе. Поднимаюсь на ноги, вглядываясь в полыхающее солнце, и вдруг кажется, что Серёга зовёт на помощь, как тогда на зимней Победе, когда он в трещину провалился. Трясу головой, вслушиваюсь в разгорающийся закат… Нет, конечно не может быть. Но мысленно клянусь: «Я вернусь за тобой, Серёга, обещаю».
Док неуверенно трогает меня за плечо. За зеркальными стёклами не видно глаз, но ощущаю виноватый, растерянный взгляд.
– Что делать будем, Паш?
– Идём, – машу рукой в сторону затянутого облаками пика, – мы нужны там. Я иду первым, вы – за мной. Аптечку берегите.
Растягиваемся цепочкой по склону и упрямо бредём по снегу к замерзающему в облаках лагерю.
Темнеет. В облаке, накрывшем гору, почти ничего не видно. Мы успели за сутки, теперь бы разыскать в тумане вход в пещерку. А вот и жёлтый яркий язык флажка мечется на ветру, отражая свет фонариков. Спускаемся на четвереньках. В пещерке просторно. Прошлым сезоном, когда здесь много постояльцев было, её хорошо расширили. Включаю походный фонарь. Свет выхватывает неподвижные тела, кое-где присыпанные снегом, разбросанные рюкзаки, скрученную у стенки человеческую фигуру. Это ж Юлькина куртка! Кидаюсь, трясу её за плечо. Лицо у неё синее, иней на бровях. Док и Леха тормошат мужиков… Из ярких капюшонов на нас выглядывают неподвижные холодные лица.
Такого не может быть. Не могли они замёрзнуть в пещерке! Секунда, две… оторопь проходит. Док снова наклоняется над испанцем, засовывает руку ему за ворот, щупает пульс на шее.
– Живой!! Братцы, они живые, перемёрзли просто. Давайте…
Я снова к Юльке, она открывает заиндевевшие ресницы, смотрит, хлопая глазами, ничего не понимает. Испанец, еле шевелясь, поднимается, что-то лопочет по-своему. Второй тоже очухался.
Аромат горячего чая взвился над термосами, захрустели обёртки сникерсов. На замёрзших лицах такие же замёрзшие улыбки. Юлька шепчет:
– Спасибо, – и впивается зубами в застывший коричневый шоколад.
Мужики захлюпали носами – оттаяли, закашляли. Со свистом втягивают в себя горячий чай.
Пытаюсь расшевелить Сашу Старых… Реакции нет. Глубокая до черноты синева вокруг глаз и иней на щеках наводят на плохие мысли. Док открывает его глаза, светит в них фонариком, щупает пульс… Опускает руку и отрицательно качает головой.
Мы не успели.
Высота взяла своё, и сердце Саши отказало. Видимо, перенапрягся, таща испанца до пещерки. Юлька сбивчиво рассказывает про то, что Саша кашлял… а потом, потом все просто погрузились в тяжёлое высокогорное забытьё. У них даже сил не было достать спальники и залезть в них.
Док хмуро раскрывает свой увесистый рюкзак, извлекает таблетки, ампулы и шприцы, сейчас накачает всех. Нельзя оставаться им в таком состоянии на высоте. Но смогут ли идти вниз?
Выхожу из пещерки на склон. Белая мгла обступила со всех сторон. Идёт снег. Снова! Мы не можем спускать в таком снегопаде троих еле живых людей, да ещё у одного – поломанная нога. Док выходит за мной:
– Паш, тут такое дело.
– Говори.
– У Юльки началась рвота. Похоже – отёк мозга.
– Да ну! – резко поворачиваюсь и смотрю на Дока. – Дексаметазон?
– Вколол, конечно, четыре кубика. Но… кислород мы потеряли вместе с Серёгой. Надо срочно всех вести вниз.
Иначе…
Мысли лихорадочно мечутся. Такого провала у нас не было ни разу. Мы все тут останемся. Все до единого! Чтоб спустить покалеченного испанца – нужно четверо человек. Чтоб спустить Юльку – нужно четверо человек. Чтоб забрать тело Саши, нужно ещё двоих… А нас – всего трое. Ладно, там ещё полуживой вымотанный испанец, который сбегал накануне вверх-вниз два раза. Док похлопал меня по плечу и ушёл в пещерку.
Стою на морозе. По ощущениям градусов тридцать ниже нуля. Хорошо, нет сильного ветра. Думаю… Ничего не могу придумать. Включаю рацию, вызываю базу. Слегка трещит эфир. Голос коменданта врывается ликующим тенором:
– Паша, слава Богу! Ну что там? Как они?
Рассказываю, что потеряли Сашу, что Юлька на грани, что живым мы, похоже, приведём только покалеченного испанца, он лучше всех себя чувствует. Нам нужна помощь. Спасотряд вызывает помощь из лагеря.
– Мы пришлём, как только будут люди. Держитесь! Пока первые спустившиеся ещё только во втором лагере.
Во втором лагере! Уставшие от быстрого спуска и толком не акклиматизированные. Будить этих людей сейчас и гнать к нам на высоту – это убить их.
– Мы справимся!
– Понял, Паша. Пришлю людей, но только утром.
Выключаю рацию. Утром они выйдут из лагеря и будут идти до нас ещё сутки, если смогут держать тот же темп, какой держали мы, что вряд ли, ведь шторм их встретит значительно ниже, чем нас. До окончания непогоды ещё три дня, если синоптики не врут.
Смотрю перед собой. Да, у меня так же, как и у Дока с Лёшей, больше нечего предложить в обмен на три жизни. Свечку? Свечку, да? Усмехаюсь. Мы так высоко: на шести с половиной тысячах метров. Небо – рядом, ближе, чем земля. Мы за чертой жизни. Здесь уже никто не живёт, если не считать смешных микроскопических тихоходок. Но я их никогда не видел. Странные мысли лезут в голову на высоте. Вот причём тут тихоходки? Отрешённость и пустота в душе. И один вопрос: «Зачем?»
Стряхиваю оцепенение. Это просто шок. Пройдёт. Стискиваю зубы. Не в первый раз я залез так высоко, а вместо жизни принёс вниз завёрнутый в тент труп. Такое бывает, что мы опаздываем, но я говорю: «Нет, не в этот раз!»
У меня остался только я сам. Смотрю вверх, на падающий в темноте снег, небо так близко, рукой достать. Если приведём их живыми, я готов на всё. И вспоминаются слова: «В руки Твои отдаю душу мою». Склоняю голову покорно, и ветер стихает. Снег повисает недвижно в воздухе, мгновение растягивается в вечность… и чудится мне, что слышу ответ небес…
– Паша!!! – Леха вылетел из пещерки. – Пашка, Саша очухался. Живооой!
Вздрагиваю, лезем в пещерку, Саша уже пытается чай пить, держа кружку скрюченными, еле шевелящимся руками. Юлька с вымученной улыбкой помогает ему, оглядывается на меня и спрашивает:
– А Серёжа где?
Вопрос, которого я боялся больше всего. Вот как ей скажу? Кашляю, поперхнувшись своей мыслью, отвечаю:
– Он внизу… остался.
– А… – Она смотрит задумчиво, и снова переводит взгляд на Сашу, помогает держать ему кружку. – Внизу? А… Координирует по рации? Он же у вас начальник. – Слабая улыбка и надежда в глазах.
– Да, координирует, – эхом отзывается Леха.
Достаю батончик милкивей – любимый Юлькин со школы – и протягиваю ей:
– Для тебя, от Серёги.
Она хватает свободной рукой, расцветает:
– Спасибо!
Я молча улыбнулся, пусть не знает, что не от Серёги это, а от меня. Кто ж ещё в отряде может знать её школьные привычки?
В пещерке тесно. Мы уже надышали, со свода падают капли. Окидываю спасотряд взглядом: Леха и Док выглядят не лучше тех, кого спасаем. Распихиваю рюкзаки, бодро говорю, что будем ночевать здесь. Пойдём завтра утром. Док кивает: медикаментов хватит продержаться до утра. Колоть будет при необходимости Юльке каждые два часа, да и таблетки кое-какие есть.
Усаживаюсь в уголок и только тут понимаю, что внутри всё дрожит от бухающего сердца, а желудок сводит. Мы же сутки не спали, шли без остановки. Достаю плитку чёрного шоколада и вгрызаюсь в него под судороги в голодном желудке. Леха и Док тоже падают, где пришлось. Пьют чай, грызут батончики. Концентраты и заветную тушёнку доставать нет ни сил, ни времени. Саша Старых дышит тяжело, но пытается улыбнуться. Молодец, мужик.
В пещерку кто-то влезает на четвереньках. Пар мешает рассмотреть – кто. Я забыл про шоколад, увидев старую поношенную куртку. Слишком хорошо её знаю, куртку эту. Бхикшу.
Отшельник усаживается и спокойно так:
– Здоров, мужики! И вам, леди, наше с кисточкой. Чайку не нальёте?
Леха и Док сидят с разинутыми ртами. Наливаю чай, протягиваю отшельнику, смотрим в глаза друг другу. И снова вижу там далёкий манящий город.
Бхикшу шумно пьёт, шмыгает носом, широко улыбается:
– Спасателей вызывали?
– Ангелов вызывали, – невольно улыбаюсь ему в ответ.
Он кивает, окидывает нас взглядом, каждому что-то доброе говорит. Мне уже не важно – что, просто ощущаю нечеловеческую силу и уверенность, исходящую от этого… отшельника, и понимаю: мы спасены.
Он душевно улыбается и снова разводит руки, как тогда на склоне. Голову запрокидывает к заледеневшему своду, замирает… Странный гул наполняет пещерку. Своды кувыркаются над нами, вихрями взлетает снег, мелькают звёзды… Мимолётное ощущение пустоты и полёта. Падение в чёрно-синюю бездну. Всего миг, который даже толком не зафиксировали глаза, и вот мы перед палатками базового лагеря. Сидим точно так же, как сидели в пещерке, а сверху падают наши рюкзаки, шлёпаясь, как лежали.
Я даже шоколад из руки не уронил. Несколько мгновений смотрим по сторонам и друг на друга. Потом начинаем смеяться от счастья. Выкрикивать какие-то бессвязные «спасибо» в адрес отшельника, неба, Бога и судьбы.
Встаю и иду в палатку радиосвязи. Комендант лагеря дремлет, навалившись на стол. Рядом так же прикорнул наш повар. Рация стоит включённой, ждёт вызова. Кашлянув, чтоб не испугать их, здороваюсь. Комендант трясёт головой, смотрит на меня недоумённо:
– А сколько времени?
– Не знаю, ночь. Помогите дотащить до медпалатки испанца.
Ребята выходят, помогают с испанцем, потом с Сашей. Наконец, до коменданта доходит:
– Паш, а вы как тут оказались?!
Рассказываю, он трясёт головой, потом махнув рукой:
– Ладно, спать иди, утром нормально объяснишь. А то сказки какие-то…
Утром возле умывальников натыкаюсь на Леху и Дока. Они вместо «доброутро»:
– Представь! Сегодня заглянул в медпалатку, а они все здоровые! Будто ничего не было. Осмотрел ногу испанца: ни отёка, ни опухоли, и боли нет… я уж не знаю, там вроде как костная мозоль образовалась. Вот как? Бхикшу опять просто так помог?
– Не знаю, по-моему, нет. Я…
– Что ты пообещал? – Док пытливо вглядывается в меня. – Говори, всё как есть.
– Я не то чтоб пообещал. Я сказал, что покоряюсь воле…
– Просто покоряешься? То есть? Хм… – Красноречие друга иссякает, и он растерянно замолкает.
Леха же тихо:
– Может быть, это – самое правильное. Смириться с тем, что кто-то умрёт? Ведь мы всё-таки не боги… Мы просто спасатели. А так получается, что идём наперекор?
– Не знаю. – Подхожу к умывальнику. – По-моему, правильно – это спасти всех, иначе какой смысл? – И плескаю в лицо обжигающе-холодной водой.
Вытираюсь и слышу девичий вскрик, повисший в ненастном воздухе. Крик взвивается к вершинам и падает вниз на лагерь надрывным плачем. Юлька… Комендант ей сказал. Не смотрим с друзьями друг на друга, а она уже бежит к нам. Налетает на меня, трясёт за полы куртки:
– Почему ты не сказал? Ты сволочь, Пашка, сволочь! Он жизнь тебе свою доверил, а ты! – молотит кулачками по груди, кричит бессвязно, упрекает меня, что не уберёг, не сказал… что хреновый я спасатель. Конечно, хреновый.
Обхватываю её за плечи рукой и прижимаю к себе. Её трясёт от слёз. Говорю, как ребёнку что-то ласковое, бессмысленное, глажу по голове. Леха и Док скорбно молчат, глядя на всё это. Подходит комендант, сухо бросает Доку:
– Дай что-нибудь успокоительное человеку. А то ей плохо станет.
Док отбирает Юльку у меня и уводит в медпалатку.
Стою и смотрю в пасмурное серое небо, тихо шепчу:
– Знаю, что надо делать, только разреши… позволь… в последний раз.
Тучи дрогнув, расходятся, словно их раздвинула невидимая рука, на лагерь падает яркий солнечный луч. Улыбаюсь в ответ, потому что сегодня на краткий миг я могу изменять чужие судьбы.
Собравшись, покидаю лагерь, иду к лавинным сбросам… Никому не сказал, куда отправился. Начнут отговаривать. Иду и мысленно ругаю себя, что растяпы, не взяли бипы, и чем только думали, когда уходили в метель!
Юлькин крик всё ещё стоит в ушах, и её шёпот, когда зашёл попрощаться в медпалатку:
– Он же жив? Паш, он жив, да? Ты же спасёшь его? Ты же всех можешь спасти!
Ветер налетает порывами, рваные лоскуты облаков трепещут между палатками, которые ходят ходуном. Альпинисты, пришедшие утром с горы, сказали, что во втором лагере сорвало и разодрало палатки. Но, к счастью, все команды вернулись без потерь. И сейчас занимали свои места в лагере. Палатки остаются позади, иду по засыпанной снегом поляне, дальше к морене, часа через три выйду к сбросам, а там – посмотрим…
Под горой – затишье, ветер пролетает где-то выше. Дрожит весь хребет под ударами ветра. Лезу по камням, к огромному снежному конусу. Справа на камне примостились альпийские ромашки, выглядывают из пушистых листьев, смотрят на меня жёлтыми глазками. Хороший знак, вот честное слово – хороший. Невольно улыбаюсь, огибаю скальный выступ, взявшись рукой чуть ниже ромашек. И снова чудится: зовёт Серёга меня. Ещё пара шагов… И точно! Зовёт! Бросаюсь по морене, прыгая с камня на камень. Серёга! Лежит между камней на снегу, стонет… нога неестественно протянута.
– Я пришёл, всё хорошо, Серёга, я пришёл!
Он мутными глазами смотрит, что-то пытается сказать. По рации вызываю ребят с базы. Сейчас прибегут скопом, потащат в лагерь… Слышу ликование в голосе коменданта, и сажусь рядом с другом без сил, вдруг понимая, что бесконечно устал.
Скрип снега, Бхикшу подходит и садится рядом:
– Рацию оставь Сергею. И пойдём. Пора.
Киваю, помогаю Серёге сесть так, чтоб не тревожить ногу, оставляю ему рацию, жму руку. Столько хочется сказать на прощание… но выдаю лишь:
– Юльку береги.
Он кивает, и мы уходим с Бхикшу за скальные выступы. Хочу оглянуться, но отшельник строго бросает:
– Не оглядывайся, когда путь выбран.
Горы раздвигаются, свет заливает длинное извилистое ущелье. Никогда не видел таких красивых долин. Останавливаюсь и вглядываюсь в хрустальную синеющую даль. Потом спрашиваю у Бхикшу:
– Это и есть путь в Шамбалу? Но почему я?
– Ты дал клятву покориться? Зачем тогда спрашиваешь? Дорога видна, иди.
– А ты?
– Я буду тут ждать, когда ты вернёшься и сменишь меня. Не вечно же мне вас, горемык, спасать.
Я делаю шаг по светлой песчаной тропе, и горы тихо сдвигаются за мной.

Прогулка на озеро Алаудин. Переход Алаудины — Куликалоны.

Ну что, продолжим наше виртуальное кофепитие с рассказами про Таджикистан?
Мне, правда, в прошлый раз сказали, что «многабукаф»…с другой стороны, вроде как и положительных отзывов много… В общем, помимо текста обещаю еще и картинки:))

В прошлый раз я закончила свой рассказ на том, что мы собрались в день приезда прогуляться до озера Алаудин.

От лагеря до озера идти недалеко, минут 30-40 медленным шагом. Без акклиматизации и не выспавшись — чуть подольше. А если еще учесть, что мы возле каждого красивого места останавливались полюбоваться — то и того дольше выйдет.
Небольшие озера в ущелье как будто нанизаны на ниточку тропинки и перетекают речками из верхнего в нижнее. При этом прозрачности они невероятной, а цвет…просто нечто. Градиент от светло-зеленого возле берега до тёмно-фиолетового где-то там, в серединке, где поглубже. Каждый раз к такому озерцу приходишь и ахаешь, ну до чего же красиво.

Вот первое, буквально в десяти минутах ходьбы от лагеря.
Это Пашка. Пашка имеет кличку «пуля»:)) и очень неплохо скалолазит.

Поохали, пошли дальше.
Проходим еще триста метров — и опять озеро. Овальное, как будто просто кто-то бусину уронил, или стекляшку какую красивую. Видно на дне каждый камушек.

А вот и последнее озеро, тот самый Алаудин. Оно в этом ущелье самое большое из прозначных (есть еще Мутные озера, но они выше по ущелью, к ним мы пойдём через неделю-полторы). На берегу Алаудина есть две чайханы, в которых можно попить чаю. А еще можно искупаться в холодной-холодной воде. Бодрит!

Пришли в лагерь, и стали ждать наших товарищей, которые из «неправильного» самолета. Она ехали из Ташкента, другой дорогой, и вместо того, чтобы приехать раньше нас, приехали позже.
Перекусили

Полазали

на следующий день был назначен акклиматизационный выход на перевал…догадайтесь как называется перевал?) Ага, Алаудин (там еще и вершина есть, тоже Алаудин зовется).
На перевал идти надо часа три-четыре, медленно и степенно. Мы в таких случаях изображаем траурную процессию — хороним лень, так сказать. Лень ни фига не сдается, дышется сначала потяжелее, да еще и выходить мы любим в самое пекло — часов в 11.
Вот, присели под камушком передохнуть.

А вот уже с перевала чешем вниз, к озерам, откуда пришли. Нам воооон туда, к озеру Алаудин, на которое мы вчера гуляли, и мимо которого проходили по дороге. Страшный пик справа — вершина Чапдара, на которую Антон с командой ходили свою вторую 5А.

Прогулялись мы так вверх — вниз, и начали собираться, чтобы на следующий день уйти в соседнее ущелье, к уже другим, Куликалонским озерам. да, мы там вообще не сидим на месте. Оттуда и планировали начать ходить.

Тут надо рассказать, что в Фанах есть такой очень приятный бонус ко всей окружающей красоте — это ишаки, которые могут завезти ваш груз под многие перевалы и даже вершины. Но грузят в первую очередь общественное — еду, снаряжение, веревки, газ. А потом уже берут понемногу тяжелого с участников, и тоже на ишаков это всё. Приятно очень-очень, особенно если представить себе на секундочку, что ишаков могло не быть, как в Цее, к примеру, и все это пришлось бы тащить на себе. Математика приблизительно следующая — в Фанах у меня рюкзак был около 13 кг, а в Цее — около 20. Разница есть. Её несет ишак. И кстати, достаточно быстро несет — мы еще шли ТУДА, когда встретили ишаков, идущих ОБРАТНО.

Всё равно тяжеловато. Полинка отдыхает.

Дорога вроде не сильно крутая, но достаточно длинная. А уже перед самым перевалом есть вот такая гигантская воронка — кулуар, который надо доооооолго-долго обходить сбоку, по стеночке. Идёшь, кажется, вечно.Хоть и по ровному. И эмоционально как-то совсем печально становится — вроде уже самые крутые взлеты все прошел, а тут топать и топать еще.

Но когда влазишь на перевал и видишь картину внизу, сразу понимаешь, почему Визбор «сердце оставил в Фанских горах». Это нечто.
Куликалонских озер много. Они издалека создают ощущение одного сплошного водного пространства, вокруг которого — красивенные заросли арчи (можжевельника), зеленые заливные луга, камушки — речки, и всё это в обрамлении высоченных горищ — пятитысячников. Я еще до стоянок не дошла, а мне уже оттуда уходить не хотелось. Села на камушек, и стала ждать тех, кто отстал. Любовалась.Жаль, закатное солнце мешало.

На просвет эти деревья казались какими-то доисторическими. Из-за каждого следующего дерева и куста виднелся пожирающий зелень диплодок, а местные вороны издали превращались в птеродактилей горняшка — страшная штука
Встали мы лагерем, и уже в вечерних лучах стали любоваться красотами и обсуждать дальнейшие планы

Прям Крым какой-то, правда?)

Вот такая красота там.
В следующей части — про восхождения, рыбалку, купания и важные жизненные решения:)

Зависит ли дальность полета тела от направления начальной скорости

Физика, 18.03.2019 06:18

Контрольная работа 7 класс «давление твердых тел, жидкостей и газов» вариант № 1 № 1 (в каждом вопросе есть только один правильный ответ) выберите правильную формулировку закона паскаля: а) на тело, погруженное в газ или жидкость, действует выталкивающая сила. б) давление в жидкости и газе передается во все точки не равномерно. в) давление, производимое на жидкость или газ, передается в любую точку без изменений во всех направлениях. г) давление прямо пропорционально зависит от силы и обратно пропорционально от площади поверхности, на которую эта сила действует. давление жидкости на помещенное в неё тело зависит от: а) объема тела б) силы тяжести в) площади основания тела г) высоты жидкостного столба если сила архимеда, действующая на помещенное в жидкость тело, больше чем сила тяжести, действующая на это тело, то… а) плавает внутри жидкости б) тонет в) всплывает г) может плавать, а может и всплыть нормальное атмосферное давление равно… а) 133 па б) 760 мм. рт. ст. в) 10 000 па г) 540 мм. рт. ст выталкивающая сила, действующая на тело со стороны жидкости, в которую это тело поместили, зависит от: а) высоты жидкостного столба б) плотности жидкости и объема тела в) объема жидкости г) плотности тела и объема жидкости тело поместили в жидкость. при этом вес вытесненной этим телом жидкости равен 20 н. сила, архимеда, действующая со стороны жидкости на это тело равно… а) 10 н б) 0н в) 20 н г) 40 н прибор для измерения атмосферного давления называется… а) манометр б) психометр в) тахометр г) барометр тонометр служит для измерения… а) атмосферного давления б) артериального давления в) давления газа г) плотности атмосферное давление впервые рассчитал… а) ньютон б) паскаль в) торричелли г) архимед сосуды, соединенные между собой по нижней части, называются… а) последовательными б) сообщающимися в) параллельными г) соединенными № 2 (соотнесите формулы в левом столбце с их названием в правом столбике) hello_html_m67f6d9c9.gif а. давление жидкости или газа hello_html_220b91ea. gif б) уравнение для гидравлического пресса hello_html_m1810c3d6.gif в) закон архимеда hello_html_m5f583c74.gif г)условия, при которых тело всплывает hello_html_126a2799.gif д) давление № 3 (решите ) рассчитайте давление, которое производит вагон весом 200 кн на рельсы, если площадь соприкосновения всех колес вагона с рельсами равна 0,002 м. определите давление воды на самой большой глубине тихого океана равной 11 035 м. рассчитайте архимедову силу, действующую на железобетонную плиту размером 3,5×1,5×0,2 м, при ее полном погружении в воду? вес тела в воздухе равен 3,5 н, а его объем — 400 см3. потонет ли тело в воде?

Ответов: 3

К.К. Кузьмин гидроэнергетик-альпинист. 2-е издание исправленное и дополненное

1 К.К. Кузьмин гидроэнергетик-альпинист 2-е издание исправленное и дополненное 2013

2 ББК УДК К11 К11 К. К. Кузьмин гидроэнергетик-альпинист. М.: Издательство Игоря Балабанова, с.: ил. Материал книги о К.К. Кузьмине был подготовлен к юбилейной дате 95-летию со дня его рождения. По инициативе ветеранов «КрасноярскГЭСстроя» и руководства Саяно-Шушенской ГЭС 90-летний юбилей широко отмечался в посёлке Черемушки и городе Саяногорске. Жизнь К.К. Кузьмина прошла по двум параллельным направлениям: профессиональная деятельность инженера-гидростроителя и занятия альпинизмом. Составители книги решили, что лучше всего о нем могут рассказать его соратники-сподвижники, сотрудники и друзья. В книге приведены альпинистские дневники Кирилла Константиновича, в которых подробно изложены цели экспедиций, хронология событий и итоги. Кроме того, по каждой экспедиции дается полный список участников восхождений и вспомогательных отрядов. В таком объеме дневники публикуются впервые. Первое издание книги выпущено в 2012 г. в год двух юбилеев: 95-летия со дня рождения К.К. Кузьмина и 30-летия первого восхождения советских альпинистов на Эверест. Составители и принимавшие участие в работе над дневниками, текстом и фотографиями: Кузьмина Н.Н. инженер-гидроэнергетик, 3-й разряд по альпинизму Богачев И.Д. главный конструктор космической техники, лауреат Ленинской и Государственной премий, заслуженный мастер спорта по альпинизму, «снежный барс» 7 Божуков В.М. кандидат технических наук, мастер спорта международного класса по альпинизму, «снежный барс» 3 Жмуров В.А. инженер-электромеханик, горный турист Шадрина О.И. физик Рыжова О. П. инженер-гидроэнергетик Тексты вступления, введение, части первая и вторая, пояснения к дневникам и заключение написаны составителями книги. Фотографии в основном подобраны из архива Кузьмина К.К. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Посвящается гидроэнергетикам, альпинистам, детям, внукам, правнукам К.К. Кузьмин гидроэнергетик Книга издана в авторской редакции с сохранением принятых в дневниках сокращений. Текст, фотоматериалы, составители, 2012, 2013 Макет, оформление, Игорь Балабанов, 2012, 2013

3 Времена не выбирают, в них живут и умирают. Поэт Лебедянский Кирилл Константинович КУЗЬМИН Инженер и альпинист, Происхождением дворянин, А по жизни коммунист. Мудрость народа уважал И к себе применял: «Что отдал то приобрел, Что утаил то потерял». Вот так и жил, Работал на страну. Смотрел вперед. Был нормальный гражданин т. е. Патриот. Кирилл Константинович Кузьмин. Видный энергетик. Заслуженный энергетик Киргизской ССР. Заслуженный мастер спорта по альпинизму СССР. Заслуженный тренер СССР по альпинизму. Мастер международного класса по альпинизму, Ветеран труда. Гидростроитель. Почетный гражданин города Саяногорска 1.

4 Юбилейный проспект «КрасноярскГЭСстроя»

5 К.К. Кузьмин гидроэнергетик К.К. Кузьмин гидроэнергетик Из юбилейного проспекта «КрасноярсГЭСстроя» к 90-летию К.К. Кузьмина Вступление Судьбе было угодно распорядиться так, что жизнь Кирилла Констан ти новича Кузьмина практически точно вписалась в Советский период истории России, его годы жизни: 18 сентября 1917 г. 17 июня 1995 г. В настоящее время этот период истории России оценивается неоднозначно, как отдельными людьми, так и различными. В сентябре 2007 г. Кириллу Константиновичу исполнилось бы 90 лет. В Саяногорске и поселке Черемушки по инициативе ветеранов «Красноярск- ГЭСстроя» последнего места работы Кирилла Константиновича в должности главного инженера, и руководства Саяно-Шушенской ГЭС последний плод его трудов, широко отметили эту дату. Приглашение на этот юбилей из Москвы получила я, Рыжова Ольга Петровна (вдова бывшего нач. СШГЭС) и два альпиниста Богачев Иван Дмитриевич и Божуков Валентин Михайлович, участники совместных восхождений с 1950-х гг. Несмотря на то, что с 1995 г. прошло уже 12 лет, да и сама жизнь кардинально изменилась, во всех личных встречах и в коллективах чувствовалась искренность, сердечность и теплота, которая может быть только в том случае, если человек оставил по себе добрую память. В конце встречи, как-то само собой, возникла мысль написать книгу воспоминаний о человеке К.К. Кузьмине, о его становлении как личности, инженера и альпиниста, какие возможности предоставлял Советский строй для развития природных данных и инициатив каждого отдельного человека при желании и целеустремленности. Китайская пословица гласит: «Не дай Бог родиться в эпоху перемен», а наш поэт Тютчев провозглашал совсем иное: «Благословен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, нас пригласили все благие, как победителей на пир». Мысленно пробегая всю жизнь Кирилла Константиновича, приходишь к выводу, что по отношению к нему оба изречения справедливы: первое определяет трудное начало жизни, а второе, как взрослый человек подхватывает энтузиазм и включается в общий ритм развития страны. И это действительно так. Уже будучи гл. инженером «КрасноярскГЭСстроя» в дискуссии с «зелеными» о влиянии гидроэнергетики на природу он писал (из черновиков): «Кант считал, что нравственность то, что внутри нас и небо над головой, нравственность внутри себя я понимаю в том, чтобы дать своему народу своей деятельностью больше и при этом нанести ущерба меньше… т.к. любое вме- 8 9

6 К.К. Кузьмин гидроэнергетик шательство в природу ранит ее… Гидроэнергетика не губит природу, а преобразует ее, требуется время, а человек не умеет и не хочет ждать…» Кирилл Константинович родился за полтора месяца до Великой Октябрьской революции, 18 сентября 1917 г., в семье потомственных военных царской России в имении деда по материнской линии, Воропанова Николая Николаевича, в деревне Куриловка Курской обл. Мать, Ольга Николаевна, приехала в имение из Петрограда незадолго до рождения сына. Через некоторое время приехал и отец, Кузмин Константин Иванович, офицер Преображенского полка (именно Кузмин, без мягкого знака. Мягкий знак появился из-за ошибки паспортистки, в начальной школе Кирилл Константинович был Кузмин). К.К. Кузьмин гидроэнергетик вала ее кулаку на условиях испол за зерно, на прокорм. Сельская школа была маленькая всего одна учительница, которая одновременно учила детей 1-го, 2-го и 3-го классов. Сын рос, надо было думать о его дальнейшем образовании, и мать решила ехать в Москву. В Москве на первое время они поселились то ли у дальних родственников, то ли у прежних знакомых военных и жили в казармах в Лефортово. Для мальчика началась совсем новая жизнь. Ему нравилась новая школа и школьные учителя, о которых он всегда вспоминал с большим уважением. По натуре активный и любознательный он охотно Кирюша (К.К.К.), 1918 г. участвовал в пионерской жизни. В предвоенные годы пионерские отряды обычно создавались не при школах, а при предприятиях, поэтому в отрядах были дети разного возраста. Старшие дети, возрастая, становились вожатыми в младших отрядах. Отец Кузмин Константин Иванович, до 1917 г. Семья. Дед, дядя, бабушка, мама до 1917 г. Переезд в имение, по-видимому, определялся неспокойной обстановкой в Петрограде, но и в Центральной России покоя не было, в ней действовали отряды разного толка и направления, а то и просто бандиты. Одна из таких банд мимоходом разграбила деревню, в числе прочих убитых оказались дед-генерал, бабушка и отец. Мать с грудным ребенком отсиделась в подвале. Так в одночасье мать стала вдовой, а сын сиротой. Кирилл Константинович вспоминал, что мать работала в сельсовете, вероятно привлекли, как грамотного человека. Крестьянская община отводила им надел земли, но поскольку обрабатывать землю было некому, мать отда- Школа им. Луначарского, г. Москва, 1929 г

7 К.К. Кузьмин гидроэнергетик К.К. Кузьмин гидроэнергетик Пионерия Заседание рабочей тройки 5-го катуарского отряда. В. Кунина вожатая лагеря, К. Кузьмин председатель лагеря, И. Белолуцкая секретарь лагеря На линейку становись, 1932 г. Торжественное построение «Звезда» Готов к труду и обороне Стрелки Страна жила по принципу «Время, вперед!!!», гремели стихи Маяков ского: «Жизнь хороша и жить хорошо. А в нашей буче, боевой и кипучей, и того лучше». «Мой труд вливается в труд моей республики». Кирилл Константинович говорил, что все, что он умеет делать руками, он научился в пионерских лагерях. Как правило, руководство лагеря состояло из 2-3 взрослых, все остальное на самообслуживании. Вступая в комсомол, подросток оставался в составе пионерского отряда. Кирилл Константинович даже в институт поступал в пионерском галстуке год год окончания школы, был годом первого выпуска десятилетнего школьного образования в СССР и годом начала учебы в Московском Энергетическом институте. Соревнование Крокет 12 13

8 К.К. Кузьмин гидроэнергетик К.К. Кузьмин гидроэнергетик Ворошиловские стрелки, 1934 г. Комсомольцы выпускники школы, 10 класс, 1935 г. Грамота Кириллу Кузьмину, 9 класс, 1934 г. Рекомендация в приемную комиссию МЭИ 14 15

9 К.К. Кузьмин гидроэнергетик В Советском Союзе спорту уделялось большое внимание. В Московском Энергетическом институте было много спортивных секций. Кирилл Константинович увлекался беговыми лыжами и бегом на длинные дистанции, и вдруг все изменилось. На 3-м курсе ему предложили горящую путевку в альпинистский лагерь «Цей» на Кавказе. С этих пор бег и лыжи стали прикладными, а альпинизм увлечением на всю жизнь. Лето 1938 г. стало переломным в его судьбе вернувшись из альплагеря, он не застал мать в живых, она умерла от сердечного приступа. Соседи, в то время они жили в огромной коммунальной квартире на 14 семей, похоронили Ольгу Николаевну без него, т.к. не знали, где его искать. Теперь надо было организовывать свою жизнь самому. Из родственников в Мос кве жила двоюродная бабушка и семья ее сына Фисенко Анатолия Степановича архитектора, работающего зав. кафедрой промышленной архитектуры в Архитектурном институте. Москва жила бурной политической и культурной жизнью, и студенты, естественно, не оставались в стороне. Кирилл Константинович вспоминал, что он с товарищами с большим интересом слушали открытый диспут наркома просвещения А.Н. Луначарского и епископа Войно-Ясенецкого в храме Христа Спасителя (он еще не был разрушен), ходили в театр Мейерхольда, слушали Маяковского и др. Мне кажется, что специальность гидроэнергетика Кирилл Константи нович выбрал под влиянием альпинизма непосредственная связь с природой. Тема его диплома была «Классификация гидростанций». На стипендию прожить было трудно, начал подрабатывать летом в альплагере инструктором, зимой в Московском проектном Управлении «Глав гид ро строя» (позже «Гидропроект»), после получения диплома с января 1941 г. уже в качестве инженера. На протяжении всей жизни Кириллу Константиновичу часто задавали вопрос, каким образом его приняли на работу в «Главгидрострой», находящийся в системе НКВД с такой неподходящей по тем временам биографией-родословной: дворянин, сын офицера царской армии? Он обычно отвечал, что его родители жили в царской России и были дворянами, а долг дворянина был служба в армии, служение Отечеству. Вероятно, проверили до 7-го колена, не нашли ничего предосудительного, вот и приняли. Гидрострой был завален работой. Разворачивалось строительство Куйбышевской ГЭС на Волге, но все планы рухнули в одночасье началась война. Немцы приближались к Москве. Организован Заградительный фронт. «Главгидрострой» посылает специалистов для заболачивания местности построение малых плотин на малых речушках препятствие движению немецких танковых частей на Москву. Кирилл Константинович был в числе таких специалистов. Его участок был в районе Вязьмы. Один курьезный случай чуть не стоил ему жизни: обычно эти строительные отряды квартировали в К.К. Кузьмин гидроэнергетик ближайших деревнях. Для удобства, по альпинистской привычке, он взял с собой спальный мешок. Наши крестьяне про такие мешки ничего не слышали и приняли Кирилла Константиновича за немецкого разведчика. Потом он смеясь рассказывал: «Лег спать в сенях на соломе, открыл глаза, вижу, стоит мужик с берданкой и целит в лицо. Еле-еле уговорил, что я не немец, а свой». В 1942 г. сотрудников «Главгидростроя» перебросили в г. Уфу, надо было налаживать энергоснабжение промышленности, перебазированной на и за Урал. Получив по ошибке повестку из военкомата (у него была бронь), Кирилл Константинович решил, что молодому и здоровому место на фронте, а в тылу есть специалисты постарше. Таким образом, в сентябре 1942 г. Кирилл Константинович попал на Калининский фронт в 9-ю Гвардейскую стрелковую дивизию, потом был курсантом Томского артучилища, затем снова действующая армия 3-й Белорусский фронт, Особый Кенигсбергский округ. Демобилизовался только в марте 1946 г. Началась мирная, т.е. нормальная человеческая жизнь, которая, как правило, развивается по трем направлением: семья, работа, увлечение (досуг). С работой и увлечением у Кирилла Константиновича не было никаких проблем. Изголодавшиеся по горам альпинисты при первой возможности ринулись на Кавказ. Кирилл Константинович в 1947 г. стал даже призером первых соревнований по скалолазанию между альплагерями в Домбае (Зап. Кавказ). А вот семьи пока не было. Удостоверение, выданное Кузьмину К.К. от штаба группы войск, 25 июня 1941 г

10 К.К. Кузьмин гидроэнергетик К.К. Кузьмин гидроэнергетик Удостоверение, выданное Кузьмину К.К. от инженерного Управления резервного фронта, 24 августа 1941 г. Томское артиллерийское училище, г. Томск, г. Грамота К.К. Кузьмин младший лейтенант 18 19

11 К.К. Кузьмин гидроэнергетик В 1945 г. в МЭИ был организован новый Гидроэнергетический факультет, надо было готовить кадры для возрождения гидростроительства сталинских строек Коммунизма Куйбышев ской, Сталинградской, и др. После демобилизации Кирилл Константинович стал работать на кафедре гидро энергетики этого факультета, а я кончала 4-й курс. Практика МЭИ. Работа с дипломниками нашей группы проходила на Чирчик ском каскаде в Узбекистане, Кирилл Константинович был руководителем этой практики. Общение с нами студентами было дружеское, но панибратства он не допускал. По утрам всегда бегал и купался в ледяной воде канала, в свободное время ходил по окрестностям и приглашал всех желающих. Нам это нравилось, многие участвовали в пробежках и походах, в том числе и я. В институте часто проводились межфакультетские соревнования по разным видам спорта. В составе команд принимали участие и преподаватели. Я и Кирилл Константинович бегали в одной команде К.К. Кузьмин гидроэнергетик МЭИ. Первый выпуск инженеров-гидроэнергетиков, 1949 г. К.К. Кузьмин преподаватель Выезд со студентами на практику, г. Фрунзе, 1949 г. по Лефортовскому кольцу, зимой в соревнованиях на лыжах, появлялось больше времени для общения, узнавания друг друга. В мае 1948 г. мы поженились. Летом Кирилл Константинович повез меня на Кавказ, в Домбай. Он решил показать мне то, чем был увлечен сам. В альплагере в отряде новичков я познавала азбуку альпинизма, а Кирилл Константинович с друзьями-альпинистами Нестеровым и Волжиным поднялись на вершину Домбай-Ульгена по южной стене восхождение высшей категории трудности. Вот так альпинизм естественно вошел в нашу семейную жизнь и никогда не вызывал никаких противоречий: зимой тренировки в свободное от основных занятий время, а летом горы. В 1951 г. Кирилл Константинович перешел на работу в «Гидропроект» и даже на работе все всегда считали это нормальным

12 К.К. Кузьмин гидроэнергетик К.К. Кузьмин гидроэнергетик Гидропроект. Текущая работа г. На Куйбышевской ГЭС Из меня альпинистки не вышло работа, дети Ксения, Никита и Алексей, а Кирилл Константинович продолжал совершенствоваться как альпинист и постепенно получил все квалификационные и почетные звания, присуждаемые спортсменам в СССР. Детей целенаправленно ни к какому спорту не направляли, но с 3-х лет каждого поставили на лыжи и брали с собой на регулярные воскресные прогулки по Подмосковью. У «Гидропроекта» были прекрасные пионерские лагери в Поленово (Подмосковье) и в Гудаутах на Черном море. Распорядок дня в лагерях был насыщен физкультурой, начиная с утреней зарядки и далее соревнованиями и походами. В Гудаутах практиковались недельные походы вплоть до озера Рица, соревнования по водному поло и др. Никита с 5-го класса занимался в лыжной секции общества «Юность», куда его отвел школьный учитель физкультуры, были неплохие результаты, и, будучи в армии, он выступал на соревнованиях между воинскими подразделениями. Ксения в школьные годы занималась фигурным катанием на коньках, а повзрослев, увлеклась горными лыжами. С горами Ксения и Никита познакомились еще в детстве, в 1959 г. в альплагере «Шхельда», где проводился тренировочный сбор команды советских альпинистов при подготовке к советско-китайской экспедиции на Эверест. Алексей особого интереса к спорту не проявлял, ему больше нравилось плавание и пешие прогулки. По разным причинам дети в большой спорт не вышли. Выбранная профессия оказалась для Кирилла Константиновича Кузьмина удачной, она сочетала творческую мысль и ее реальное воплощение. Начав свою инженерную деятельность как проектировщик, где основными вехами являются Асуанская ГЭС в Египте, проект которой победил на международном конкурсе 1960-х гг. и Токтогульская ГЭС в Киргизии ( гг.), в создание которой он, как главный инженер проекта, вложил весь свой накопленный инженерный потенциал. Особый эпизод участие в июле 1973 г. в аварийных работах при возможности прорыва селезащитной плотины в урочище Медео реки Малой 22 23

13 К.К. Кузьмин гидроэнергетик К.К. Кузьмин гидроэнергетик Папа Кирилл на высоте Папа Кирилл после восхождения, дома с детьми, 1957 г. Папа Кирилл на стене Папа Кирилл отдыхает Альпинистский лагерь «Шхельда». Кавказ г. Никита, мама, Ксана 24 25

14 К.К. Кузьмин гидроэнергетик Алмаатинки. Катастрофический сель, образовавшийся в результате прорыва верховых ледниковых озер, грозил разрушениями по всему ущелью, вплоть до г. Алма-Ата. В 1977 г., накануне своего 60-летия Кирилл Константинович изменил вектор своей про

Мэллори . Эверест [litres]

Видимо, последним доказательством того, что я должен стать членом экспедиции 1924 года, стало для Оделла мое поведение, когда одна из пар саней была вместе с людьми отсечена от остальных очередной снежной бурей. В то время как мои коллеги были заняты восстановлением разрушений, ремонтом саней и установкой палаток, я рассчитал примерное направление ветра, длительность бури и положение солнца на момент отрыва заблудших овец от основной группы, после чего в одиночку отправился на поиски. И я их нашел – полузакопанных в снег, замученных, примерно в миле от главного лагеря. Я привел их обратно, и Оделл смотрел на меня как на героя. Впрочем, на меня так смотрели все.

А в то самое время, когда мы были на Шпицбергене, генерал Чарльз Гренвиль Брюс, давний потомок великого шотландского короля Роберта I Брюса и президент Лондонского альпийского клуба, пытался выжать из Королевского географического общества средства на очередную экспедицию. Первые две не достигли цели, но позволили ведущим английским альпинистам набраться достаточно опыта для того, чтобы с надеждой на успех попытаться снова одолеть гору. Об этом я узнал гораздо позже, когда меня внезапно вызвали к этому могучему старику, и я удостоился личного собеседования с одним из крупнейших альпинистов-исследователей. При разговоре присутствовал Ноэль Оделл – он подготовил меня к беседе с Брюсом, подсказал, что следует говорить, а о чем лучше помалкивать – и я выдержал испытание с честью. Ноэль, будучи достаточно известным альпинистом, не имел опыта сверхвысотных подъемов и сам был новичком в группе. Тем не менее он был старше, опытнее (в конце прошлого года ему стукнуло тридцать три) и имел право голоса. Свой голос он отдал мне.

Когда я узнал, что меня выбрали из нескольких десятков претендентов на участие, мой восторг невозможно было описать словами. Я написал полное надежд письмо родителям – и был неприятно удивлен тем, что мама и папа не разделили мою радость. Оба были против моего участия в столь рискованном предприятии, но я был непреклонен и не последовал их довольно вялым советам отказаться от восхождения. Сейчас я понимаю, что двигало ими. С одной стороны, они понимали, что это моя жизнь, моя любовь, мое счастье, и запретить мне подниматься значит навсегда поссориться со мной, поставить свои интересы выше моих. С другой, они безумно боялись меня потерять. Я понимаю, что должен был задуматься над этим вопросом и отказаться от предприятия, но тогда я был глуп, самовлюблен и с радостью подписал бумаги об участии в экспедиции.

Мудрость не приходит с возрастом, как ошибочно полагают некоторые. Мне кажется, что мудрость – это знак приближающейся смерти, потому что, лишь осознавая, что жить осталось считанные часы, ты понимаешь, что времени на ошибку уже нет. Это мудрость, которую вдалбливает в ваше сознание сам Господь, если он, конечно, есть, а в его существовании я серьезно сомневаюсь. Но если он и существует, то – здесь, вокруг меня, в этих огромных ледяных глыбах, бесконечных плато, усеянных битым камнем, в этом твердом, точно дерево, снегу, в этом палящем солнце, столь же холодном, как и изрытая горами земля под ним. Чувствуя единение с этим прекрасным, удивительным миром, я открыл для себя множество граней, которые раньше представлялись мне несуществующими, и, путешествуя по этим граням, пусть не телом, но хотя бы разумом, я обретаю мудрость, которой, как и любой настоящей мудростью, мне уже никогда не придется воспользоваться.

Постепенно я познакомился со всеми участниками предстоящего восхождения. Ни один из них не был статистом, каждый имел свое предназначение и готов был выполнить свою миссию от начала до конца, потому что горы не знают пощады и не умеют прощать того, кто пытается избежать ответственности. Эдвард Нортон – крепкий, сорокалетний, опытный – уже бывал на горе в 1922 году и чуть не взял ее тогда, поставив мировой рекорд по высоте восхождения. Бентли Битэм, ровесник Нортона, блестящий орнитолог и фотограф, шел в экспедицию в первую очередь для съемки – но ему не повезло: еще на подходах к горе он подхватил дизентерию, наслоившуюся чуть позже на воспаление седалищного нерва. Ему пришлось остаться в базовом лагере, чтобы бесславно спуститься вниз, так и не достигнув сколько-нибудь серьезных высот.

Еще был Ричард Хингстон, тридцати семи лет, экспедиционный врач, физик и исследователь, в первую очередь намеревавшийся собрать максимальное количество видов различных насекомых, живущих на значительных высотах. На протяжении всей экспедиции он набивал специальные рамочки какими-то диковинными мухами и комарами. Еще был Джон Ноэль, тридцати четырех лет, знаменитый оператор, снявший хронику восхождения 1922 года и планировавший повторить этот опыт в текущей экспедиции. Его ровесник, Говард Сомервелл, второй экспедиционный врач, также принимал участие в предыдущей экспедиции. Еще были капитан Джеффри Брюс, инженер Джон Хазард и отвечавший за транспорт Эдди Шеббир – все старше меня, серьезные, обросшие бородами профессиональные исследователи.

И, конечно, был Джордж Герберт Ли Мэллори, величайший альпинист в истории человечества, мой кумир, мой брат, мой отец, мой возлюбленный, мой напарник, мой бог. Он взял меня с собой на смерть – и убил, но это благодеяние с его стороны, потому что каждая минута, проведенная рядом с Джорджем, казалась мне вечностью, как сейчас кажутся вечностью эти страшные часы, проведенные без него. И если иной на моем месте в первую очередь боялся бы смерти, опасался бы заснуть, чтобы никогда более не проснуться, я в первую очередь сожалею о том, что никогда больше не увижу Джорджа, он не подаст мне свою сильную руку, не поможет забраться на очередной уступ, не вобьет в скалу крюк, который позволит мне подняться на вершину мира.

Для меня экспедиция началась с поручения Оделла. Зная о моих пристрастиях, Ноэль отправил меня разбираться с оборудованием для восхождения: крюками, карабинами, веревками и, конечно, кислородными баллонами. Он хотел, чтобы именно я, как на Шпицбергене, заведовал технической составляющей экспедиции. И если с большей частью необходимых элементов я умел неплохо обращаться, то с устройством для высотного дыхания имел дело впервые. Поэтому в сентябре прошлого года я отправился в Озерный край, где меня представили Джорджу и Эшли Эбрехем, знаменитым братьям-альпинистам. В первую очередь я консультировался с ними насчет высокогорной съемки – они были известнейшими фотографами и прекрасно разбирались в особенностях работы с пленкой при низких температурах и давлениях. Затем Оделл продемонстрировал мне свой проект кислородного аппарата – именно он как наиболее технически подкованный был назначен официальным «хранителем дыхания» в экспедиции. Изучив его конструкцию, я сделал вывод, что тащить на себе столь тяжелую и неудобную конструкцию альпинист не может никоим образом. И в самом деле – масса аппарата была так велика, что его транспортировка отняла бы у альпиниста больше сил, чем он потерял бы, идя без баллонов, то есть без кислорода вообще.

Два с половиной месяца, с сентября по ноябрь, я потратил на то, чтобы разработать новую конструкцию рамы – более компактную, удобную и легкую. Чертежи я через Оделла переправил инженерам компании Siebe Gorman & Company Ltd, крупнейшего производителя дыхательного оборудования, а затем, когда пробный образец был изготовлен, поехал в Альпы к Арнольду Ланну, известному горнолыжнику и альпинисту, которого Оделл попросил протестировать новые баллоны. Мы с Ланном провели отличную неделю, катаясь на лыжах и при этом используя кислородное устройство, и Ланн одобрил мою идею целиком и полностью. На тот момент я был сосредоточен на решении технических задач, потому что встреча с Джорджем была еще впереди.

Последние полтора месяца перед экспедицией я готовился к восхождению и скрывался от журналистов, которые пытались выведать подробности моих отношений с Марджори Саммерс. Я не дал ни одного интервью – мне было попросту не до этих игр.

Все это время Мэллори был где-то на заднем плане. Нас представили, и я, конечно, знал, что он – великий альпинист, его слава гремела далеко за пределами Великобритании. Однако виделись мы всего несколько раз, в достаточно большой компании, причем обсуждали в основном деловые, рабочие вопросы. Мэллори похвалил мою инициативу по изменению конструкции рамы – ему очень понравилась новая система. Были изготовлены шесть комплектов – для трех пар, планировавших подняться на вершину. Самое смешное, что пары не были сформированы вплоть до четвертого лагеря – внизу мы просто не знали, кто сумеет добраться до такой высоты, а кто – нет. Тот же Бентли Битэм явно не планировал застрять на базовом уровне.

Прощальный вечер перед отплытием прошел в ливерпульском Клубе путешественников 28 февраля 1924 года, не далее как три с небольшим месяца назад. Доживи я даже до ста лет и впади в старческий маразм, мне никогда не забыть этой даты, потому что именно в тот день я по-настоящему познакомился с Джорджем Мэллори, став не просто одним из его многочисленных сопровождающих, но другом и напарником. Несмотря на то что экспедицию возглавлял Брюс, а его заместителем считался Нортон, все общение вращалось вокруг Мэллори – все смотрели ему в рот, рассчитывали на его мудрый совет, на поддержку. Джордж не был многословен, он отвечал скупо, емко, конкретно и не пускался в абстрактные размышления. Еще он очень не любил загадывать вперед и планировать. Он шел наверх, зная, что может умереть, и ставил перед собой цель – не достигнуть вершины и спуститься, а выжить, пройдя по заданному маршруту. В такой формулировке восхождение выглядело достаточно банальной задачей – непростой, но лишенной романтического ореола. Знаменитые слова Мэллори «Потому что она существует», сказанные несколькими месяцами раньше в интервью нью-йоркскому корреспонденту, в полной мере характеризовали его остроумие и манеру разговаривать. Ответы Мэллори были просты, очевидны и потому вызывали доверие у собеседника.

В тот вечер мы с Мэллори в какой-то момент оказались на балконе. Он смотрел на звезды, и мне казалось, что я могу читать его мысли. Где-то там, за облачной пеленой, за округлостью земной поверхности он видел гору, великую и могучую, неподвластную никому и не покорившуюся ему, Джорджу Герберту Ли Мэллори, ни с первого, ни со второго раза. В его взгляде не было безумной решительности или рвения, но глаза его были тверды как сталь, и я понимал, что этот человек не может не дойти. Почему? Потому что он существует.

Он молчал, я – тем более. Мы, два молчаливых человека, могли провести в тишине несколько часов и не чувствовать при этом беззвучного давления, от которого порой страдают говоруны. В нашем молчании было больше скрытых смыслов, чем в восторженных речах знаменитых политиков, чем в искрометных сатирических пьесках, чем в любом философском томе.

Нарушил молчание Мэллори. «Вы молодец, Сэнди», – сказал он. Я уже слышал это из его уст, когда Джордж впервые испытал мою конструкцию кислородной рамы, поэтому просто кивнул. А потом вдруг понял, что могу говорить. Не выдавить из себя что-то вроде «да что вы» или «да ладно», а говорить по-настоящему, будто не стесняясь ни самого себя, ни присутствия другого человека, ни даже звезд над нашими головами. «В значительно меньшей степени, нежели вы, Джордж», – сказал я. Он обернулся ко мне. «О, – заметил он, – кажется, вы впервые на моей памяти произнесли фразу длиннее трех слов». Я улыбнулся, он тоже. «Я не очень люблю много говорить, – сказал я. – Молчание значительно выразительнее любого словоизъявления». Мэллори с улыбкой покачал головой. «Иногда да, а порой – нет, – ответил он. – Молчание имеет смысл, только когда слов недостаточно, либо они, наоборот, избыточны. Если же слова точно попадают в те ниши, которые для них предназначены, они могут разрушить стены Иерихона и воззвать Лазаря из гроба». «Вы верующий?» – спросил я. «До войны я верил, теперь, наверное, нет. Когда смотришь на все это, понимаешь, что Бог на самом-то деле не мог бы подвергнуть своих детей таким испытаниям. Он бы остановил это». «Да, – кивнул я. – Мой брат пострадал от иприта…» «Видите, Сэнди, война коснулась каждого. Меня миновали кошмары химического оружия, но на моей ноге до сих пор остался шрам от вражеской пули. По иронии судьбы я получил его в том самом сражении, где впервые применили иприт, просто мое подразделение находилось на другом фланге». Я кивнул. Почему-то я не сказал ему, что брат отравился в том же самом бою.

«Сэнди, – вдруг спросил Мэллори, – а зачем вы идете наверх?» «Не знаю, – ответил я честно. – Наверное, потому что я еще не пробовал, потому что это нечто новое». Джордж кивнул, чуть улыбаясь. «Новое, да, – сказал он. – Много лет назад я пошел в горы точно с такой же мотивацией. А потом не смог от них отказаться. Горы стали единственной моей любовью». «Возможно, станут и моей», – сказал я.

Еще некоторое время мы постояли, а потом Джордж заметил: «Наверное, нам стоит вернуться к гостям». «Да, – кивнул я, – стоит». И мы пошли в дом.

В тот вечер мы больше не разговаривали. Лишь прощаясь, Мэллори пожал мне руку, и в его пожатии, сильном, точном, я почувствовал нечто выходящее за рамки простого экспедиционного партнерства. Сейчас я понимаю, что в тот момент мое воображение могло мне соврать, но последующие события утвердили нашу духовную связь, не оставляя шансов на отступление. Рука Мэллори, сухая и жилистая, до сих пор в моей руке; я чувствую его пожатие через многослойную перчатку, через сотни или даже тысячи ярдов, хотя не могу точно сказать, где сейчас Джордж – вверху или внизу. Возможно, он ищет меня; возможно, он уже достиг вершины и спускается вниз; возможно, он сорвался и, подобно мне, медленно врастает в лед, становясь частью горы. Любая из этих развязок ему бы понравилась.

На следующий день мы вчетвером – я, Мэллори, Битэм и Хазард – встретились в порту Ливерпуля, чтобы подняться на борт новенького, спущенного на воду менее года назад парохода «Калифорния». Он предназначался для морского пути Глазго – Нью-Йорк, но выход на основной маршрут предполагался только после прохождения полевых испытаний, которыми и послужило плавание Ливерпуль – Бомбей. Остальные члены экспедиции предпочли добираться до Дарджилинга, назначенного местом встречи, сушей.

Битэм казался мне неимоверно скучным человеком. Он говорил исключительно о птицах и проводил много времени за фотографированием разнообразных залетавших на судно пичужек (плавание проходило большей частью вблизи берегов). Хазард был интереснее. С ним, военным инженером, мы вступали в оживленные споры относительно того или иного элемента конструкции корабля, а самое жаркое сражение разгорелось во время прохождения Суэцкого канала. Хазард восхищался творением де Лессепса и считал, что к началу 1920-х годов канал обрел совершенный вид, который не требовал дальнейшей доработки. Я же, будучи сторонником безостановочного технического прогресса, с ходу предложил с полдесятка решений по упрощению перехода через канал. Хазард, холерик по природе, размахивал руками, отвергая мои доводы, и в качестве контрдоказательства нередко показывал на что-то за бортом, сопровождая указание словами: «Но это же гениально!» Мой критический разум отказывался принимать априорную гениальность любого инженерного сооружения, и я ему возражал. Мы бы спорили до скончания века, если бы нас не разнял Мэллори.

Наше плавание продолжалось две недели. Я никогда не был в южных широтах и плохо рассчитал количество необходимой легкой одежды. У меня были свитера, пуховики – но всего три рубашки, рассчитанные на то, чтобы менять их раз в два-три дня. Уже к вечеру рубашка превращалась в пропахшую по?том, насквозь мокрую тряпку, особенно под пиджаком. Меня поражал Мэллори, способный даже в тридцатиградусную жару спокойно ходить в своем белом костюме с туго завязанным галстуком и при этом выглядеть совершенно невозмутимо, будто вокруг него – климат возлюбленной Англии. Галстук я снял на второй же день плавания, а через неделю понял, что черный пиджак – это сущее наказание. Я знал, что с точки зрения физики темная одежда нагревается быстрее, но впервые столкнулся с этим явлением на практике.

На пятый день путешествия я застал Мэллори сидящим на палубе у самого носа корабля. Несмотря на то что вокруг прохаживались другие пассажиры, Мэллори был обнажен (на нем были лишь трусы), он сидел на каком-то элементе палубной надстройки в индийской позе со скрещенными ногами и, закрыв глаза, подставлял свою мускулистую спину солнцу. Когда моя тень упала на него, он очнулся и спросил, который час. Я ответил. «Хорошо, – отозвался Мэллори, – значит, еще минут пять». «Вы не стесняетесь других пассажиров?» – спросил я, отходя чуть в сторону. «Почему я должен стесняться? – спросил он. – Пусть даже они смотрят на меня без одобрения, я не нарушаю никаких законов и даже, как ни странно, норм приличия. Большинство этих людей бывали в Индии. Они полагают, что я родился и живу там, и потому появление на публике в набедренной повязке для меня нормально». Присмотревшись, я понял, что принятый мной за трусы кусок ткани и в самом деле представляет собой набедренную повязку. «Кстати, Сэнди, – добавил Джордж, – я бы рекомендовал вам тоже чуть-чуть подзагореть прямо сейчас». – «Зачем?» – «В горах любые части тела, подставленные солнцу, загорают мгновенно, будь то лицо или руки. Ваша белая британская кожа начнет шелушиться и чесаться, что крайне негативно скажется на ваших способностях к восхождению. Поэтому подготовьтесь. Снимите свой дурацкий пиджак – он предназначен для прессы, а не для вас».

На следующий день я загорал вместе с Мэллори. Он следил за мной и дозировал мое пребывание на солнце. «Не хватало еще, чтобы вы обгорели насмерть еще тут, на корабле», – сказал он. Так что большую часть времени между краткими сеансами загара я сидел, будучи завернутым в халат. Я думал о том, что мы, пассажиры первого класса, могли позволить себе много больше, чем пассажиры второго, но в определенной мере значительно меньше, нежели купившие самые дешевые билеты. В третьем классе не было прекрасной еды и просторных одноместных кают, зато можно было хоть целый день гулять голышом, есть прямо на палубе, не обращая внимания на этикет, и вообще чувствовать себя вольготно.

«Вы представляете, что вас ждет, Сэнди?» – спросил Джордж. «Горы», – пожал я плечами. «Да, – улыбнулся он. – Горы. Только не думайте, что Гималаи хоть отдаленно напоминают Уэльс. Ваш сноудонский опыт там не поможет, потому что в Уэльсе и не горы вовсе, а просто холмы». Некоторое время мы молчали, а потом он добавил: «Я не смогу вам описать, Сэнди. Это можно только увидеть». Выражение лица Мэллори в тот момент меня поразило. Перед нами была палуба, а за ее краем – море, но Мэллори, глядя вперед, на бесконечно-ровный горизонт, видел совершенно иное. Тогда я не знал, что конкретно он видит, просто инстинктивно понимал: он не здесь, не со мной. Теперь я все понимаю. И если бы мне удалось выбраться и спуститься обратно, каждый день, гуляя по Оксфорду или садясь в поезд, слушая лектора или целуя женщину, я бы видел эти величественные вершины, перед которыми мы – жалкие песчинки, блохи на теле изначальной Земли.

«Я и не хочу слушать, Джордж, – сказал я. – Я иду, чтобы видеть». Тогда я впервые увидел его настоящий взгляд. Не сочувственный, не заинтересованный, не скользящий (о, сколько различных взглядов было – и, я надеюсь, есть – у этого человека!), а взгляд-ловушку. Он просто цеплялся своими глазами за мои, и я не мог смотреть в сторону, я должен был погружаться в невообразимую глубину его темных зрачков и тонуть в ней, как тонули в ней десятки женщин и мужчин. Я стал одной из мух в его гигантской паутине, но мое восприятие себя как мухи не было подобострастным или рабским, нет. Оно было пронизано любовью к более сильному, способному провести через любые преграды и при необходимости защитить, прикрыть, подстраховать, стать одновременно отцом, братом и любовником. В этом взгляде тонули все мои прежние пристрастия и интересы, тонула прекрасная Марджори, ее старик муж, его черноволосый сын, тонули гребные суда и тарахтящий мотоцикл. В этом взгляде был весь Мэллори, а теперь, спустя всего лишь три с небольшим месяца, я понимаю, что в этом взгляде были еще две составляющие. Одной из них был я сам, Эндрю Комин Ирвин по прозвищу Сэнди, а второй была гора, принявшая меня в свои объятия.

Мы беседовали каждый день. Общались за обедом, за ужином, в свободное время, коего на протяжении всего путешествия было неограниченное количество. Хазард и Битэм держались особняком. Если Хазард все-таки иногда вступал в какие-то беседы и обсуждал технические аспекты восхождения, то Битэм большую часть плавания просидел на верхней палубе, зарисовывая пролетающих птиц. Особенно хорошо выходили у него альбатросы, хотя за все путешествие мы видели этих крупных летунов всего два или три раза. Впрочем, в отношении орнитологических ценностей Битэм был значительно глазастее нас и вполне мог наблюдать альбатросов там, где мы видели лишь ровную, точно начерченную на доске прямую, линию горизонта.

Мэллори мало говорил о горах. И о себе он почти ничего не рассказывал, предпочитая рассуждать на сторонние темы. В его речах всплывала война, семья, походы, дружба с известными писателями и художниками, но выудить из него какую-либо конкретику было невозможно. При этом, надо отдать ему должное, он не стремился и узнать что-либо интимное обо мне.

С ним было легко разговаривать на любые темы. Как ни странно, будучи альпинистом, он значительно меньше моего знал о человеческой биологии. Он не стремился понять, почему происходит то или иное явление, но зато блестяще, инстинктивно понимал, как на него реагировать. Если бы я увидел падающий с моста автобус, первой моей мыслью бы стало: как это вышло? Мэллори бы не думал вообще – он просто бросился бы в воду, чтобы спасти пассажиров. Такой же отточенной, как действия, была и каждая его мысль, выверенная, афористичная, совершенно очевидная, но при этом никем ранее не произнесенная вслух.

Лишь за два дня до прибытия в Бомбей Джордж рассказал мне историю, которую прежде, по его словам, не рассказывал никому. Мы сидели с ним на палубе, был вечер, свет исходил лишь от сигнальных огней парохода, и потому море казалось сплошной черной массой. Где-то слева виднелись береговые искры Индии, но света от них было не больше, чем от удаленных от нас на миллиарды миль звезд.

Он рассказал мне про Джеймса Стрейчи. Они учились в разных частях Кембриджа. Мэллори – в колледже Марии Магдалины, Стрейчи – в Тринити-колледже, но это не помешало им встретиться в рамках группы «Блумсбери». Мэллори сразу заметил этого молодого человека, своего ровесника, чувственного, нежного; тот неожиданным образом манил Джорджа, хотя до того момента он, Мэллори, казалось бы, интересовался исключительно женским полом. Свободные отношения, царившие в их среде, подталкивали молодых людей к тому, чтобы знакомиться, влюбляться и расставаться, не обращая внимания на социальное положение и пол партнера. Мэллори сказал мне, что у него было в жизни всего две большие любви – Джеймс Стрейчи и Рут Тернер.

Рассказ Мэллори не был захватывающим, он не был обременен сюжетом как таковым, и большая его часть заключалась в описании внешности Джеймса Стрейчи. Я не запомнил ничего – ни какой у Стрейчи был цвет волос, ни какого он был роста, – потому что понимал, что Мэллори не ставит целью описать мне своего прежнего любовника. Если бы он хотел говорить о любви к другому человеку, он бы, скорее, рассказывал о Рут. Но про жену за все время путешествия Джордж не промолвил и слова – об их взаимоотношениях я узнал гораздо позже, по сути, всего несколько дней назад, когда стало понятно, что Мэллори берет меня в качестве напарника. На корабле же он рассказывал о Стрейчи, и мне казалось, что Джордж разыгрывает передо мной спектакль, в котором играет сам себя, а роль своего любовника предлагает мне. Самое странное, что я, покоритель женских сердец и нарушитель спокойствия миллионеров, я, тайком пробиравшийся в спальни прекрасных дам и похищавший их невинность, почувствовал влечение к человеку одного пола со мной, к его внутренней энергии и безудержной силе духа, к его жилистому, крепкому телу и тонким, изящно изогнутым губам.

Тем же вечером я пришел к нему в каюту – тайно, опасаясь и оглядываясь, чтобы никто ни в коем случае не заметил меня, хотя, если бы я кого-либо и встретил, ничего страшного бы не случилось, мало ли куда я мог направляться. Даже если я шел к Мэллори, может, мы хотели просто обсудить подробности предстоящей экспедиции.

Я постучал, и он открыл дверь. Я чувствовал себя неловко, потому что не понимал, что делать. Меня тянуло к нему, но он был не девушкой, и я не мог, как обычно, сыграть роль сильного и нежного зверя, опуская податливую спину на узкую поверхность кровати. Мэллори был чуть-чуть, на пару дюймов, ниже меня, и он провел рукой по моей чисто выбритой щеке, потом по подбородку, а потом втянул мой запах, точно охотничий пес.

Я не буду более останавливаться на подробностях наших интимных отношений. Пусть они останутся за пределами моей истории, как останется там – уже не по моему желанию – восхождение Джорджа к вершине.

Так или иначе, мы причалили в Бомбее, затем еще неделю добирались до Дарджилинга, а там встретили основную группу, достигшую места назначения посуху. С Джорджем мы провели всего две ночи, потому что, когда в нашем распоряжении не стало палубы первого класса и изолированной каюты, продолжать роман скрытно стало невозможно, а афишировать его было ни в коем случае нельзя.

Физическая близость в наших отношениях была лишь малой составляющей взаимного притяжения. Если бы у нас так и не появилось возможности уединиться, мы бы почти не пострадали от этого, поскольку это чувство, такое непривычное для меня, в первую очередь было верхом мужской дружбы, разрешавшейся без особых потерь путем разговоров, взглядов, случайных касаний, не требующих более значимого продолжения. В ситуации, когда бы Джордж был далеко от меня и мы имели бы лишь возможность писать друг другу послания, я был бы не менее счастлив, нежели теперь, когда я знаю Мэллори значительно лучше, значительно ближе, чем десятки людей, знакомых с ним в течение более длительного срока. В письмах есть какая-то добавочная составляющая, которая не проявляется так остро при личных встречах, но нам не представилось шанса почувствовать ее, поскольку мы сразу перешли на другой уровень, после которого мне, Сэнди Ирвину, остается лишь одно – умереть. Видимо, Бог, которого, насколько я понимаю, все-таки нет, появился на одну секунду, чтобы разорвать связь между нами – физическую, сплетенную из плотных волокон, – чтобы не позволить нашим отношениям войти в стадию обыденности.

Основная группа прибыла в Дарджилинг всего на день раньше нас. Мы немного акклиматизировались, отдохнули, и 22 марта 1924 года, чуть менее трех месяцев тому назад, началось шестинедельное путешествие к горе. Проблема заключалась в том, что Непал категорически закрыт для европейцев. Несмотря даже на номинальную дружбу с Великобританией, исключений нет – кроме официальных делегаций, никто не может пересекать границы страны, и потому Южный склон недоступен для восхождений. Как и два года назад, наша экспедиция должна была из Сиккима перейти на территорию более свободного в отношении политики изоляции Тибета, а затем совершить восхождение по Северному склону. Эта ситуация вынуждала нас сделать значительный крюк и продлила путь к основанию горы до шести недель.

Путешествие началось с отправки багажа в ближайший к основанию горы приют. Часть амуниции, в том числе альпинистское оборудование (кроме дорогостоящих кислородных баллонов), должна была путешествовать впереди нас и ожидать экспедицию на месте. Вечерами первого и второго дня пути я перепаковывал оставшиеся вещи и в последний раз тестировал технические устройства, находившиеся в моем ведении. Не все они мне нравились. В частности, наша новая парафиновая горелка, заказанная Оделлом, оказалась очень надежной, но чрезмерно тяжелой. По сути, требовался отдельный шерп, который бы ничего, кроме этой горелки, наверх не нес.

26 марта, в половине третьего, мы прибыли в Калимпонг. Между Дарджилингом и Калимпонгом всего тридцать миль, но не стоит забывать, что мы вышли на день позже запланированного, плюс дороги в Западной Бенгалии отвратительные, несмотря на то что британцы все-таки попытались наладить тут строительство и индустриализацию. Меня предупреждали, что в Тибете с дорогами все будет еще хуже, и я думал: «Куда уж хуже», пока не увидел тибетские дороги своими глазами. Независимость, с моей точки зрения, противопоказана азиатским государствам (как и африканским – но я не могу судить справедливо, поскольку никогда не был в Африке). Как только азиат получает независимость, он сразу же рушит дороги, запускает здания, возвращается в Средневековье и меняет паровые тракторы обратно на волов.

Одной из моих проблем была транспортировка кислородного оборудования в базовый лагерь. Как я уже упоминал, баллоны были достаточно дорогими и весьма хрупкими. Внесенные мной в систему корректировки несколько усилили конструкцию, но все равно обращаться с драгоценным кислородом следовало бережно. Поэтому все утро следующего дня я упаковывал баллоны, рамы, системы подачи, а заодно злосчастную горелку. Вдобавок к мелким неприятностям у меня сломались часы. Я вооружился инструментами и в течение полутора часов пытался привести их в рабочее состояние – но безуспешно. Таким образом, еще не начав подниматься, я остался без хронометра.

Сейчас я понимаю, что отсутствие часов – это благо (на деле у меня есть часы, одолженные у Оделла, но они разбились при падении). Я не знаю, сколько я уже сижу в этом ущелье, и тем более не могу сказать, сколько мне еще осталось. Но говорить мне уже крайне трудно, язык еле ворочается во рту, и я почти не могу шевелить руками и ногами. Поэтому оставшуюся часть своего рассказа я буду вести мысленно, не пытаясь записать леденеющие слова на окружающих меня стенах. Я думаю, что, имей я часы, моим основным занятием здесь было бы наблюдение за стрелками и стенания о том, как медленно ползет время. Лишенный же этого столь незаменимого в цивилизованном мире прибора, я могу расслабиться и просто рассказывать свою историю.

Конечно, не проходило и дня без проблем с кислородными баллонами. Тридцать первого марта вечером я обнаружил, что все баллоны, кроме одного, были так или иначе повреждены при транспортировке. Один помят, у другого отломан язычок подачи, у третьего – еще что-то. В итоге я получил отличное занятие на следующие несколько дней – с помощью медной проволоки и других подручных средств попытаться привести жизненно важное оборудование в порядок.

Я был виноват в порче баллонов в меньшей степени, поскольку упаковал их качественно. Проблема была в носильщиках, которых с нами было более сотни – точное число мог назвать разве что генерал Брюс. Носильщики совершенно не церемонились с багажом, на привалах сбрасывая его с плеч как спортивный снаряд. Я пытался вразумить гуркхов, несших драгоценные баллоны, но их памяти хватало ровно на один день. Уже на следующий они снова бросали поклажу, будто в ней были чугунные болванки и плюшевые игрушки, то есть предметы, которым такое обращение ничем не грозит. Зато через неделю носильщики научились достаточно быстро и качественно, без провисаний и перетяжек, устанавливать большой общий тент – в первые дни он дважды падал, хоть они и работали под моим началом.

В начале апреля мы добрались до Чомо, а пятого числа прибыли в Пагри. Здесь мне в голову пришла отличная идея по маркировке тюков с оборудованием. С помощью веревок я обозначил верх и низ, что значительно облегчило дальнейший путь – носильщик просто не мог взять свою ношу вверх ногами и повредить содержимое тюка. Еще в Пагри мы наняли яков. Яки там были повсюду – лохматые, черные и прирученные, они могли нести на своих костлявых спинах огромную массу, совершенно при этом не уставая. Части носильщиков пришлось переквалифицироваться в уборщики, потому что яки укладывали свои лепешки с удивительной частотой и где ни попадя. Каждое утро, выходя из палатки, я обязательно вляпывался в очередную порцию экскрементов, после чего носильщик, не обративший внимания на «мину», подвергался выговору и вычету из зарплаты.

Следующим остановочным пунктом после Пагри должен был стать дзонг[9] Кампа. Мы разделились на две группы – большая, возглавляемая генералом, отправилась более коротким, но сложным путем через перевал. Меньшая, в которую входил и я, под руководством Мэллори, пошла длинной, но значительно более плоской дорогой. Почти вся поклажа на яках и спинах носильщиков была у нас. По дороге произошел небольшой конфликт с группой тибетцев, которые пришли раньше нас и встали лагерем там, где мы собирались остановиться. Мы признали за ними право первенства и преодолели пять или шесть лишних миль до следующей более или менее удобной точки, из-за чего серьезно устали.

Вообще, ни один день не обходился без какой-нибудь поломки. Особенно мне запомнилось 11 апреля, когда я потратил все утро на ремонт оборудования – в том числе раскладной кровати Мэллори, в которой полетело несколько заклепок, фотоаппарата Битэма со сломанным приводом затвора, треножника для камеры Оделла (он перестал раздвигаться) и многострадального примуса, который опять отказался работать. В процессе я порвал свои ветрозащитные штаны и весь вечер убил на их зашивание. В общем, у меня не было и свободной минуты.

Другое дело, что мне нравилась моя роль. Конечно, Битэму с его фотографированием птиц приходилось значительно проще, но мне было – и останется навсегда – двадцать два года, и мало кому удавалось попасть в такую серьезную экспедицию в столь юном возрасте. Самый младший из прочих участников похода был старше меня на двенадцать лет. К слову, мой день рождения мы отпраздновали там же, в пути, восьмого апреля, и провидение сжалилось надо мной в тот день, поскольку это был, кажется, единственный промежуток времени, когда не пришлось ничего чинить. Правда, спустя несколько дней провидение отыгралось по полной программе.

Утром четырнадцатого апреля я решил провести инструктаж на тему «Как обнаружить утечку в кислородной системе». По итогам инструктажа оказалось, что в баллонах Нортона есть самая настоящая утечка – я пытался починить систему подачи, но ничего не вышло, и таким образом мы лишились как минимум одного кислородного аппарата. Нортон предложил идти наверх попеременно – дышать, не дышать, дышать, не дышать, но Мэллори и слышать об этом не хотел. Он, самый опытный из нас, был твердо уверен, что подняться на вершину без кислорода физически невозможно. В тот же день я потерял где-то свой охотничий нож, притороченный к поясу, а заодно и сам пояс. Тогда я подумал, что забыл их на предыдущей стоянке, поскольку на один день решил сменить ремень на подтяжки.

Накопленная усталость сказывалась. Несколько раз я засыпал прямо на спине у моего пони, а погонщики яков забывали поднять свалившееся из-за неправильной обвязки добро. Тем не менее мой мозг работал очень неплохо, и внезапно меня осенило, каким образом нужно скомпоновать баллоны на раме, чтобы значительно облегчить ношу одного альпиниста. Я приступил к экспериментам, сняв кислородный баллон с заводской рамы и укрепив его на боковине рюкзака – это действительно оказалось довольно удобно. Задача, к слову, была не из легких, поскольку из-за холодного воздуха припой никак не хотел приходить в жидкое состояние, и спаять что-либо представлялось весьма трудоемким делом. Я совершенствовал кислородные аппараты на всех привалах – и к двадцатым числам апреля знал каждый баллон практически по имени, если бы, конечно, у них имелись имена. К тому моменту из восемнадцати баллонов, взятых в путешествие, исправны были лишь двенадцать, то есть как минимум одна попытка подъема на вершину отменялась. Более того, целые баллоны тоже имели ряд повреждений: например, расходомер баллона 3А развалился под моими руками из-за коррозии, – видимо, еще на корабле в его герметичную упаковку попала вода. Я почистил его и собрал как мог, но доверять его показаниям теперь было нельзя, по крайней мере, следовало делать достаточно приличное допущение. Схожие поломки ожидали меня и в других баллонах.

На следующий день я сражался с баллонами из коробки 2022 – все четыре отказались работать. Один полностью выпустил все содержимое, и его оставалось только выбросить. Еще у двух заклинило выпускные клапаны, и лишь четвертый после устранения небольшой течи оказался годным к использованию. В общем, тогда я убедился в правильности решения, принятого Брюсом еще в Ливерпуле: ничего не планировать заранее. Приведя двенадцать баллонов в более или менее подходящее для использования состояние и укрепив их новоизобретенным образом, я предложил Мэллори спланировать восхождения. Было решено, что в первой партии пойдут (с кислородом) Оделл и Джеффри Брюс, во второй (без кислорода) – Нортон и Сомервелл, а в третьей (опять же, с кислородом) – Мэллори и я.

Оделл хотел было возразить относительно моей кандидатуры – ведь я не имел опыта высотных восхождений и мог принести значительно больше пользы внизу. Но он осекся сам, едва произнеся первое слово. Все-таки Мэллори был непререкаемым авторитетом, и его решение имело статус закона внутри нашего маленького кочевого государства.

23 апреля мы соединились с остальной частью экспедиции в дзонге Шелкар – и тут выяснилось, что генерал Брюс подхватил малярию. Он, будучи самым старшим во всей группе и необыкновенно опытным в области путешествий по Индии, еще в Шелкаре решил вспомнить прошлое и отправился пострелять тигров. Тигра он не нашел, зато был серьезно искусан москитами, переносчиками этой отвратительной тропический заразы. За три дня, прошедших до нашего прибытия в дзонг, болезнь серьезно разошлась, и мы нашли генерала в постели. У него был жар, он обильно потел и метался в бреду – речи о продолжении путешествия быть не могло. В момент просветления он передал бразды правления Эдварду Нортону, который решил стартовать, не откладывая, поскольку потеря времени возле постели больного была чревата провалом всей экспедиции. Джеффри Брюс подумывал остаться с братом, но в итоге решил все-таки идти с нами.

Следующие несколько дней я продолжал работать с кислородными аппаратами. Неожиданное применение нашлось и опустевшим, непригодным к использованию баллонам: мы подарили их настоятелю монастыря Ронгбук, где останавливались в последний раз перед базовым лагерем. Монахи сделали из них отличные колокола. Я представляю, как много лет спустя очередной искатель приключений остановится в Ронгбуке и увидит эти колокола – не сомневаюсь в том, что удивлению его не будет предела.

За день до прибытия в монастырь случилось еще одно приключение – во время привала пони наступил на мой посох и сломал его пополам. Времени чинить не было, потому что Мэллори принес мне целую коробку металлических грунтозацепов и поручил закреплять их на подошвах ботинок, причем не только моих, но и его. По ходу дела я задал Мэллори вопрос, который беспокоил меня на протяжении всего похода: почему экспедиция, в состав которой входят опытнейшие альпинисты, уже поднимавшиеся на подобные высоты, так плохо подготовлена? Почему нельзя было взять с собой специальные ботинки, а не тратить день на изготовление их на месте? Почему закупленное оборудование столь ненадежно? Ведь на подготовку у нас были месяцы! Мэллори улыбнулся и ответил: «Все было продумано, Сэнди. У тебя были сомнения в нашей подготовке, когда мы обсуждали путешествие в Англии?» «Нет», – ответил я. «И у меня не было. Но приближается гора – а когда она приближается, это чувствует даже неживая материя». Нельзя сказать, что меня полностью удовлетворил этот ответ, но иного у меня не было.

К моменту выхода из монастыря по направлению к базовому лагерю в идеальном состоянии, готовыми к эксплуатации, были десять комплектов кислородных баллонов – шесть на рамах новой конструкции и четыре на рамах старой. Три дня подряд (сперва в монастыре, затем в лагере) я пытался починить фотокамеру Битэма, которую он уронил, слава богу, не повредив при этом объективы, но нарушив систему фокусировки. У меня все получилось, Битэм был очень благодарен.

29 апреля 1924 года, чуть больше месяца назад, мы достигли базового лагеря и начали готовиться к собственно восхождению. Базовый лагерь располагался на высоте порядка 17 700 футов, всего в часе ходьбы от монастыря. Часть шерпов уже достигла лагеря и разбивала палатки, в то время как мы еще беседовали через переводчика с настоятелем. Экспедиция производила впечатление – суммарно у нас было более ста пятидесяти носильщиков на двенадцать англичан-альпинистов. В базовом лагере все должно быть готово к спуску, если таковой состоится, от медицинского пункта до станции по ремонту оборудования. По крайней мере так говорил Мэллори. Надо сказать, что, несмотря на номинальное командование Нортона, все, конечно, слушали исключительно Джорджа. Точно так же, как в отношении технической составляющей, обращались ко мне, а не к официально назначенному ответственным за нее Оделлу.

Второй лагерь мы разбили на высоте 19 700 футов, третий – на 21 000. Этот, последний, планировался в качестве высотного базового: здесь должна была остаться группа шерпов и несколько англичан из экспедиции. Так вышло, что Битэм, который изначально хотел идти выше, вынужденно стал одним из остающихся в лагере III из-за плохого самочувствия. Внизу он был еще неплох, но на 21 000 футов симптомы дизентерии проявились в полной мере, и Битэм остался отлеживаться под присмотром доктора Хингстона, экспедиционного врача, тоже обязанного ждать альпинистов в третьем лагере. Хингстон был, в принципе, уже доволен путешествием, поскольку, будучи натуралистом, собрал гигантскую коллекцию образцов различных растений, насекомых, птиц, большую часть которых оставил в нижнем базовом лагере. Здесь же, на высоте третьего лагеря, он обнаружил колонию каких-то черных пауков, которые показались ему уникальными из-за высоты обитания. Он фотографировал их, зарисовывал, поймал парочку в банку для образцов и грезил о сенсационном открытии и новом виде, названном в его честь. Вершина его не слишком интересовала.

Практически все носильщики были задействованы в подъеме оборудования из базового лагеря в третий, и к концу первой недели мая все приготовления были завершены. Мы обосновались в третьем лагере на безумной высоте и были готовы к штурму вершины. Все эти дни я продолжал мучиться с кислородными баллонами, перепаивая трубки подачи. Я не буду акцентировать внимание на этом аспекте своей деятельности, замечу лишь, что на ремонт оборудования уходило не менее двух третей светового дня.

Но 8 мая началась снежная буря. Не то чтобы был сильный ветер, но температура упала до 8 градусов по Фаренгейту, а снег шел до того густой, что невозможно было разглядеть даже палатку, стоящую в нескольких футах. В таких условиях подъем был невозможен, и мы решили воспользоваться бурей, чтобы спуститься в монастырь и еще немного отдохнуть в комфортных условиях. К этому моменту я уже сумел оборудовать все комплекты кислородного оборудования вполне рабочими клапанами, поэтому в монастырь вернулся с чистой совестью. За высотными лагерями остались следить непальцы.

Я никогда не забуду 13 мая – в тот день я принял восхитительную горячую ванну, не подозревая, что она станет последней в моей жизни. Когда я сидел в испаряющейся воде, раздался стук в дверь, а затем вошел Джордж. Он сел рядом, и я протянул ему мокрую руку. Он взял ее, провел пальцем по тыльной стороне моей ладони, а затем спросил: «Ты понимаешь, на что идешь, Сэнди?» «Да», – ответил я. Он подумал некоторое время, а затем сказал: «Тогда я попрошу тебя об одной вещи». Он замолчал, а я ничего не ответил, ожидая начала рассказа. «Ты знаешь, что у меня есть фотография жены, которую я обещал оставить на вершине, если доберусь туда». Я кивнул. «Она будет у меня во внутреннем кармане куртки, в стальной рамке, в стекле. Я хочу, чтобы ты взял ее с моего тела, если я не дойду, и добрался до вершины вместо меня, и оставил этот снимок там. Я могу попросить об этом только тебя одного, потому что я верю, что ты – единственный человек, кроме меня, способный добраться до самого верха». «Да, – промямлил я, – да, Джордж, но… почему? У меня нет опыта, я многого не умею, почему не Нортон, не Оделл?» «Потому что, – сказал Мэллори, – ты и я – это один человек». Потом он встал и ушел, и я не стал окликать его.

На следующий день Джон Ноэль попросил меня сконструировать ему держатель для фотокамеры, который позволит снимать одной рукой. Я без проблем сделал это, потратив, правда, море времени. Вечером того же дня настоятель собрал нас в небольшой комнатке и благословил, окурив благовониями и прочитав несколько молитв на своем странном языке. Потом я учил наших наемных поваров обращаться с модернизированным примусом – это было довольно трудно, поскольку тибетцы в жизни не имели никаких дел с техникой.

18 мая Мэллори, Нортон, Оделл и доктор Сомервелл отправились в третий лагерь, чтобы стартовать чуть раньше и разведать дальнейший маршрут, частично подготовив его к прохождению. Они дошли до высоты 22 700 футов и основали там лагерь IV. К этому времени в третий лагерь подтянулись все остальные, в том числе и тибетские носильщики. Джон Хазард почти сразу отправился с двенадцатью тибетцами в четвертый лагерь, но там ему стало плохо, и он спустился обратно. Несколько тибетцев ослабели настолько, что Сомервеллу, Нортону и Мэллори пришлось волочь их вниз на собственных спинах. В результате все вынуждены были спуститься в базовый лагерь.

Сам я впервые поднялся в третий лагерь 20 мая, причем очень быстро, всего за три часа. Уже в половине первого я был там и в очередной раз потратил море времени на ремонт примусов, которые тибетцы умудрялись каким-то образом засорить за одну-две готовки. В принципе, это были спокойные дни. Мы перемещались между первым и четвертым лагерями, постепенно готовили оборудование, акклиматизировались. Сомервелл, которого сперва немного лихорадило на высоте, пришел в приличное состояние и был готов к дальнейшему восхождению. Погода менялась достаточно часто – то снег, то солнце, – и мы никак не могли выбрать подходящий момент для начала восхождения. В итоге во втором, промежуточном, лагере собрались я, Оделл, Мэллори, Ноэль, Битэм (который зачем-то снова пополз в гору из базового лагеря, где мы намеревались оставить его с Хингстоном), Нортон, Сомервелл, Шеббир и Джеффри Брюс. Хингстон и Хазард остались присматривать за базовым лагерем и основной группой носильщиков. С нами пошли пятнадцать шерпов, наиболее выносливых. Мэллори прозвал их «снежными тиграми».

На следующий день мы поднялись в четвертый лагерь. Битэм и Шеббир дошли с нами только до третьего, туда же к ним поднялся и Хазард. Мне сложно сейчас адекватно описать ту странную суету, которая царила в нашей команде. Мы метались из одного лагеря в другой, постоянно что-то забывали, иногда мешала погода, иногда пропадал какой-то носильщик, который, как затем оказывалось, спускался вниз с кем-то из команды, забыв предупредить о своем уходе. Подумать только, это было всего лишь девять дней назад, чуть больше недели. Когда я учился в Оксфорде, неделя казалась мне вечностью, я не мог дождаться ее окончания. За неделю можно было успеть сделать десяток лабораторных работ и уговорить нескольких профессоров на перенос экзаменов. Но теперь, анализируя те, вольготные и пустые, недели, я понимаю, что они были невероятно коротки, а настоящая вечность наступила только здесь, наверху.

А первого июня Джордж Мэллори в паре с Джеффри Брюсом сделали первую попытку подняться на вершину, двигаясь по Северному седлу. Мэллори хорошо знал этот маршрут – он разведал его еще в первой экспедиции 1921 года, не ставя тогда целью восхождение. С ними пошли девять «тигров». Пятый лагерь они установили на высоте 25 200 футов, причем не без неприятностей. Четверо тибетцев отказались работать в условиях пронизывающего ветра и спустились обратно. Лагерь всемером все-таки развернули, но на следующий день еще трое отказались подниматься выше – а Мэллори планировал без спуска в лагерь IV развернуть сразу и шестой лагерь на высоте 26 800 футов. Впятером идти дальше было бессмысленно, и альпинисты стали спускаться.

Второй сцепкой должны были стать Нортон и Сомервелл. Они не стали дожидаться возвращения первой пары и отправились наверх утром второго июня, когда первая четверка отказавшихся от работы «тигров» (можно ли после этого называть их так?) уже вернулась. С Нортоном и Сомервеллом пошло шесть носильщиков. По дороге они встретили спустившихся Мэллори и Брюса. Те описали ситуацию и продолжили спуск, Нортон же и Сомервелл успешно добрались до лагеря V. Правда, уже с четырьмя тибетцами – двое на середине пути повернули обратно. Оставшаяся четверка оказалась достаточно мужественной – они сумели подняться наверх и доставить оборудование и палатки на запланированное Мэллори для шестого лагеря место. После этого их отослали вниз, а англичане заночевали в шестом лагере, чтобы утром четвертого июня отправиться на штурм вершины.

Все это я узнал от Мэллори, когда он спустился в лагерь. Брюсу было откровенно плохо, он держался за сердце, Джордж тоже был крайне измучен после проведенной на высоте ветреной ночи. В это же время из третьего лагеря поднялись Хазард и Оделл, приведшие свежую партию носильщиков взамен уставших и «отказников». Мэллори попросил меня проводить Брюса и носильщиков вниз, к лагерю III, – я согласился. Вернулся я в тот же день, но при этом спуске и подъеме сильно пострадало мое лицо – я не всегда прикрывал его, совершенно не рассчитав воздействия холодного воздуха на кожу. Лицо шелушилось и покрылось мелкими пятнышками обморожений, которые безумно болели от любого прикосновения. Мэллори смазал меня мазью и наказал впредь быть осторожнее.

Проблема обеих первых попыток заключалась в том, что альпинисты надеялись обойтись без кислорода или использовать его только на самом верху. Все знали о необходимости экономить драгоценный запас и отсутствии страховых баллонов. Погода четвертого июня стояла просто прекрасная – солнце, почти никакого ветра, однако технические ошибки не позволили Нортону и Сомервеллу подняться хоть сколько-нибудь высоко. Мало того что они не взяли кислорода, они еще и прихватили всего по литру воды на человека – до смешного мало с учетом чудовищного напряжения и дикого расхода жидкости в условиях постоянной работы мышц.

Они вышли достаточно поздно, без двадцати семь утра, и уже к полудню Сомервелл совершенно выдохся. Он сел на камень, в то время как Нортон пошел дальше в одиночку. Сомервелл сфотографировал его – конечно, я не знаю, насколько удались фотографии, но думаю, что никто еще не снимал альпиниста на такой бешеной высоте. Нортон добрался, если верить расчетам, примерно до 28 100 футов, и вершина была уже так близко – но понял, что не дотянет. Он предпочел жизнь славе – и спустился вниз, где его ждал Сомервелл.

Когда один из носильщиков спустился к нам в лагерь и сообщил, что наши коллеги добрались до шестого лагеря и успешно там заночевали, мы были безумно рады. Для Мэллори не было принципиально важным первым подняться на гору – даже если бы его опередил другой участник нашей экспедиции, Джордж воспринял бы это как личную победу. Мы действительно стали одним гештальт-организмом о девяти головах, и каждая голова чувствовала радость и боль другой.

Они добрались до лагеря IV чудом – уже стемнело, и температура резко упала. Идти по горам в темноте – верная смерть, но этим двоим повезло, потому что Мэллори и Оделл пошли навстречу и нашли их, измученных, неспособных даже говорить, на Северном седле, откуда довели до лагеря, отпоили (оба жестами показывали: пить, пить!), уложили в прогретых палатках, выходили. Сомервелл сказал, что, сидя в ожидании Нортона, он уже был готов к смерти. Его легкие практически не работали, и он, будучи доктором, сам себе прокачивал их руками, выполняя дыхательные упражнения. Если бы Нортон пришел получасом позже, Сомервелл уже не смог бы встать.

В том, что они не добрались, была и остается правильная закономерность, как и в моем нынешнем положении. Первым человеком, достигшим вершины, должен стать Джордж Герберт Ли Мэллори.

триумф и трагедия.: sevich — LiveJournal

(Что-то несёт меня по кочкам без удержу. Не иначе ангина виновата. Вы не обижайтесь, ежели что не так.)

— Смотри-ка, — Сэм отставил пиво и протянул Фродо свежий номер «Элпайн джорнал», — они таки туда собрались.
— Да ну? – Фродо повернулся к своему напарнику и перелистнул страницу.
С глянцевого разворота на него смотрело суровое лицо Гэндальфа, снизу шёл убористый текст:
«Состав экспедиции окончательно не утверждён, но мы думаем привлечь к проекту представителей разных стран и клубов. Таким образом мы надеемся решить проблему, которая будоражит умы общественности уже не первое тысячелетие. Проведённая мной разведка показала, что выбранный ранее путь по северо-западному контрфорсу является самым оптимальным».
Фродо погладил Золотую Френду в кармане и печально протянул:
-Нам с тобой, дружище, не светит в любом случае.
— Да и ладно, — весело ответил неунывающий Сэм, — может, тоже спонсоров найдём, в Туманные Горы съездим. А на выходных, давай в Заскочье, давно я там хотел один маршрутец…

Воскресенье выдалось на славу. Хижина в Зелёных Холмах сотрясалась от хохота: Мери и Пиппин в лицах и красках рассказывали о своей попытке пройти Драконий Зуб с севера. Крутили старый фильм Бильбо «Соло на Одинокой Горе», вспоминали прошлогодние приключения на Дунгарском перевале. В тот самый момент, когда Мери, раскорячившись на столе, пытался изобразить, как всё-таки он протиснулся в Орочью Щель, у дверей послышался стук оббиваемых сапог и знакомое покашливание.
— Вау! – Завопил Фродо! – Кто пришёл!
— Гэндальф! – заорали все остальные, — Пульни фальшфеер!
— Ладно, ладно, — проворчал вошедший, всё бы вам развлекаться, — и демонстративно повернулся к старому плакату на стене, гласившему: «Огненный сигнал любого цвета, поданный в районе, автоматически считается сигналом бедствия!»

— Зануда! – хлопнул его по плечу Пиппин, — я тут начспас с прошлого месяца. Мне можно.

— Ша! Хорош колготится, слушай сюда! – Гэндальф стукнул кулаком по столу, и все повернулись к нему. – Через месяц в Дольне отбор, я выбил для вас четыре места на сборах. Покажете, на что способны – поедете на Гору.

================

— А что этот спелик здесь делает? – шёпотом спросил Фродо у сидящего рядом Гэндальфа.
— Он технарь – просто супер! Шлямбура чуть ли не пальцами заворачивает. Да и за кузню отвечает, ты ж знаешь этих спеликов – у них железо всегда позаковыристее нашего было.
— А это кто? – ткнул пальцем Фродо в следующего участника.
— Ну ты даешь! Что, Леголаса не узнал?
Фродо осёкся он действительно не узнал известного всему Средиземью фри-клаймбера, прошедшего в свободном стиле все известные маршруты. Про следующего участника он не спрашивал – довелось ему с Арагорном на одной верёвке болтаться, до сих пор удивительно, как живы остались. Боромира – восходящую звезду Гондорской классической школы – он знал только по публикациям.
— Как стало известно вчера, — Элронд встал, — Мордор отказал второй интернациональной экспедиции в пермите на восхождение на Ородруин. Но, ввиду того, что задача восхождения на высочайшую гору Средиземья признана всеобщей, я принял решение экспедицию не отменять.
— А ну как поймают? – Подал голос Гимли, — Саурон мужик суровый, церемониться не станет.
— Поймают – зиндан – ухмыльнулся Элронд, — ну, да тебе не привыкать.
Гимли позеленел – он ещё не забыл, как по молодости Элронд упёк его в подвал за незаконное проникновение в заповедник.

— Вот ты и уходишь, — грустно сказал старый Бильбо. – И я так когда-то ушёл… Ладно, возвращайся – новую книгу подарю, — и он кивнул на макет, лежащий на столе. Фродо заглянул в конец: «Эсгарот соло – это не предел. Придёт время, и восходитель встанет на вершине Ородруина, исполнив тысячелетнюю мечту всего Сердиземья!»
— Хороший конец, — Фродо отошёл от стола, — хорошо бы ещё и с погодой пропёрло.
— С погодой, с погодой… — пробормотал старый хоббит, — погоди-ка – погоди-ка, — отвернулся он и полез под кровать.
— На, бери! Думал себе оставить, да что уж там.
— Настоящий мифрил! – восхищённо прошептал Фродо.
— Бери-бери! Малден Миллс, не нонейм какой!
О такой жилетке Фродо не смел даже и мечтать. До далёкого Шира доходили слухи о новом материале, греющем в самый лютый холод, отводящем влагу и весящем сущие граммы.
— Схватишь там холодную, не приведи Валар, вспомнишь старого Бильбо.

==========================

— А я говорю, валим в Минаст-Тирит, — резко сказал Боромир и встал, — там и шерпов наймём и запасы пополним.
— Верно, — согласился Гимли, — и кислород там ещё с первой экспедиции прикопан.
— Пока мы туда-сюда ходим, муссон начнётся, — не согласился Арагорн.

Экспедиция была в явном кризисе. Снегопад не пустил их через Карадрас, обычная 2А превратилась в настоящую смертельную ловушку. Караван с продуктами и снаряжением не смог пройти в пещеру. В шестом сифоне восьмой галереи, поверив мутному описанию, чуть не застряли все скопом. И, наконец, когда уже проход был практически найден, случайный камень перебил верёвку, по которой жумарил Гэндальф. В МАЛе на Лотлориенской поляне удалось разжиться и продуктами, и кое-каким снаряжением, но всё же перспективы оставались весьма и весьма непонятными.

Фродо устал от всего этого. Таскание грузов, провешивание перил, больная от горняшки голова, тонны экспедиционного груза – это все было совсем не то, к чему он стремился. Ему хотелось опять ощутить под руками тёплый песчаник родного Шира, согретый ласковым весенним солнцем, почувствовать радость от красивого маршрута, пожать на вершине руку довольному Сэму, и вечером в хижине травить байки под пиво.
А может… А что если на рывок, вдвоём с верным Сэмом? Риск? Да, конечно, зато и скорость. А так провозимся, муссон начнётся, все труды прахом пойдут.

— Они ушли, — устало сказал Арагорн, осмотрев лагерь.
Тяжёлый день, тяжелый для всей экспедиции. Только что Боромир, непонятно зачем, выскочил в кулуар, подрезал склон, и многотонная масса уволокла его вниз. Мери и Пиппин ушли на разведку и пропали неизвестно где, предстояли трудные спасработы. И вот, придя в Базовый Лагерь, Арагорн, Гимли и Леголас обнаружили цепочку следов, уводящих в соседнее ущелье. Также в лагере не хватало одной палатки, кое-каких продуктов, горелки и верёвки.
— Да как они могли? – заорал Гимли, — что им наплевать на экспедицию?
— Нет, Гимли, они поняли, что вершину в тяжелом стиле не взять, — мягко возразил ему Леголас, — только на рывок, на скорости. Минимум участников, минимум снаряжения.
— Они взяли на себя большой риск, но только им такое под силу, — согласился с ним Арагорн. –Может у них и получится, а на спасах от них всё равно мало толку. Пойдём, нам пора.
— Ну, пойдём, — вздохнул Гимли и стал выкапывать из груды барахла лавинный щуп.

===================

Последняя верёвка никак не желала сдёргиваться. То ли Сэм неаккуратно её уложил, то ли просто трение было очень большое. Когда они подошли к шестому жандарму, дождь лил уже третьи сутки. Палатку сорвало в первую же ночь, хорошо, что их в этот момент там не было – вышли на обработку.
— Хана, — бросил Фродо, — без верёвки нам тут хана. Ни за что не спустимся. Пусти волну что ли.
Сэм от злости на дождь, зацепившуюся верёвку и самого себя пустил такую волну, что верёвка снялась с выступа вместе с петлёй. Фродо удивлённо посмотрел на напарника, но сказал только:
— Вот и ладно. Пошли вниз быстрее.
В провале под жандармом они нашли небольшую полку и сели, укрывшись накидками. О горячем ужине и не помышляли — газ нужно было экономить. Неожиданно, сквозь шум дождя до них донеслось тоскливое пение, прислушавшись, они даже смогли различить странные слова незнакомой песни:

Передо мной Бе-е-лалака-ая
Стоит в туманно-ой вышине,
А струйки му-у-утные стека-ают
За воротни-ик и па-а-а спине-е-е-е.

— Кто это? – испуганно прошептал Фродо.
— Не знаю, озадаченно ответил Сэм.
А голос тем временем продолжал тянуть своё, тоскливое:

Солнца не будет, жди, не жди,
Третью неделю льют дожди…

Высунувшись за перегиб, они вдруг увидели забившееся в щель между камнями и сжавшееся в комок существо. Одето существо было в невообразимую хламиду грязно-серого цвета, вокруг груди был завязан кусок верёвки. Ноги существа заканчивались копытами, с растущими из них когтями. Правда, что копыта, что когти были сильно поистёршиеся. На голову существа было по самые глаза натянута страшно засаленная шапка, цвет её был непонятен, но сквозь грязь проглядывали незнакомые буквы: “adiads”. Рядом валялся обломок дорожного посоха с ещё одной непонятной надписью: «Ленинградская судоверфь».

— Ты кто? – чуть ли не хором спросили озадаченные хоббиты.

— Я ж на усту-упчике ша-а… — Существо оборвало тоскливую песню на полуслове и посмотрело наверх:
— Колян обещал фильтры достать, говорит на «Керамике» все ходы знает, а триконя тупые и контрольный срок сто лет назад кончился, начспас орёт: «Лучше и не возвращайтесь», я по Снесарёву долбился-долбился, да там глушняк чёрный, шмелюга «Фырь!» и кранты, а тут дупло, и лёд на контрфорсе, профком денег-то дал – а фигли толку, у этих армейцев грёбаных только тулупы и вэцээспээс, да я на плитке в десять раз больше получу, а в бутылку выползаем – «ш-ш-ш» и тишина, только шакалом по льду царап-царап, кактус молчит, как мертвый…

— Откуда ты тут взялся, чудик?
— Я к австрийцу: «Ченч?» и буры показываю, а тут завхоз, сука: «Когда недостачу покроешь?», хорошо скалы сухие, так на самолюбии и трении вылез, одна банка пошла, завоняло, проводник ментов вызвал, кругом степь – что делать? К заброске выходим – ни шоколада, ни кураги, сурки вонючие, заразные, говорят, у местных барана сменяли, хорошо имодиума в аптечке много, мы – в вертак, а они только холодных возят…

— Я знаю, — горячо зашептал Сэм Фродо в самое ухо, — это Чёрный Гид, помнишь, в хижине трепались? Они пошли вдвоём, а на ключе его клиент сорвался, так он успел верёвку обрезать. Теперь обречён ходить по скалам, всех душит. Ещё кино такое было, «Смерть клиента» называется.
— Да ну, ты ещё «Беспредел» вспомни, — засмеялся Фродо.
— А что «Беспредел»? Вот увидишь, к Ородруину подойдём, он там враз нашу гексаминазу уведёт, и пикнуть не успеем.

Засыпали они под тягучее, пение незнакомца, в котором, как ни странно прослеживалось что-то очень знакомое и родное:

— И лезут гномы па-а сте-ене
на па-аутинках тонких…

=====================

К перевалу подходили под вечер, уже изрядно подуставшие. Перед этим кучу времени угробили на попытку пройти с севера, и все зря: глазам восходителей предстала огромная гладкая стена без единой зацепки. Нечего было и думать, пройти этим вариантом: всё бигвольное железо осталось в Базовом, да и без Гимли толку от него чуть. Пришлось возвращаться на юг и идти Минас Моргульским перевалом. Никто из них толком не знал, что там и как. Если кто и проникал на Горгорат этим проходом, то описаний всё равно не сохранилось. Оставалось только надеяться, что не зря это место назвали перевалом, хотя бывает всякое. По пути они пару раз чуть было не наткнулись на мордорского офицера связи, но Валар миловал – обошлось. Гондорский каэсэсник хотел завернуть их назад, но удалось отговориться, всучив ему неподтверждённую справку о пятёрке на Гундабаде.

Незнакомец вёл себя прилично, добывал еду, иногда шёл первым, пел свои непонятные песенки. Хоббитов поначалу раздражало его пение, но несколько дней спустя они уже сами стали с удовольствием подтягивать ему по вечерам:

Но с дымом сливается песня,
ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне Бродяга
кому-то: «Не позабудь»…

Первый питч на перевал смотрелся устрашающе, но Существо, перекинув верёвку через плечо, бодро пошёл его обрабатывать. Сверху до хоббитов доносилось только его привычное бормотание: «они там в Федерации говорят, что мне двух баллов до мастера не хватает, харьковчане-то тоже траверсом ушли, в кулуар не полезли, спускается, довольный, как Месснер, а ему: «Где записка из контрольного тура?»…
Второй питч смотрелся не лучше первого, но одолели и его. Перевал привёл их в мрачное холодное ущелье, идти туда не хотелось, однако другого пути на плато не было.

— Эй! Неужели нам туда? – засомневался было Сэм, но ответом ему было только удаляющееся во тьму бормотание:
— Ты сначала узел на конце завяжи, а потом и дюльферяй, куда хочешь, а то знаю я таких, вопит как ревун пароходный: «На полу!», а бабочки-то нету, уронил чего – 10 баллов тебе, будте любезны, а 400 грамм – это не серьёзно, идешь себе, а мысли все «Колбаски бы, пусть хоть зелёненькой!», манка из ушей лезет, а завхоз шоколад, как всегда, зажимает…

— Эй, ты куда? Вернись немедленно! – завопил Сэм, почуяв неладное, но из темноты долетел только обрывок ещё одной незнакомой бравой песни: «… красный шнур, который друг тебе на шею повязал…», и хоббиты опять остались вдвоём.

— Ну вот, я же говорил… — начал было Сэм, но тут же осёкся, увидев посиневшие губы Фродо. – Эмболия! Я так и знал, вот и доигрались.
Он бросился к своей котомке, но, как ни старался, не смог найти маленькой и такой необходимой сейчас коробочки. Отказываясь верить своим глазам, он ещё раз перетряс все вещи – бесполезно. Фродо тем временем совсем затих и почти перестал дышать.

Закутав бесчувственного напарника, как только мог, Сэм положил его на узкой скальной полке, и медленно, спотыкаясь на каждом шагу, направился в сторону плато.

=========================

Жестокая пурга мела на плато вторую неделю. Сэм поправил на носу непривычный и неудобный кислородный прибор, вылез на последний перегиб и начал выбирать верёвку. Через пару минут показался Фродо.

— У-у-уффф! – резко выдохнул он и посмотрел наверх, — Да-а-а… вот она – вершиная башня.
— Да уж немного осталось, как сам-то?
— Да нормально, я нормально…
— Это ты сейчас ничего, а тогда… Я чуть со страху с ума не сошёл: губы синие и не дышит. Хорошо хоть за кошками вернулся, а то сидеть бы тебе сейчас в зиндане.
— Дядиной жилетки жалко.
— Это ты сейчас так говоришь, а тогда? Да эти, как жилетку увидели, сразу и протокол порвали, и гексаминазы дали, да ещё и кислород я у них выклянчил.
— Что-то мало он нам помогает.
— А ты что думал – столько времени на высоте и хоп что? Не, так не бывает. Ладно, пошли дальше.

К башне подползали на последних остатках сил. Точнее последние и самые последние и даже самые-самые распоследние остатки кончились уже давно, ещё на середине плато. Как им удавалось двигаться – совершенно непонятно. Только вершина, только усталость и только страстное желание быть первыми на высшей точке Средиземья.

— Так дело не пойдёт, — прохрипел Фродо, разогнувшись, — не успеем. Надо бросать всё и налегке, иначе тут и застрянем.
— А спускаться как?
— Какое спускаться, ты чего?

И вот, наконец, когда уже не оставалось никакой надежды, Фродо вдруг увидел, что перегиб впереди него – последний, что за ним не тянется ещё череда выматывающих метров вверх и вперёд, что с этой точки все пути ведут только вниз…

=========================

Отодвинув в сторону кружки и пустые консервные банки, Арагорн примостил на столе пачку чистых листов и выводил корявым почерком: «В Федерацию Альпинизма Средиземья. Считаю возможным зачёта разрядных баллов участникам международной средиземской экспедиции Мериадоку Брендискоку и Перегрину Туку за прохождение маршрута, оцениваемого 4Б к/сл. Руководство экспедиции ходатайствует перед Федерацией о присвоении мс Гимли и мс Леголасу званий мсмк за первопрохождение маршрута, оцениваемого как 5Б к/сл в особо сложных погодных условиях.»

Отложив лист в сторону, он взял следующий: «Анализ НС:
За отчётный период произошло два НС.
1. При прохождении вертикального колодца по перилам, прилетевшим сверху камнем перебило верёвку. Руководитель экспедиции получил тяжелые травмы. Принятые меры – считать Морийский колодец объективно опасным маршрутом, ходатайствовать о дальнейшем отказе в заявке этого маршрута на чемпионат Средиземья.
2. При выходе в лавиноопасный кулуар участником подрезан склон. Сорванной лавиной участнику нанесены травмы, несовместимые с жизнью. Принятые меры: обеспечить выход в лавиноопасные кулуары до восхода солнца.»

Арагорн ещё раз внимательно прочитал написанное, потом сложил оба листа и подшил их в папку. Никакого смысла в этих бумагах не было – фактически он писал их самому себе, потому что его назначение председателем Федерации было делом нескольких дней.
Арагорн посмотрел на солнце – приближалось время очередной связи, но ничего хорошего Арагорн уже не ждал. Вдруг, молчавший весь последний месяц, палантир ожил. Сквозь шум и треск донёсся чей-то хриплый голос:
— База! База! Приём, как слышите? Мы на самом верху! Приём, приём…
— Алло, гора! Это база! Слышимость нормальная, вы на горе?
— База! База! Сегодня ночью вышли на вершину.
— Фродо! Сэм! Поздравляю! – радостно закричал в микрофон вбежавший Гэндальф.
— Это Сэм, у Фродо горняшка – до утра может и не протянуть.
— Сэм! Спускайтесь до ближайшей площадки! Мы высылаем вертак!
— Угу, только поторопитесь. СК.
— Не дрейфь. СК.

Арагорн вернулся к столу и дописал в первый лист: «Руководство экспедиции ходатайствует о присвоении кмс Фродо Бэггинсу и кмс Сэмуайзу Гэнджи званий змс.» Вот теперь лист точно можно было подшивать, больше правок не потребуется.

===============================

Фродо забил крюк и крикнул вниз: «Страховка готова!» Через пять минут на полку вылез Сэм. До вершины оставалось полверёвки простого лазанья, ласковое ширское солнце освещало желтоватые песчаниковые утёсы.
— Ну? – Фродо повернулся к довольному Сэму.
— Я ему кричу: «Выдай!», а он мне: «Не п..и, я на стене!», в берг свалился, качаюсь и вода внизу плещется, а как палатку сорвало, ну, думаем: «Всё, прощай, родина.», полиспаст заело, я под карнизом вишу, ноги отнимаются…
— Так мы в скоровар все остатки затолкали – макароны, супчик, снегу набили, сидим, ждём, с шестой иглы вниз глянул – ё-о-о…!!! всё живое, а нуга замёрзла, ничем её не возьмёшь, он сдуру элеуторококка нахлебался, да у него как башню-то и заклинит…

Почти до самого утра окрестности хижины оглашал нестройный рёв двух нетрезвых голосов:
Но мы пройдём, и грянут волны в парапет,
И зазвенит башка, как первая струна!

====================

— Ну что, племяш, написал книгу?
— Да не идёт как-то, дядя, — смущённо ответил Фродо, — то одно, то другое.
— Ты хоть начал?
— Ага, только…
— Ладно-ладно, посмотрим, — и Бильбо повернулся к столу. На столе, поверх огрызков, железок, старых описаний и фотографий лежал почти чистый лист – единственная корявая строчка сиротливо примостилась с самого верху. Бильбо приблизил лист к близоруким глазам: «Дюльферяем мы это по отрицательной сыпухе…»

Публикации AAC — Кровь из камня

Год публикации: 2003.

Кровь из камня

Если бы он не был таким большим, было бы почти весело. Пять тысяч футов вертикальной зимы на восточном склоне горы Дики, Аляска.

Шон Истон

Наш самолет снижался по спирали у восточного склона горы Дики. Мое лицо было приковано к окну, и мои надежды резко таяли. Я не мог видеть полосу льда, которая, как я подозревал, должна была пройти по этой стене высотой в милю.В сочетании с прогнозом огромной штормовой системы, которая на следующий день обрушится на Аляскинский хребет, наши шансы подняться падали так же быстро, как барометр. Наш пилот K2 Aviation посадил самолет, сделав первые в этом году следы в ущелье Рут. Другие альпинисты еще не прибыли; в одиночестве и без радио мы чувствовали изоляцию этого места. Тень Дики вскоре пронеслась по леднику и накрыла нас, пока мы разбивали лагерь. Температура сразу упала. Было 12 марта, а еще аляскинская зима.

Ули Стек потратил свои сбережения, чтобы облететь полмира в надежде пройти маршрут, который он никогда не видел, на гору, о которой он никогда не слышал. Я извинился за то, что уговорил его прийти сюда. Казалось, у нас больше шансов выжать кровь из камня, чем взобраться на эту гору. Мы разбиваем базовый лагерь, наблюдая за облаками, набегающими с Тихого океана. Немного виски помогло нам смириться с тем фактом, что это, вероятно, будет одна из тех поездок, которые мы тратим на уборку снега и проработку нашей стопки романов.

Гора Дики взмывает на не впечатляющую высоту 9 545 футов. Что впечатляет, так это южный, восточный и северный склоны горы, которые поднимаются почти вертикально на 5000 футов от ледника Рут. На юго-восточный столб поднялся Робертс-Роуэлл-Уорд в 1974 году; Маршрут винных бутылок (северо-восточный столб, Бонапас-Орглер, 1988 г.) предлагает 51 веревку на контрфорсе, граничащем с правой стороной стены. На южной стене есть ужасная скала, и здесь проходит несколько маршрутов.Северная стена остается непройденной, и массивная полоса сераков, возвышающаяся над ней, дает некоторое представление о том, почему.

Восточная стена начинает резко круче вскоре над ледником Рут. Около 3000 футов почти вертикального гранита ведет к последнему участку снежных и каменных полос. Небольшой карниз охраняет вершину. Любой, кто хочет подвергнуться воздействию стихии, может найти системы трещин в качественном камне для летнего восхождения на биг-волл. Кроме того, можно было бы отклониться вправо на полпути по нашему маршруту и пролезть суперкрутой ледовый финиш через хедволл.

А белый отвес, идущий сверху вниз между нашей линией и Маршрутом винных бутылок? Все начинается с того, что иней и пыль прилипают к невыразительной вертикальной стене. Хотя, может быть, в нужный год он станет толще.

В мае 2001 г. Дейв Марра, Конни Амелунксен и я начали подниматься по восточной стене. Мы начали в 9 часов вечера, планируя подниматься ночью и спать в более теплые дневные часы. Первые веревки были покрыты льдом, но по мере подъема он таял. Мы решили, что, как бы нам ни хотелось иначе, условия не подходили для такого большого предприятия, поэтому мы повернули назад.

В 2002 году я вернулся с Ули, надеясь, что низкие температуры в начале сезона сделают условия более благоприятными. Мы сталкивались друг с другом несколько раз за эти годы и хорошо ладили. Ули недавно закончил новую прямую линию на северной стене Эйгера, и в свои 26 лет он самый талантливый альпинист, которого я когда-либо связывал веревкой.

Мы планировали поездку туда и обратно на три-пять дней. С нами были палатки, подвесная печка из изобутона, пара скальных ботинок, зубная щетка Ули и две камеры.Лицо выглядело так, как будто оно предлагает различные типы лазания, в том числе некоторые вспомогательные веревки, поэтому наша стойка отражала это. У нас был тройной набор кулачков, двойной набор гаек и восемь ледобуров. К счастью, европейцу и бывшему альпинисту на больших стенах не пришлось решать этическую дилемму: брать шлямбуры или нет. На стойку ушло около 20 8,8-мм болтов Petzl с алюминиевыми подвесками.

Чтобы подняться как можно быстрее и сложнее, мы решили, что лидер будет идти без рюкзака, а второй будет нести оба.Самый быстрый и практичный способ занять второе место — жонглировать, а это означает, что якоря должны быть прочными. Мы шли блоками, так как при световом свете всего 12 часов мы хотели проехать как можно больше за каждый день.

Несмотря на сгущающиеся тучи, мы решили подняться и посмотреть. Наш первый день восхождения закончился пятью веревками вверх, оттуда мы повесили несколько веревок и направились обратно в лагерь, чтобы переждать двухдневный шторм. У каждого из нас было по одному падению, мое первое падение в горах, и казалось, что трудности возрастают.Я упал на относительно легкой местности, выдернув, а не опустив свой инструмент, когда он зацепился за камень, и я упал на несколько футов на кулачок. Я воспользовался минутой, чтобы пообещать себе лазить лучше и не срываться, когда это будет необходимо.

Ули хлестал крышу. Он поднялся по вертикальному снегу, пока он не стал толщиной всего в дюйм. Вставив в оба инструмента, он повесил и просверлил болт. Снег закончился как раз под небольшой крышей. Задыхаясь от головки своего инструмента, он позволил ему дотянуться до крыши и поймать еще немного снега.Утяжелив его, его инструмент порвался, и он ушел. Без болта это был бы конец поездки. Ули почти не смутился, объяснив, что он иногда падал в горах. Он вернулся к этому и закончил поле без какого-либо другого профессионала.

Буря закончилась, как всегда. С его прохождением мы вернулись к нашей задаче, направляясь к серо-белому лицу.

С нашей высокой точки я провел блок веревок через узкую извилистую систему дымохода. Лед и твердый снег с гладкими гранитными стенами — восхождение было мечтательным, ведя нас выше через отвесную стену.Ули вел последние две веревки дня, затем мы протянули две веревки к бивуаку. Из зимнего льда Аляски мы вырубили платформу, которая была достаточно большой, чтобы на ней можно было лечь, и таким образом провели долгую ночь.

На второй день мы хорошо провели время, двигаясь влево по узкой системе пандусов. Серьезные выбеги чередовались с ледовыми отвалами, которые могли сломать винты. Ули возглавлял этот блок, заканчивая каждую веревку только тогда, когда 60-метровая веревка была натянута на нижний анкер. Мы поменялись лидами в конце дня, всего на несколько веревок ниже вершины хедволла.Здесь я боролся вверх по бездонной, засыпанной снегом трубе, пока не решил, что дальнейшие усилия бесполезны. Я спустился вниз и начал драйтулинг прямо к более многообещающей линии. После 35 футов помощи — единственной устойчивой помощи на маршруте — я оставил веревку закрепленной и постучал, чтобы помочь перерубить еще одну бивуак. Этот бивай вызвал у меня улыбку. Это было самое настоящее, одна из типичных жалких альпийских палаток, о которых вы читали в «Американском альпийском журнале»: обрубленный ледяной уступ, недостаточно большой, чтобы на нем можно было нормально лечь, со шпинатом и холодными пальцами ног.И, как заметил Ули, место вашего партнера всегда выглядит лучше.

После завтрака, состоящего из кофейных зерен в шоколаде и куска вяленой говядины, Ули загорелся желанием подняться выше. Договор был таков: если он проведет нас, то я возьму нас на вершину. С облегчением я застраховался, думая, что все, что придет потом, не может быть сложнее, чем выглядело это поле. Ули с гордостью отправил его, присвоив ему оценку M7+. Два болта для защиты помогли смягчить плохие профессиональные возможности и сделали продолжительное лазание по рассыпчатой скале и гнилому снегу несколько нормальным.Эта подача вывела нас за хедволл.

Проехав несколько ледяных полей, мы достигли внушительной черной каменной полосы. Не было никакого способа закончить это. Мы оба представляли, что это будет отвратительный вертикальный сланец, так что я напрягся, мысленно готовясь к встрече с моим создателем. После нескольких футов подъема я был поражен: я был в хорошей экипировке. Трещины и сплошные кромки принимаются металлическими наконечниками. Если бы я не был так высоко, клянусь, мне было бы весело лазить по приятному смешанному питчу.

Последней веревочной площадкой была тонкая отдельно стоящая занавеска из граненого листа A16.На заметку себе: приносите файл по этим маршрутам. Это было похоже на лазание двумя кувалдами, когда мои тупые кирки разбивали лед. Наш последний анкер был одним болтом в единственной выступающей скале. К этому моменту у нашей ведущей линии был хороший керн, поэтому мы оставили ее подрезанной и пошли соло вверх по снежному склону, через карниз и на вершину.

Здесь мы провели полчаса, ощущая эйфорию, заваривая воду, сортируя снаряжение и осматривая окружающие вершины. Непрерывность линии, стабильность погоды и сознание того, что наши возможности соответствуют трудностям, — все это было в наших мыслях.С моментами сомнений мы двинулись вперед без уверенности, открытые для возможности альпийской линии, прокладывающей свой путь вверх по восточной стене, и тропа раскручивалась перед нами.

Спустившись через перевал Дики-Брэдли, мы мчались в лагерь через пять часов, когда с Тихого океана накатили облака. Наши следы пьяно петляли по катящемуся леднику. Но нам предоставили погодное окно, в котором мы нуждались. Теперь мы сосредоточились на том, чтобы съесть как можно больше еды, прежде чем нас вылетят. Топая «OUT» в снегу перед нашей палаткой, мы надеялись, что это заметит летящий над головой пилот, который уведомит K2, чтобы он забрал нас.К счастью, это произошло на следующий день.

Прибыв в Талкитну, мы нашли город, который еще не проснулся от зимней спячки; не было никаких признаков полчищ альпинистов, которые заполонят улицы в последующие месяцы. Сев на обратный рейс домой всего через 12 дней после прибытия на Аляску, я понял, что это путешествие казалось слишком коротким, чтобы подняться на такую удивительную гору.

Я подозреваю, что Аляскинскому хребту предстоят тяжелые бои, поскольку международная политическая нестабильность делает многие другие хребты мира менее привлекательными направлениями, и Рут станет одной из главных достопримечательностей.

Сводка статистики

Район: Аляскинский хребет

Восхождения: Blood From The Stone (5000 футов, A1 M7+ WI6+X), Шон Истон и Ули Стек, 18–20 марта 2002 г.

Fall of Man: Arizona’s Ущелье реки Девы

Получите скидку 50 долларов США на соответствующую покупку на 100 долларов США в магазине Outside Shop, где вы найдете снаряжение для любых приключений на открытом воздухе. Зарегистрируйтесь на Outside+ сегодня.

Алекс Хоннольд борется за то, чтобы отправить ключ Redpoint на необходимое зло (5.14с) в ущелье реки Вирджин, штат Аризона. Фото: Джеймс Лукас

Весной 1988 года альпинисты из Солт-Лейк-Сити Бун Спид и Джефф Педерсен проехали через ущелье Верджин-Ривер в Аризоне (VRG) по наводке друга, работающего в BLM, который похвалил бархатисто-серый известняк, который он там видел.

«Это как французский рок в журнале», — сказал он Спиду, который вместе с Педерсеном только начал разрабатывать известняк в Американ-Форк, штат Юта, и прокладывать одни из самых сложных маршрутов в США.С. на сегодняшний день. На первый взгляд скалы VRG были маленькими и несколько невпечатляющими, но этого было достаточно, чтобы они продолжали исследовать. Найдя оранжевый известняк — в отличие от обещанного прочного серого европейского камня — они остановились на оживленной магистрали I-15.

«Мы подошли к [теперь] Стене богохульства и просто охренели, — сказал Спид.

Указав на очевидную и красивую линию, Спид заявил: «Я сделаю это». Первый маршрут в VRG, Fall of Man , проходит по крутой местности с серией карманов и небольших краев, ведущих к технической плите.Когда он отправил маршрут в 1990 году, Спид консервативно оценил его в 5,13а. Это была плита 12d на 5.11. «Тогда он был заперт точно так же, как все остальное в мире», — сказал он. Хотя электрические дрели появились в Соединенных Штатах в 1987 году, большинство спортивных маршрутов в то время просверливались вручную, и для установки каждого болта требовалось 30 минут. Разработчики поставили небольшую защиту из-за физического труда ручного сверления. Speed и другие компании покупали электрические дрели в первые дни разработки VRG, но этика редкого болтового соединения осталась.

«Раньше быть смелым определяло то, что такое скалолазание», — сказал Рэнди Ливитт, который также проложил многие маршруты в VRG, в том числе Joe Six Pack (5.13a), Captain Fantastic (5.13c), и Horse Latitude (5.14a). «В 90-х мы все еще чувствовали это; это все еще было частью нашего воспитания». С тех пор альпинисты обновили Fall of Man , назвав его твердым 5.13b.

Бриттани Гриффит поднимается на Fall of Man (5.13b). Фото: Джеймс Лукас

Незакрепленный рисунок на высоте 50 футов на Падение человека дразнил мою талию.Скрутив большой палец вокруг пальцев в полный изгиб, я бросил в хороший левый край — и промазал. Крича на протяжении 30 футов, я миновал необрезанный участок, когда мой крик смешался с ревом полуприцепов на шоссе внизу. В декабре 2015 года я встретил Алекса Хоннольда в VRG, чтобы полазить несколько недель. Я был сильнее, чем когда-либо, проведя осень в боулдеринге в Йосемити и спортивном скалолазании в тюрьме в предгорьях Сьерры. Чувствуя себя в форме и уверенно, я знал, что сейчас самое подходящее время, чтобы поработать над своими слабостями, поэтому я направился в VRG, чтобы получить хорошие условия для зимнего лазания и проверить свои навыки работы ног и кримпинга на этих олдскульных маршрутах.

Технический стиль, обязательная приверженность и общая головокружительность Fall of Man делают его американской классикой и идеальным проектом для меня. Пройдя первый маршрут VRG в 1990 году, Спид проехал справа от него. «О да, наверное, это будет 5.13a или что-то в этом роде», — подумал он про себя.

«Это сложнее — я ошибался», — сказал он 26 лет спустя. Сам того не осознавая, он пробежал по самому сложному маршруту в стране на тот момент, Необходимое Зло (5.14с). «Это было своего рода кульминацией [идеи о том, что] самые сложные маршруты имеют самые маленькие зацепки». Таково было мышление той эпохи, но еще в Солт-Лейк-Сити Спид и Педерсен прокладывали крутые маршруты в Адской пещере Американ-Форк, в то же время они устанавливали технологические обжимные линии на VRG. «С более крутым подъемом появилось больше зацепок. Вы могли держаться за дерьмо, и это стало больше [гимнастическим] видом спорта, который теперь также поощряется скалолазанием в помещении», — сказал Спид.

Necessary Evil впервые был пройден в 1997 году Крисом Шармой, и за почти 20 лет, прошедших с момента первого восхождения, некоторые из лучших альпинистов мира видели только дюжину повторений.В 2015 году Адам Ондра прошел маршрут за 45 минут, поскользнувшись на старте, затем упав в ключе редпойнта и отправившись с третьей попытки. Он назвал его одним из лучших маршрутов в мире в своем классе. Несмотря на похвалы и легкий доступ в 100 ярдах от главной магистрали, на нее было относительно мало подъемов по сравнению с другими часто повторяющимися линиями, такими как Golden Ticket (5.14c) или Lucifer (5.14c), обе в ущелье Ред-Ривер. , Кентукки, или Джо Блау (5.14c) в Олиане, Испания.Все они были созданы десятилетием или двумя позже и совершили семь, 10 и 16 восхождений соответственно.

«У Necessary Evil очень тяжелая работа ног, маленькие зацепы и психологические трудности, — сказал профессиональный альпинист Джонатан Сигрист, прошедший этот маршрут в 2011 году. — Это не тот тип навыков или силы, которые можно развить в спортзале».

Дерево Джошуа в пустыне Аризоны. Фото: Джеймс Лукас

« Хочешь забраться на солнце?» — спросил Хоннольд, глядя на Необходимое Зло в течение минуты, прежде чем схватить свой рюкзак.Был канун Нового года, и три недели маниакальной тряски на известняке, холодная погода и рев полуприцепов на близлежащем шоссе сломили его настроение. Он четыре раза поднимался с земли на ключ редпойнта. Б. Дж. Тилден, 35-летний плотник из Вайоминга и невоспетый герой американского спортивного скалолазания, пробовал маршрут с Хоннольдом и дал ему бету, но тяжелые движения на средней высоте — ухватившись за небольшой зажим и упав в слот — победил обоих альпинистов.

Солнечная пещера, выходящая на юг, располагалась как раз через реку Вирджин, согревая наши оцепеневшие подсказки и холодное отношение.Мы пересекли реку и нашли Sunburst (5.12c), удивительный скрепленный болтами туф, созданный Биллом Ораном. В типичной для Хоннольда манере он увидел онсайт Boyle’s Route (5.13a), а затем высветил Sunburst . В то время как Стена Богохульства была холодной, неумолимой и ужасающей, Солнечная пещера предлагала дружелюбное и безопасное восхождение. Это напоминало стиль лазания новой школы. Туф держится, хотя и крутой, но держаться за него легче. Я размазывал ноги и отрабатывал движения.Моя вторая попытка, я послал. Маршруты такого же класса у Стены Богохульства у меня заняли месяцы. Мы покинули скалу с оптимизмом, что Новый год принесет лучшее лазание по нашим проектам.

Вскоре после этого Тилден проехал 10 часов на юг от своего дома в Ландере только для того, чтобы еще раз выстрелить в Необходимое Зло . Он преодолел проблему с валуном, ухватился за небольшой щепотку и плавно упал в щель, прежде чем идти к якорям. Несколько дней спустя Хоннольд не достиг своей высшей точки, отчасти из-за типичных условий в каньоне, которые Ливитт описывает как «своего рода дьявольские».«Однажды мы замерзнем, онемевшие от крошечных зацепок. На следующий день будет слишком жарко. Влажность поднималась и опускалась, делая зацепки скользкими и невозможными, чтобы ухватиться за них в одну минуту и отточить в следующую. В холодные дни нас морозил ветер. В теплые дни ветра никогда не было. Все это время каньон наполнялся грохотом десятков полуфабрикатов.

«Я собираюсь тренироваться в Красных Скалах», — сказал мне Хоннольд неделю спустя. Это не было неожиданностью. Через неделю он направлялся в Патагонию, и его попытки найти Необходимое Зло были мрачными.Даже страховка Тилдена во время отправки мало его мотивировала. Он пропустил несколько сессий на Стене Богохульства, чтобы пролезть в южной части Юты на Стене Чаквалла. Его приверженность колебалась.

«Раньше я называл «Необходимое зло» убийцей карьеры, потому что, если бы вы могли это сделать, ваше имя было бы просто добавлено в этот список других хороших скалолазов, которые сделали этот предполагаемый 14c, — сказал Ливитт, — но для большинства людей они могут не делай этого».

Уход Хоннольда оставил меня без партнера.Вдумчивый друг разместил объявление «одинокий и ищущий» на Facebook, чтобы помочь мне найти партнера с предварительными условиями, что они должны быть открыты для пения и объятий Джастина Бибера (иногда). Я встретил альпинистов из Лас-Вегаса, Солт-Лейк-Сити и района залива, просто чтобы полазить еще немного. После восьми недель я потратил так много времени на то, чтобы научиться обжимать Fall of Man , чтобы придерживаться стиля выбега. Закрывая свои проекты и убегая в спортзал или на мягкие кровати дома, мои новые партнеры не задерживались больше, чем на несколько дней.Я поехал в пустыню, припарковался у залитых лунным светом деревьев Джошуа в нескольких милях от VRG и включил «Извините» Бибера. В одиночестве на земле BLM я рыскал в Интернете в поисках фотографий VRG, пытаясь оставаться в настроении.

С 34-й попытки на Падение человека я схватил обжим, передвинул ноги, положил один палец на нижнюю часть и бросил в щепотку. Наконец, пробив жесткую нижнюю секцию, я все еще мог слышать грохот машин на шоссе. Мои ноги дрожали. Я чувствовал себя осенним листом, готовым сдуться со стены.Выше по маршруту я схватился за край кредитной карты и потянулся вверх. Я обнаружил, что наступаю на мазки известняка и поднимаюсь по пологой скале. Мое сердце забилось. Пространство между моими ушами закричало, полностью перегруженное. Было ли это? Будет ли этот мазок держаться? Должен ли я уронить каблук? Я запаниковал, вздохнул, посмотрел на последний болт в 20 футах ниже и медленно пополз вверх. Я зацепил якорь и продолжал подниматься, пока не достиг вершины. Я развязал и позволил веревке упасть к моему страхующему. Мне нужно было время, чтобы восстановиться мысленно, пока я спускался со скалы.Я задавался вопросом, что, если что, было дальше.

Кристина Рэнд крепко держится, отправляя «Я видел Иисуса в цепях» (5.13а). Фото: Джеймс Лукас

«Я прошел несколько маршрутов с таким количеством болтов, что это смущает», — сказал Ливитт. «Мы бы никогда не хотели чего-то подобного в VRG». Временами олдскульный подход к разработке маршрутов отпугивал людей. VRG, возможно, является одним из лучших направлений для спортивного скалолазания в США, но количество приезжих альпинистов бледнеет по сравнению с более дружелюбными районами, такими как ущелье Ред-Ривер, Рифл, Колорадо или Тэн Слип, Вайоминг.

Слева от Fall of Man находится еще одна классика VRG. Я видел Иисуса у цепей (5.13a) включает в себя бандитов, перелезающих через крышу, прежде чем продолжительно обжимать четыре болта на сильно выгнутой плите.

«За 20 лет, прошедших с момента его прокладки, этот маршрут пройден, может быть, два или три раза. Это было потому, что определенно был потенциал для падения на землю», — сказал местный житель VRG Тодд Перкинс. В 2014 году компания Perkins, финансируемая альпинистом из Лас-Вегаса Робом Дженсеном, заменила все оборудование в VRG клеевыми болтами и фиксированными перманентными затяжками.Перкинс, который живет в соседнем Сент-Джордже, штат Юта, добавил два болта к «Я видел Иисуса в цепях », на что никто не жаловался. «Мы называем это спортивным скалолазанием, потому что так оно и есть. Тебе весело, — сказал Перкинс. «Я всегда считал, что спортивное скалолазание должно быть безопасным занятием».

На следующий день после прохождения Падение человека , одного из самых сложных маршрутов, которые я когда-либо проходил, я отправил Я видел Иисуса в цепях . Может быть, я чувствовал себя сильным, может быть, погода была хорошей, но что, вероятно, имело значение, так это дополнительные болты.Хотя этот маршрут все еще далек от современного, хорошо защищенного спортивного лазания, более безопасное крепление ниже на маршруте позволило мне с уверенностью подойти к ключевому моменту. Я покинул VRG вскоре после отправки, задаваясь вопросом, улучшили ли впечатления добавленные болты. Независимо от того, бежите ли вы между защитой или боретесь с психическими проблемами, восхождение требует приверженности.

Мекка спортивного скалолазания Востока

В том, что может показаться глушью, Кентукки находится мифическая земля с бесконечными крутыми стенами из песчаника.В этих записанных на мел пещерах, бухтах и холлерах находятся, пожалуй, лучшие однополевские спортивные маршруты в стране. Эта жемчужина известна как ущелье Красной реки, восточная Мекка Востока.

Скала Стога сена выглядывает из-за деревьев в ущелье Ред-Ривер

Плюсы и минусы скалолазания в ущелье Ред-Ривер

Идеальные, широкие, хорошо закрепленные болтами спортивные подъемы по дружественному камню

Множество скал, принадлежащих альпинистам (не забудьте пожертвовать и поддержать! )

Легко познакомиться с другими людьми

Отличные условия проживания

Толпы людей в хорошую (и в плохую) погоду

Влажность, сырость, изменчивая погода (это Восточное побережье)

Проезжая по непритязательному шоссе 11, нельзя Знайте, что на отмеченных мелом скалах ущелья Ред-Ривер есть золото для спортивного скалолазания.Несмотря на то, что «Красный» назван в честь довольно небольшой реки, протекающей мимо некоторых из первоначальных скал, это обширный район для скалолазания в Восточном Кентукки, примерно в часе езды к востоку от Лексингтона.

Впервые я посетил этот альпинистский рай после щебетания в ухе: «Ты должен идти!» поднялся от шепота до непрекращающегося лихорадочного тона. В конце концов, это сезон (посылок). Мои друзья, двоюродный брат и случайные скалолазы в спортзале не ошиблись. Это было звездно.

The Red — одна из лучших спортивных площадок с одиночным полем в США. .com, что делает его одним из самых густонаселенных мест для скалолазания в стране.
Существует множество маршрутов от крутых до нависающих, более крутых и нависающих, спортивных и традиционных. С оценками от 5,4 до 5,14 есть множество вариантов для альпинистов всех уровней.
В RRG одни из лучших скал к востоку от Миссисипи.
Все это в совокупности делает Red одной из лучших площадок для одиночного поля в стране. Соответственно, Ущелье пользуется популярностью. Известно, что стойкие фанаты Чикаго обычно совершают 7-часовую поездку по выходным, в то время как жители фургонов и жители Северо-Востока планируют свою осень в окрестностях Сендтембера и Роктобера.
Предупреждаю: в преддверии Хэллоуина вы обязательно услышите ужасные истории о том, что очереди на классические подъемы имеют длину до пяти мешков с веревкой (Ужас!).
Культура в RRG
Несмотря на огромные размеры, RRG предлагает широкие возможности для общения и встреч с другими альпинистами. Европа известна общежитиями и кемпингами в нескольких минутах ходьбы от отличных мест для скалолазания, в то время как в США это редкость за пределами Йосемити и Джошуа-Три. Благодаря культовым ресторанам Miguel’s Pizza и Lago Linda Hideaway (где многие люди останавливаются, едят, тусуются или комбинируют это), The Red отличается превосходным лазаньем и общительностью.
Два альпиниста оценивают маршрут в ущелье Ред-Ривер
Восхождение в ущелье Ред-Ривер
Красный предлагает лазание на всю жизнь для всех уровней, особенно если вам нравятся крутые, длинные и выносливые маршруты. Этот район известен своими выступающими кувшинами на песчанике с характерными элементами, состоящими из уэко, карманов, скосов, рогов и извилин. Если вы хотите выглядеть как Адам Ондра в пещере Ханшеллерен во Флатангере или как Эмили Коул в Гроте Гранде на Калимносе, вы можете получить здесь большие фотогеничные выступы без необходимости подниматься на 5.12. С учетом сказанного, вы можете найти более техничное и более вертикальное «плиточное» лазание и даже боулдеринг.
Район разделен на две основные части: Северное и Южное ущелья (каждая с отдельным путеводителем). Некоторые скалы, такие как Мьюир-Вэлли и Миллер-Форк, настолько забиты людьми, что у них есть собственные специальные путеводители.
Северное ущелье
Вообще говоря, районы к северу от Маунтин-Паркуэй — это места, куда отправляются традиционные альпинисты. У Длинной стены есть несколько потрясающих линий передач (и, возможно, самая высокая плотность традиционных маршрутов в этом районе).Есть также отличные спортивные скалы, в том числе некоторые из самых известных скал, таких как Funk Rock City, Military Wall и Left Flank.
Альпинист находит плацдарм в ущелье Ред-Ривер
Южное ущелье
В южном регионе, пожалуй, больше всего альпинистов, большая часть которых принадлежит альпинистам Коалиции альпинистов ущелья Ред-Ривер (RRGCC). Вдоль шоссе 11 расположены популярные места, такие как Зоопарк, Придорожный парк и Торрент-Фолс, но главными достопримечательностями являются долина Мьюир (частная) и Матьлоуд.
Долина Мьюир хорошо развита (основа маршрутов отмечена идентификационными метками) и содержит набор более доступных маршрутов от классических до умеренных, что делает ее очень популярной. Обратите внимание, что за парковку нужно платить.
К востоку от шоссе 11
К востоку от шоссе 11 находится сеть водостоков, которые составляют недавно приобретенный рекреационный заповедник Миллер-Форк (MFRP), который может похвастаться более чем 400 маршрутами. Будучи недавно разработанными, некоторые из восхождений все еще очищаются (остерегайтесь камнепада).Лучшие скалы включают Fruit Wall и The Infirmary.
3 альпиниста поднимаются по маршруту в RRG
К западу от шоссе 11
К западу от шоссе 11 находятся рекреационный заповедник Пендерграсс-Мюррей (PMRP) и рекреационный заповедник Болд-Рок, оба также принадлежащие RRGCC. Здесь вы найдете скалы мирового класса, такие как The Motherlode, Drive-By, The Gold Coast и The Chocolate Factory. Трудно ошибиться с любой из скал в этом районе. Подумайте о совместном использовании автомобилей при посещении; в некоторых местах требуется автомобиль 4WD или AWD, особенно в сырую погоду.
Пожалуйста, изучите и усвойте ВСЕ правила и положения при лазании в различных областях. У скалолазания здесь было трудное прошлое, и доступ к утесам может быть слишком легко потерян.
Исторический подъем скалолазания в RRG
Свободно сосредоточенный вокруг города Слэйд (недалеко от горного бульвара Берта Т. Комбса), скалолазание в ущелье Ред-Ривер время от времени началось где-то в 1950-х годах. В 1970-х годах, в соответствии со стремительным ростом стандартов, происходящим по всей стране, альпинисты начали поднимать уровни в ущелье с помощью таких маршрутов, как «Потолок безумия» Ларри Дэя в 1979 году.В 80-е это продолжилось, когда плодовитые «Братья Бине» (Том Содерс и Джефф Кениг) добавили такие маршруты, как Inhibitor (5.11a) и Pink Feat (5.11dR).
Эти альпинисты искали подъемы, защищенные снаряжением, поэтому они были вынуждены игнорировать массивные широкие стены без трещин. Именно Портер Джаррард приступил к установке болтов, начиная с 1990 года. Тем самым он навсегда изменил курс региона. Первоначально Портер сосредоточил свои усилия на крутых стенах в самом ущелье, как и на Военной стене, и его вклад был настолько качественным, что его методы быстро получили одобрение.Вскоре другие альпинисты начали прокладывать веревки и исследовать новые скалы.
Многие скалы в ущелье Ред-Ривер принадлежат альпинистам
RRG, какой мы ее знаем сегодня
Как только люди начали разветвляться и набирать очки на массивных амфитеатрах из песчаника с фантастическим потенциалом, столкновения и проблемы с доступом не заняли много времени. возникать. Это было в те дни, когда скалолазание было второстепенным видом спорта, до спортзалов, REI и коалиций доступа.
Оказалось, что многие великие утесы, которыми мы сейчас наслаждаемся, находились на частной земле, и землевладельцы были не слишком рады тому, что по ним бродят мешки с грязью.Одновременно Лесная служба США вводила запреты на прокладку новых маршрутов в главном ущелье, ссылаясь на экологические проблемы.
К счастью для нас, современных альпинистов, местные жители действовали быстро и сформировали Коалицию альпинистов ущелья Ред-Ривер (RRGCC) в 1996 году. Перенесемся через 20 лет, и RRGCC владеет почти 50 скалами в Красном! Если вы ступите на какую-либо из этих скал во время своего визита, что вы почти наверняка сделаете, поскольку они владеют многими из лучших скал, подумайте о том, чтобы сделать пожертвование как способ отблагодарить этих дальновидных альпинистов.
Хотя многие утесы принадлежат альпинистам, есть и другие. Таким образом, рекомендуется сделать домашнее задание, прежде чем посетить этот район, а также знать и уважать правила и нормы страны.
Стеллажи на стеллажах
Полезная информация для посещения ущелья Ред-Ривер
Если вы планируете свою первую поездку в RRG, вот несколько советов и советов, которые помогут вам максимально использовать время. От того, когда идти до того, где остановиться, поесть и поиграть, а также путеводители, которые вам нужно взять с собой (а также некоторые рекомендации по услугам гида), вот что вам нужно знать:
Когда лучше всего посетить Ред-Ривер Ущелье?
Красный — это район межсезонья, а это означает, что весна и осень — лучшее время.
Осень — лучшее время. Влажность испаряется, температура падает, листья взрываются цветом, и фургоны Sprinter прибывают в массовом порядке. Обычно окно идеальной погоды продолжается сразу после Дня Благодарения.
Весна может быть прекрасным временем для посещения, так как обычно меньше людей, чем осенью. Тем не менее, вы рискуете, что недельный дождь испортит вашу поездку.
Зима обычно слишком холодная для всех, кроме самых смелых местных жителей, но если вы поймаете немного солнца на скале, такой как стена GMC или метко названный Солнечный коллектор, вы можете быть в деле.Летом обычно бывает жара, влажность и насекомые. Тем не менее, люди все еще лазают по Красному; они просто теряют любые ожидания производительности в блеске пота.
В межсезонье в RRG меньше людей (и прохладнее)
Как разбить лагерь в ущелье Ред-Ривер?
Кемпинг — сильная сторона Красных, так как существует множество кемпингов на любой бюджет и вкус. Большинство людей останавливаются либо у Мигеля, либо у Лаго Линды.
Miguel’s является опорой альпинистов с 1980-х годов, и установка палатки стоит всего 3 доллара за ночь.Они подают вкусную пиццу и другие блюда и имеют розничный магазин. Если вы хотите оплатить некоторые счета, у них также есть жилье с просторными и комфортабельными номерами.
Если вы планируете лазить в основном по южному региону, Lago Linda’s — хороший выбор. У них есть тихие кемпинги и домики, и они расположены в нескольких минутах от парковки Motherlode.
Кемпинг Land of the Arches — место проведения мероприятия Rocktoberfest — еще один отличный вариант. Он расположен в центре, что очень удобно для альпинистов, желающих попробовать больше скалолазания в этом районе, а не сосредотачиваться на проектах на конкретной скале.
Помимо кемпинга, в этом регионе можно арендовать множество домиков, их слишком много, чтобы перечислить.
Лагерь Swift Creek с видом на ущелье Ред-Ривер
Чем заняться в ущелье Ред-Ривер в дни отдыха или дождливые дни
Поскольку Красная река очень крутая, обычно есть варианты для восхождения в дождливый день, несмотря ни на что, но рано или поздно , вам все равно придется дать пушкам отдохнуть несколько дней.
Проверьте город Лексингтон, примерно в часе езды. Посетите один из нескольких заводов по производству высококачественного бурбона, таких как Buffalo Trace или Woodford Reserve.Посетите музей рептилий прямо по дороге от Мигеля. Отправьтесь в поход к одной из многочисленных естественных арок в Национальном лесу Дэниела Буна, в котором проложено более 600 миль дорог и троп. Или, если вы один из удачливых альпинистов, которым удалось поймать кабину с джакузи, откиньте крышку и промойте эти усталые кости.
Услуги гида по скалолазанию:
KRAG: Kentucky Rock & Adventure Guides (KRAG) — это семейная служба гидов, которая стремится предоставить исключительный сервис всем участникам (и их гиды сертифицированы AMGA).
Юго-восточные горные гиды: все инструкторы сертифицированы AMGA, профессиональны, дружелюбны, осведомлены и стремятся предоставить лучший сервис и опыт для каждого клиента. Все восхождения с гидом являются частными и адаптированы к клиенту, его интересам и целям. На юго-востоке также находится единственная в этом районе Виа Феррата, отличная возможность для начинающих альпинистов.
Путеводители:
Ущелье Ред-Ривер Выбрано Дарио Вентурой, Майком Уильямсом и Рэем Эллингтоном. В одном томе представлены лучшие восхождения по всему ущелью Ред-Ривер.
Северное ущелье Ред-Ривер Рэя Эллингтона и Дастина Стивенса покрывает скалы к северу от Маунтин-Паркуэй.
Юг ущелья Ред-Ривер от Рэя Эллингтона и Блейка Боулинг покрывает скалы к югу от Маунтин-Паркуэй, за исключением Миллер-Форк.
RedRiverClimbing.com предлагает онлайн-руководство.

Если вы хотите перейти из тренажерного зала в скалу или у вас есть конкретная цель, выберите индивидуальный тур на день или полдня с сертифицированным местным гидом.Избавьтесь от догадок и наслаждайтесь великолепными одиночными подачами Red!
Изучение места рождения спорта Скалолазание в самом Гранд-Каньоне Европы
Попробуйте представить себе падение с самой вершины Эмпайр-стейт-билдинг. Вы падаете с шести этажей, врезаетесь в своего друга, который высовывается из окна, пытаясь поймать вас, падаете с другого этажа, ломаете лодыжку и все еще имеете средства — и силу — ухватиться за подоконник.
А теперь представьте, что вы цепляетесь за этот подоконник на высоте 1000 футов над улицами города, с вывернутыми плечами и спиной, а лодыжка разбита вдребезги, что вы можете делать дальше.
Что бы вы сделали?
Алан Карн приехал автостопом в Вердон из Манчестера, Англия, в 1978 году, когда ему было 18 лет, и с тех пор он лазает здесь. Он мастер-техник, который поднимается по этой серо-голубой скале и, кажется, всегда находится в равновесии и контроле; Фотография Кита Ладзинки
Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.
В мире скалолазания правда, кажется, всегда страннее вымысла. Это происходило в реальной жизни, только происходило это не на городском небоскребе, а на отвесных скалах Вердонского ущелья на юге Франции, считающегося родиной спортивного скалолазания.
Стоя на краю Вердонского ущелья, Алан Карн, скромный жилистый британский альпинист, соорудил свой спуск. Он пропустил две нити веревки через небольшой металлический спусковой механизм и пристегнул его к грушевидному карабину на своей привязи. Он перешагнул пропасть и опустился на ветер.
Настолько круты, высоки и величественны стены этого прованского ущелья, которое часто сравнивают с Гранд-Каньоном, что это был 1500-футовый прямой выстрел между Аланом и рекой Вердон, извивающейся внизу.
«В Ущелье я чувствовал себя совершенно непринужденно, — сказал Алан. «Экспозиция и вертикальность места на самом деле не фиксировались в моем мозгу. Чувствовал себя так же нормально, как гулял по улице. В тот день я тоже был очень взволнован и просто безумно взволнован скалолазанием».
Этот день был в 1996 году, за две недели до 36-летия Алана.
Произошла серия довольно необычных происшествий. Честно говоря, они слишком сложны, чтобы объяснять их, но в них задействована запутанная веревка, и Алан импровизирует, как ее освободить.Следующее, что осознал Алан, это то, что он случайно спрыгнул с конца своей веревки.
Внезапно он начал свободно падать.
Алан очень живо помнит, что незадолго до того, как конец веревки выскользнул из его руки, он услышал, как его напарник Эмиль Мандисковски крикнул, чтобы предупредить его. Но предупреждение поступило слишком поздно.
Эмиль — австралиец, который в то время находился в длительном альпинистском путешествии по Европе. Он и Алан познакомились на форуме несколькими днями ранее; эти двое только что встретились лично тем утром.На следующий день Эмилю исполнился 21 год.
Поскольку Эмиль без происшествий спустился первым, он фактически висел на якоре ниже того места, где упал Алан.
Алан ускорился вниз — 20, 30, 40 футов. Чистый серо-голубой известняк расплылся, когда он пронесся мимо. Он инстинктивно перевернулся, как кошка. Все Ущелье раскинулось под ним волнистыми бирюзовыми, серыми и синими волнами.
Эмиль раскрыл объятия, стиснул зубы и попытался поймать Алана. Столкновение выбило Эмиля из колеи, но на мгновение замедлило падение Алана.Каждый отчаянно пытался схватить другого, но ни один не мог зацепиться.
И снова Алан смирился с гравитацией, падая на верную смерть.
Адреналиновые удары В
Алан попал в другую историю. Его ноги ударились о торчащий обломок скалы, раздробив правую лодыжку.
«Пришел адреналин, — говорит Алан, — и я схватился за отщеп так сильно, что вывернул спину и плечо».
Каким-то образом Алан взял себя в руки. Ему также удалось забраться одной рукой обратно, чтобы добраться до Эмиля, который затем пристегнул Алана к якорю.
«Следующие 20 минут мы просидели так, волнуясь и тяжело дыша, пока я смотрел на свою сломанную лодыжку, которая раздулась, как воздушный шар, — говорит Алан.
Не имея возможности подать сигнал о спасении и не имея других подходящих вариантов, Эмиль вывел двоих обратно на горизонтальную поверхность на краю Ущелья. Алан последовал за ним, вылезая всего на одной ноге.
«В течение следующих трех месяцев, — говорит Алан, — я был полностью травмирован воспоминаниями, депрессией и мыслью о том, что, возможно, я больше никогда не смогу лазить.
«Когда я проходил реабилитацию, — говорит Алан, — произошла любопытная вещь. Эта депрессия превратилась в невероятную радость, когда я понял, что мне дали второй шанс выздороветь и продолжить заниматься тем, что я люблю больше всего».
Когда наша команда американских альпинистов прибыла в Вердонское ущелье, место зарождения спортивного скалолазания, жанра скалолазания, предполагающего использование шлямбуров для защиты альпинистов в случае падения, мы все стояли у обрыва этого большой синей пропасти и посмотрел вниз на легендарную скалу и ощутил то тошнотворное волнение, которое наполовину было полнейшим страхом, а на две части явным изумлением, это был Алан, который прибыл, чтобы встретить нас, с широко раскрытыми глазами и горящим желанием показать нам место, которое когда-то чуть не убило его; место, которое он любит больше всего.
«Кто-нибудь хочет подняться?» — спросил Алан. «Я безумно взволнован, чтобы подняться сегодня».
Сейчас Алану 54 года, и он совершает восхождения в Вердонском ущелье пять дней в неделю в лучшие сезоны весны и осени. Это то, чем он занимается с тех пор, как впервые приехал сюда автостопом из Манчестера, Англия, в 1979 году, будучи 18-летним подростком. И это свидетельство того, как скалолазание, этот когда-то причудливый подпольный вид спорта, в котором правда всегда более странна, чем вымысел, и который сейчас стремительно набирает популярность, отчасти благодаря событиям, произошедшим здесь, в Вердоне, прививает редкую страсть на всю жизнь, которая уходит своими корнями в открытие таких потрясающих мест, как Вердон.
Даже когда кажется, что эти области предназначены для того, чтобы убить тебя.

The Big Blue Wild Wonder
На стыке спорта и искусства, перформанса и стиля жизни, жизни и смерти находится скалолазная сцена Вердонского ущелья. В самом низу этой 13-мильной пропасти, самой глубокой в Европе, находится река Вердон, приток Дюранса. Хотя теперь Вердон приручен плотинами и уменьшился по сравнению с его первоначальным объемом, питаемым Альпами, более чем в сто раз, он сохраняет свой характерный молочно-зеленый (верт) цвет тезки, результат смешения растворенного известняка с микроскопической флорой.Охраняемый региональный парк Верхнего Прованса, Ле-Ущелье-дю-Вердон привлекает разнообразное население туристов, байкеров, туристов, байдарочников и искателей приключений.
К 1980-м годам Вердон стал первым выдающимся районом в мире, где маршруты почти полностью проложены болтами. Эмили Харрингтон делает клип на маршруте под названием Heavy Metal; Фотография Кейта Ладзински
Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.
Но Вердон, пожалуй, больше всего известен как место для скалолазания и одно из мест рождения спортивного скалолазания, жанра, определяемого использованием болтов, просверленных в скале для защиты альпинистов.К середине 1980-х годов Вердон был первым в мире известным районом для скалолазания, где почти полностью были проложены маршруты с болтами.
Использование шлямбуров привело в ярость старую гвардию в мире скалолазания, но оно также открыло для альпинистов обширные новые участки гораздо более сложной местности, чтобы они могли исследовать и расширять пределы того, на что способны люди.
Спортивное скалолазание распространилось по всему миру, способствуя общему повышению стандартов и популяризации скалолазания. Сегодня спортивное скалолазание превратилось из пародии на более традиционные формы скалолазания и альпинизма в, пожалуй, самую популярную дисциплину скалолазания.
А началось все здесь, в диком синем Вердоне.

Спорт — это образ жизни
Суть сегодняшнего скалолазания заключается в том, что это больше, чем просто занятие; это ответ на многие современные дилеммы, от цифровой детоксикации до крайней уверенности в себе, которой человек учится в вертикальном мире, уверенности в себе, которая уравновешивается священными узами веревки: полное доверие, вложив свою жизнь в жизнь другого партнера. Руки.
Альпинизм — это не только путешествия, исследования и преодоление пределов (хотя, конечно, речь идет об этих вещах).Скалолазание стало основой или контекстом, основанным на страсти, в котором его участники могут найти глубокий смысл в совершенно бессмысленном. Полный абсурд — лазать по скалам ради удовольствия.
Эмили Харрингтон и Мэтт Сигал, два профессиональных американских скалолаза и мои попутчики, давно мечтали побывать в Вердоне. Достаточно увидеть одну фотографию этих красивых, эстетичных каменных плит, которые выглядят как нарисованные холсты и этюды в голубом, чтобы возбудить большинство альпинистов и заставить их хотеть быть там, взбираясь на это.
Эмили и Мэтт также стремились посетить Вердон, чтобы отдать дань уважения провидцам 1960-х, 1970-х и 1980-х годов, которые занимались скалолазанием до того, как резина для скалолазных туфель стала на самом деле липкой; раньше не было крытых спортивных залов, в которых можно было тренироваться; и прежде не было ничего, действительно, какой-либо параллели.
И Эмили, и Мэтт в детстве научились лазать в помещении. 28-летняя Эмили выросла в Боулдере, штат Колорадо, эпицентре скалолазания в США. В детстве у нее был доступ к сети лучших крытых тренажерных залов и тренеров в стране.Эмили спонсировали практически в тот же день, когда она начала заниматься скалолазанием в возрасте 10 лет.
Мэтт, однако, вырос в Майами, штат Флорида, настолько далеко от скалолазания на открытом воздухе, насколько это вообще возможно. Но он открыл для себя этот вид спорта в местном спортзале, когда ему было 10 лет, и быстро стал известен как сильный, целеустремленный альпинист.
Эмили и Мэтт познакомились в качестве юных скалолазов на национальном маршруте скалолазания и подружились в подростковом возрасте. По отдельности они оба сделали себе имя в мире скалолазания, расширив свои возможности в соревнованиях, спортивном скалолазании и боулдеринге.В конце концов, оба получили одного и того же спонсора, The North Face, что дало им повод сегодня путешествовать вместе в качестве партнеров по скалолазанию.
Тем не менее, здесь, в Вердоне, по крайней мере сначала, Мэтт и Эмили, два очень опытных альпиниста, казалось, изо всех сил пытались осознать пугающую природу этого каньона с его жестким олдскульным скалолазанием, сложными спусками и сложными маршрутами. -нахождение.
— Сегодня мы совсем заблудились, — сказала Эмили, бросая свой рюкзак на плиточный пол нашего арендованного дома в соседнем городке Эгуинес.
«Да, вы можете сказать, что мы эпичны», — сказал Мэтт, кудахча своим обычным смехом.
Мэтт Сигал в точке страховки, благодарный за горизонтальную стойку, обеспечиваемую этим деревом среди вертикальных стен Ущелья; Фотография Кейта Ладзински
Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.
Цель их поездки состояла в том, чтобы начать со старых классических восхождений и перейти к более сложным и новым, чтобы получить полное представление о том, как развивалось и прогрессировало скалолазание здесь, в Вердоне.
Но сначала, видимо, надо найти маршруты.

Восхождение сквозь века
Извилистая дорога вьется узкими, вызывающими бурление в животе поворотами вокруг Ущелья, пересекая самые неожиданные пропасти под водопадами, питаемыми родником. Вдоль этой дороги расположены деревни средневековой эпохи, бывшие оборонительные поселения, которые взгромоздились, как орлиные гнезда (деревня перче) над долиной, как способ когда-то предложить людям высокие точки убежища от волн чумы и войн, которые опустошали этот регион во времена Средневековья. Возраст.Сегодня деревни населены фермерами, ремесленниками и владельцами магазинов, которые торгуют местными деликатесами, от абсента до шевра с травами и десятками продуктов из лаванды, включая мед, который делают из окружающих цветочных культур, которые взрываются ярко-фиолетовым цветом каждый май и июнь.
Бельведеры, придорожные смотровые площадки, предлагают посетителям живописный вид на обрыв высотой 2000 футов. Часто они довольно переполнены туристами, прижатыми к перилам, в кататоническом состоянии от головокружения и оживляемыми только случайным наблюдением белоголового сипа, лениво катающегося на термиках под ними.Эта крупная птица с размахом крыльев в 14 футов почти вымерла, но в некоторых местах вновь появилась. По последним подсчетам, здесь гнездится более 60 стервятников, контролирующих непревзойденное господство над эфирным королевством.
Известно, что стервятники время от времени уничтожают альпинистов на полпути внезапными пролетами, которые, должно быть, напоминают бомбардировку вампиром с пикирования, отбрасывая по меньшей мере нескольких особей прямо со скалы.
Еще одним зрелищем для зевак на бельведерах являются скалолазы.Увидеть фигуру посреди одной из этих огромных скал, крошечную, как муха, и постепенно движущуюся вверх, дает фантастический контекст размерам самого ущелья, но дает поразительно мало ключей к тонкому и невероятному подвигу, который на самом деле происходит. этим сосредоточенным человеком.
Действительно хорошие альпинисты, такие как Эмили и Мэтт, обладают атлетизмом и отточенной техникой, которые вы могли бы найти на сцене балета мирового уровня, только их выступление на самом деле происходит на склоне утеса с тысячей футов высоты. воздух под ногами.
В зависимости от типа «сцены» — т. е. самой скалы; в частности, его геологический состав и угол крутизны — эти представления будут выглядеть совершенно по-разному. На нависающих маршрутах с большими зацепами альпинисты могут двигаться быстро и динамично, их ноги свободно болтаются в воздухе.
Однако на более гладких плитах с меньшим углом подъем может выглядеть более контролируемым и элегантным, как вальс.

Подарок геологии
Вердон славится своим эстетичным, химически чистым известняком, который формировался 150 миллионов лет, имеет высокую концентрацию карбоната кальция и почти не содержит примесей глины.Лежащий под ним известняк имеет белый цвет, но стены чаще имеют серо-голубой цвет из-за того, что ионы кальция мигрировали к поверхности и образовали патиновую броню, обладающую высокой устойчивостью к эрозии. Говоря языком альпинистов, полностью «бомбардировочный» рок. Например, даже крошечный 5-миллиметровый выступающий край патины может легко выдержать вес тела альпиниста.
На расстоянии плиты кажутся невероятно пустыми. Известный альпинист из Марселя Жорж Ливанос (1923–2004), прошедший множество важных маршрутов в Альпах в 1940-х и 1950-х годах, считается первым альпинистом, посетившим Вердон.Тем не менее, когда Ливанос прошел через Ущелье пешком и посмотрел вверх, чтобы осмотреть стены, он отмахнулся от всего района, считая его проклятым жалким голым камнем, на который никогда не взобраться. Ни кем.
Однако за последние четыре десятилетия, в течение которых здесь были пройдены сотни маршрутов, теперь мы знаем, что эти стены буквально пронизаны опорами для рук и ног антропоморфных расстояний друг до друга. Есть самые мелкие углубления, которые можно использовать в качестве точек опоры, и самые неожиданные ряби, которые достаточно велики, чтобы на них можно было согнуть кончики пальцев.Есть также «goutte d’eau» — эродированные карманы, образованные каплями воды, размер которых варьируется от того, что может вместить только один безымянный палец, до достаточно больших, чтобы обхватить обе руки. Каждый из сотен маршрутов Verdon длиной от 50 до 1500 футов предлагает уникальную головоломку свободного лазания с различными сочетаниями форм, размеров и движений всех уровней сложности.
Но если вы зритель, сидящий на бельведере, просто забудьте об этих деталях, потому что, как и при просмотре балета, может быть лучше расслабиться, удобно расположившись на горизонтальной поверхности, и просто смотреть вниз, в зависимости от обстоятельств. быть таким уникальным здесь, в ущелье Вердон, и наслаждаться плавным вертикальным танцем опытного альпиниста, который выглядит почти без усилий.
Хотя, конечно, это не так.

Страх на краю
Эмили, Мэтт, Алан и я качались вдоль края, очень осторожно ставя ноги и ища набор болтовых анкеров, которые указывали на нашу предполагаемую станцию спуска.
— Думаю, рэп-ведущие уже здесь, — крикнул Мэтт. «Я нашел их! … Я думаю?»
По прибытии мы быстро обнаружили, что полезно иметь знающего местного жителя, такого как Алан, который укажет вам правильное направление и покажет, где спуститься в ущелье.В противном случае вы легко можете спуститься по неверному маршруту и застрять посреди скалы высотой 1000 футов.
То, что вы обычно подходите к каждому восхождению с вершины, возможно, является самой уникальной характеристикой восхождений в Вердоне. Он переворачивает всю парадигму с ног на голову. Это было бы все равно что приземлиться вслепую на вершину горы, проложить свой путь обратно в базовый лагерь без следов, которые бы вас указывали, и только потом начать восхождение.
Из-за того, что стены такие крутые, вы часто не можете точно увидеть, что находится под вами.На протяжении многих лет альпинисты устанавливали таблички на вершинах самых популярных скалолазных мест, чтобы указать ваше местоположение. Поиск одной из этих табличек — это своего рода охота за яйцами, и когда вы прибываете в место, которое ищете, чувство выполненного долга за то, что вы нашли маршрут дня, быстро уступает место беспокойству о том, что вам теперь нужно спускаться.
Здесь нет службы спасения. Даже если кто-то окажется выше вашего маршрута, он не сможет услышать ваш крик. И каким бы трудным ни было само восхождение, было бы, безусловно, гораздо труднее продолжить спуск к основанию ущелья, а теперь, чтобы добраться до точки выхода, пройти километры по кустарнику вдоль капризной реки.
Опасность существует не только под вами в виде воздушной бездны, но и над вами. Штормы быстро надвигаются с севера благодаря воющему струйному течению Мистраль, легендарному ветру, который, как известно, сводил людей с ума на протяжении веков. Поскольку большая часть скалолазания проходит по стенам, обращенным к югу, альпинисты редко видят приближающиеся темные грозовые тучи до тех пор, пока — бац! — гроза не окажется прямо над вами. Поражение молнией — одна из самых частых причин смерти здесь.
Спускаться по веревке довольно сложно.Спускайтесь по веревке так далеко, как посмеете, потяните за собой свои веревки — привязь и спасательный круг наверх — и теперь вы обнаружите, что полностью привержены тому, чтобы выбраться обратно.
Однако раньше так не было.
Вердонские дураки
Франсуа Гийо, альпинист из Марселя, стал одной из самых важных фигур в Вердоне. Устав от пережидания циклов штормов в Альпах, Гийо и его приятели-альпинисты, спотыкаясь, вышли из баров Шамони и направились на юг.
«Тогда наш подход был больше нацелен на альпинизм», — говорит Гийо, которому сейчас 70 лет, он лучше, чем большинство 40-летних, и живет в Ла Палю-сюр-Вердон, в пяти минутах езды от скалолазания.
В 1963-1967 годах Guillot et al. обычно проводил выходные, прокладывая новые маршруты на более простых и коротких скалах, расположенных на окраине главного ущелья. Ночью они спали в пещерах и называли свои маршруты в духе своего душевного состояния: le Mouton saoul (пьяная овца), le Boeuf beurré (пьяная говядина) и les Écureuils alcooliques (белки-алкоголики).
Они называли себя «les fous du Verdon» — вердонские дураки.
Социальная революция мая 1968 года во Франции была изменчивым периодом социальных изменений, которые способствовали развитию этих индивидуалистических идеалов и привели к другим потрясениям традиционных ценностей. Экономика остановилась.
«Все замерло. Экономика была заморожена из-за революции 1968 года», — говорит Гийо. «Мы не могли попасть в горы, потому что у нас не было денег на бензин. Но мы могли добраться до Вердона.
В один из выходных в мае 1968 года Гийо и его друг Жоэль Кокеньо вошли в ущелье с целью, наконец, взобраться на вершину самой высокой скалы в Вердоне. Они прошлись по основанию и искали слабые места в скале — вертикальные трещины, — которые давали очевидный проход вверх. Они обнаружили расщелину высотой 1200 футов, которая образовывала большой дымоход в стене. Редкая система трещин, которая шла от дна каньона прямо к вершине.
Имея всего несколько крючьев, молоток и веревку, Франсуа и Жоэль начали восхождение субботним утром.К вечеру воскресенья, поспав в маленьком уголке, двое друзей вышли победителями на край каньона. В конце концов, на голые скалы Вердонского ущелья можно было взобраться.
Однако праздновать было некогда. Франсуа помчался домой в Марсель на важное свидание: на следующий день он должен был встретиться с отцом девушки Шанталь, с которой только что начал встречаться.
Джоэл дразнил Франсуа тем фактом, что тема женитьбы неизбежно всплывет.В шутку они решили назвать свой новый маршрут «La Demande», что означает «предложение».
Эта трещина под названием La Demande была впервые пройдена в 1968 году Фрасуа Гийо и Жоэлем Кокеньо в течение двух дней. Сегодня это по-прежнему представляет собой огромный и серьезный вызов даже для лучших альпинистов в мире. Здесь Мэтт Сигал, случайно уронивший один из своих альпинистских ботинок ранее, делает перерыв в лазании, чтобы проникнуться полным уважением и восхищением тем, что те ранние пионеры скалолазания смогли сделать с гораздо меньшими затратами; Фотография Кейта Ладзински
Пожалуйста, соблюдайте авторские права.Несанкционированное использование запрещено.
La Demande был первым крупным свободным восхождением в Вердоне. Даже для Эмили и Мэтта этот исторический маршрут по-прежнему представлял собой целый день приключений. На полпути к стене Мэтт случайно уронил свой альпинистский ботинок, из-за чего ему пришлось пройти оставшиеся веревки в кроссовках — похожем стиле неадекватной обуви, которую Франсуа и Джоэл, возможно, носили более 46 лет назад, в то время, когда альпинистское снаряжение было настолько грубым, что почти не существовало.
«Теперь я с полным уважением отношусь к этому маршруту», — сказал Мэтт, достигнув вершины.»Это было потрясающе.»
Кстати, встреча Франсуа с отцом в тот день в 1968 году прошла удачно. И, конечно же, его интрижка с Шанталь стала серьезной, и год спустя он действительно сделал ей предложение. С тех пор Франсуа каждый год пытается подняться на Ла-Деманд. В 2008 году, чтобы отпраздновать 40-летие маршрута, он и Шанталь вместе поднялись на Ла-Деманд. Их встретили 50 друзей, у каждого была бутылка шампанского.

Делаем невозможные стены возможными
Развитие скалолазания с 1968 по 1978 год практически ограничивалось вертикальными трещинами, разделяющими великие стены пополам.Однако участки пустой скалы, расположенные между трещинами, в основном остались нетронутыми, поскольку у альпинистов не было ни инструментов, ни зрения, чтобы попытаться их преодолеть.
Частично проблема заключалась в том, что выйти на одну из этих безупречных синих граней было крайне пугающе, так как не было щелей для установки защиты (кулачков, гаек, крючьев и т. д.). Вы бы и понятия не имели, что зацепы просто иссякнут и оставят вас на мели среди глухой стены, перед ужасающим отступлением вниз или перед потенциальным смертельным падением.
Весной 1976 года Стефану Труссье и Кристиану Гийомару надоело размышлять о том, какие таинственные испытания могут скрываться за долинами — этими пустыми лицами между трещинами. Они решили исследовать их, спустившись с вершины.
Это может показаться совершенно логичным решением в районе, где любой может легко добраться до вершины утеса и спуститься вниз в любой точке. Тем не менее, важно понимать, какой новаторский отход от традиционных корней скалолазания представлял собой этот подход «сверху вниз».Многие альпинисты считали эту предварительную инспекцию абсолютно неприемлемой для приключений. Это устранило большую часть риска, помогая устранить неопределенность того, что ждет впереди.
С другой стороны, сторонники подхода «сверху вниз» были менее заинтересованы в следовании традиционной догме, которая гласила, что любое лазание должно начинаться с земли, что, по их мнению, ограничивало их способность прокладывать новые маршруты лазания. Кроме того, это казалось произвольным в каньоне, где можно легко добраться до вершины.
Первый в мире спортивный маршрут
Жак Перрье был одним из альпинистов, сыгравших важную роль в создании систем, которые альпинисты будущего будут использовать для оснащения новых маршрутов при спуске с помощью шлямбуров. Он спускался вниз, обнаруживал, где находятся зацепы, а затем размещал болты по всей длине этой линии. Его самый известный маршрут, Пиченибуле, был одним из первых спортивных восхождений в мире.
Когда Эмили и Мэтт отправились на восхождение на Пиченибуле, они потратили два дня, спускаясь по неправильным участкам скалы и поднимаясь по другим маршрутам.“Полностью эпично!” — снова сказал Мэтт, кудахча от смеха.
Когда они, наконец, нашли маршрут, им потребовалось несколько попыток свободного лазания по одному из самых сложных участков, что еще раз вызвало глубокое уважение к этому маршруту, который был пройден за несколько лет до их рождения.
Предварительно установленные распорные болты считаются самой безопасной формой защиты от скалолазания, поскольку каждый болт рассчитан на нагрузку более 5000 фунтов. Первопроходец сам выбирает, где и как часто ставить шлямбуры, что требует определенного артистизма.Так же, как есть «хорошие» и «плохие» художники, есть хорошие и плохие первовосхождения, субъективно говоря, конечно.
Те, кого широко считают великими, часто являются теми, у кого есть видение, чтобы увидеть лучшие маршруты, и ловкость, чтобы разместить соответствующее количество шлямбуров, чтобы лазание было относительно безопасным, но при этом ощущалось захватывающим и авантюрным.
В Вердоне болты, как правило, расставлены дальше друг от друга, чем в других местах для спортивного скалолазания, где-то от 10 до 30 футов.Это означает, что перелезание с одного болта на другой сопряжено с риском долгого падения. Вы, вероятно, не умрете, но вы можете сломать лодыжку или сломать запястье.
Как альпинист, мысль о том, чтобы пережить одно из этих страшных падений («хлыстов»), может расти в вашем уме с каждым движением выше, чем вы поднимаетесь выше своего последнего шлямбура. Сохранять хладнокровие и как можно лучше выполнять свое восхождение — это одна часть умственной задачи и один аспект, который делает восхождение в Вердоне таким увлекательным.
Традиционалисты оплакивали рост спортивного скалолазания, но результаты этой новой дисциплины были неопровержимы: уровень скалолазания рос. Было больше скалолазания, чтобы насладиться. А французские альпинисты, те, кто занимался спортивным скалолазанием, быстро становились сильнейшими, сильнейшими и лучшими альпинистами в мире.
Красота и трагедия Ле Блонда
Одним из лидеров этого движения является Патрик Эдлингер, возможно, первая знаменитость скалолазания. Эдлинджер, возможно, не совершил много значительных первых восхождений в Вердоне, но он, безусловно, самый известный эмиссар этого района.
Харизматичный, худощавый и мускулистый, с копной светлых волос Эдлингер снялся в документальном фильме Жана-Поля Янссена «Вертикальная опера». В этом фильме, а затем и в «Жизни о Дуаге» Эдлинджер карабкается по Вердону как с веревкой, так и без нее, кадры, которые совершенно поразили людей.
В 1980-х годах Эдлинджеру пришлось нелегко. В возрасте 24 лет он был отмечен в журнале Paris Match как «француз года» и сфотографирован в Парижской опере вместе с актерами Софи Марсо и Жераром Депардье.
О его подвигах ходят легенды. Он проходил соло-маршруты такой сложности, как 8a+ (уровень сложности, на который в то время лучшие в мире едва могли подняться с веревкой). Однажды Эдлингер объединился с другом Жаком Перрье и за день преодолел 13 маршрутов в Вердоне: чуть более 8000 футов подъема.
Безупречная техника Эдлинджера была зрелищем. Он был воплощением красивого плавного лазания. Чистая грация и легкость, с которой он мог взобраться на пустую скалу, были несравненными.
Но больше, чем его элегантное мастерство, заключалась в его способности представить скалолазание как стиль жизни — как почти духовное занятие. Он сравнивал скалолазание с йогой и вел аскетический образ жизни. Эдлингер был одним из первых и самых лучших скалолазов в мире, но, по иронии судьбы, он был одним из первых, кто настаивал на том, что скалолазание не является спортом. Скалолазание было образом жизни.
«Когда я взбираюсь на скалу, — сказал он журналу Actuel в 1981 году, — я как будто разговариваю с ней. Я ухаживаю за ним.В том, как я использую зацепки, есть уважение. Тихо; ты одинок. Никому ничего от меня не нужно, я ни у кого ничего не прошу. Когда вы рискуете своей жизнью, ваша концентрация должна быть десятикратной. Вы не можете позволить себе совершить ошибку. Нет такого чувства. Когда вы находитесь на большой стене, вы не едите много. Вы хотите пить. Это ужасно. Вы идете далеко, чувствуя себя так. Но когда вы закончите, этот первый вкус воды останется с вами на несколько часов. Важно сохранять простоту жизни, потому что если ваши потребности велики, вы никогда не будете удовлетворены.”
Несмотря на всю славу и обожание, которыми наслаждался Эдлингер, они также мучили его. Он перестал лазить и начал больше пить. И его жизнь закончилась трагедией в 2012 году, когда он упал с лестницы и умер в своем доме Ла-Палю-сюр-Вердон, оставив жену и дочь.
Круче, сложнее, сильнее
По мере того, как в 1990-х годах уровень подъема резко возрос, Вердон, который когда-то считался слишком крутым и пустынным, чтобы по нему можно было подняться, теперь по иронии судьбы считался недостаточно крутым, чтобы быть интересным.
Местный французский альпинист Арно Пети, легенда спорта, страхует нелегендарного автора Эндрю Бишара с его насеста на дереве; Фотография Кейта Ладзински
Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.
Несколько местных, однако, решили доказать, что эта репутация ошибочна. Бруно Клеман лично проложил более 500 маршрутов в Вердоне, многие из которых имеют уровень сложности мирового класса. Ему больше, чем кому-либо другому, хватило видения и умения заглянуть за трещины, за эту легендарную голубовато-голубую вертикальную скалу и найти новые трудные маршруты, расположенные на красивой нависающей скале с уникальными «туфовыми» чертами: вертикальными колоннами известняка, которые образуются медленными каплями воды, как сталактиты.
Бруно живет тихой жизнью со своими двумя детьми в Ла-Палюде. Он коренастый, как игрок в регби, с толстыми, как сосиски, пальцами. Но поместите эту громадную массу мускулов на нависающую скалу, и внезапно он исказит свою фигуру и будет двигаться с предельной легкостью и грацией.
Одним из его самых известных первопрохождений является маршрут под названием Tom et Je Ris, игра слов, названная в честь его сына Тома, который родился в том же году, когда Бруно впервые поднялся по нему, 15 лет назад.
Эмили Харрингтон пробирается через туф на Tom et Je Ris (8b+), одном из самых сложных скалолазных маршрутов в этом районе и, безусловно, одном из самых красивых.Этот маршрут был проложен Бруно Клеманом 15 лет назад, когда родился его сын Том; Фотография Кейта Ладзински
Пожалуйста, соблюдайте авторские права. Несанкционированное использование запрещено.
Tom et Je Ris — это поле длиной 200 футов, которое поднимается по крутому, постоянно нависающему туфу: вертикальная колонна, вокруг которой вы можете зажать пальцы, сжать пятки и даже найти самые неожиданные места для отдыха, прижимаясь к ней. это в весьма непристойных позициях.
Это был последний крупный экзамен для Мэтта и Эмили, которые к этому времени уже кое-что узнали о том, как перемещаться по Вердону.Начав с крутых подъемов, таких как La Demande (1968), и пройдя первый в мире спортивный маршрут, Pichnibule (1976), теперь они испытывали себя на самом сложном маршруте путешествия: Tom et Je Ris.
Эмили и Мэтт потратили пару недель на то, чтобы пройти этот участок без падений. Им нужно было выучить и запомнить все движения и тренировать свое тело, чтобы иметь физическую форму, необходимую для того, чтобы держаться на протяжении всей поездки. И когда они оба, наконец, преуспели, вы могли бы сказать. Они были безумно взволнованы.
Альпинизм Бета: Ten Sleep WY
Рядом с нынешним городом Каспер, штат Вайоминг, на реке Платт располагался большой индейский лагерь, известный первым охотникам как старый лагерь сиу. На севере, рядом с нынешним городом Бриджер, штат Монтана, на реке Кларкс-Форк находился еще один большой и хорошо известный индейский лагерь. Они были перекрестком нации, и тропы вели во всех направлениях. На полпути между ними было «Десять снов». Индийцы измеряли расстояние количеством снов. Отсюда до каждого из основных лагерей было десять ночей.
– Знак в городе
Как добраться
Вайоминг наиболее известен своими знаковыми Титонами, Йеллоустоуном и Джексоном, но большая часть штата открыта, обширные равнины и бесплодные земли. Вы должны ехать на восток из туристических городов, чтобы действительно увидеть штат.
Войдите в национальный лес Бигхорн, и вы спрыгнете в каньон Тен Сон, Мекку спортивного лазания по известняку вдоль его стен каньона длиной 10 миль.
Восхождение
Лазание не похоже ни на один известняк, на который я лазил (большинство из которых мне не нравится) — я слышал, что он даже лучше, чем тот, что вы найдете в Европе.Он хорошо известен, но не очень популярен, что делает его отличным сообществом и маршрутами бомбардировщиков, которые не являются стеклянными.
Восхождение начинается на высоте 6000 футов и продолжается вверх по каньону на протяжении 10 миль до 9400 футов. Если вы привыкли жить на уровне моря, вы можете любоваться видами, успокаивая сердцебиение на подходах.
Подход Аспен к FCR. Подход к ФКР. Прищурьтесь, чтобы найти другого альпиниста с красным рюкзаком. Короткий подъем по каньону.
В камне довольно много карманов, но в нем очень много известняка.Большая часть лазания вертикальна до +/-10 градусов с кримпами, боковыми тягами, шпрагглами (по умолчанию: защемление мячика), нижнеклинками и щипками. Вы будете очень вознаграждены хорошей работой ног. Зашивается болтовыми анкерами не реже чем через каждые 5 футов; это единственное место, которое я нашел, где действительно можно использовать z-clip.
Есть плита (район Dry Wall, стена Grand Parade, плита She’s My Wife 5.11a) Есть сложные вертикальные подъемы (область Стены Отрицания, Отряд Безумных Гончих 5.10а; слева от альпиниста, Зомби Лепреконы 5.11d) Крыши (район Мондо, Стена рабства, School’s Out 5.10d; справа от альпиниста небольшая горизонтальная крыша, Mommas Mental Medication 5.12a) , Есть трещины и откосы (стена Ice Plant, Ice Station Zero 5.10c) Есть aretes (в центре фото, область Sidewalk Buttress, 25-bolt Sheep Reaction 5.12a) Зона FCR, Стена Сектора Синто, Euro Trash Girl 5.10b Есть нависающий холодильник с номером (район Dry Wall, стена в центре города, Da Illa Pilla, 5.13a) Невероятные виды (Район Ли-Крик, Верхняя психоактивная стена, Suck the Nipple, 5.11c/d)
Вы в раю, если вы альпинист с 5.11 по 5.12; вы можете целый день лазить 5.10 и 5.11 или прыгать на тонну отличных подъемов через 5.12. 5.13+ имеют тенденцию становиться очень тонкими, очень монокарманными и немного нависающими. Там так много восхождений, что вам будет трудно посетить одну и ту же скалу дважды. Приведите в порядок свой онсайт, флеш или быстрый редпойнт вместо того, чтобы возвращаться к одному и тому же проекту!
Обязательно
В конце дня восхождений вернитесь в город по старой решетчатой дороге, чтобы встретить закат.Вдоль старой трассы есть бесплатный рассредоточенный кемпинг. Участки чертовски ровные с огненными кольцами, некоторые выставлены вдоль утеса, а другие спрятаны в деревьях.
Виды со старого шоссе на закате.
Город и удобства
Во время наших путешествий мы побывали в довольно отдаленных городках, и, в отличие от других, Ten Sleep — настоящая жемчужина. Его город имеет длину около 1/2 мили. В кафе Crazy Woman подают восхитительное мороженое из черники и картошку (возьмите корзину, чтобы разогреть ее к завтраку на следующий день!).В универсальном магазине тети Салли есть удивительные свежие овощи — мы запаслись сладкими кабачками, хрустящими огурцами и пушистой капустой.
Кемпинг
Рассредоточенный кемпинг
Вдоль старого шоссе.
Ранчо Ten Sleep Rock
Ранчо Ten Sleep Rock, расположенное на дне каньона, предлагает кемпинг с палатками, несколько домиков, душевые и Wi-Fi.
Пивоварня Ten Sleep
В миле от города находится пивоварня Ten Sleep Brewery, построенная в семейном амбаре с уютным баром.Останавливаемся здесь при каждом посещении, без вопросов. Люди замечательные, пиво отличное, по вечерам играет местная музыка. В них есть душевые и туалеты.
Здесь вы можете разбить лагерь за 3 доллара с человека, принять душ за 2 доллара, познакомиться с миром благодаря бесплатному Wi-Fi, насладиться пивом и отличной компанией. Вы найдете друзей-альпинистов, охотников, местных жителей, различных четвероногих питомцев и путешествующих прохожих. Это семейная пивоварня, где вы найдете Коула и Джастина Смитов, работающих и наслаждающихся компанией своих покровителей, а также Джей Ди, который по выходным заправляет The Smokewagon BBQ.И им нравится знакомиться с новыми людьми и узнавать, откуда вы. Удивительно, как пивоварня в таком маленьком городке является центром для стольких людей. В некоторые вечера никто из посетителей не был даже из Вайоминга!
Где еще вы можете получить гроулер за 9 долларов, чтобы наслаждаться под звездами? Небо здесь достаточно темное, чтобы увидеть Млечный путь невооруженным глазом.
Наш девиз: Хорошее пиво за хорошую отправку! Это было лучше, чем я ожидал, — мы не возвращались к одной и той же стене дважды за все 2.5 недель. Каждый день лазить по разным маршрутам очень весело, но в какой-то момент этой поездки я пристегнусь и что-нибудь «спроецирую». У меня была ментальная игра, чтобы сделать два редпоинта 5.12a впереди, а также быстро расправиться со многими 5.12+, следующими за Джереми!
Пивоварня Golden и Porter действительно потрясающие, и пивоварня помогает создавать местное сообщество с помощью таких мероприятий, как фестивали охотников и альпинистов. Было немного грустно покидать пивоварню после прощания с постоянными лицами.
Лучшие направления для скалолазания в Северной Америке
→ Узнайте больше о скалолазании, фитнесе, ACL
Скалолазание в ущелье Пантеры, новые маршруты на стоге сена
Мое ожидание достигло предела; снег сошёл и скала обнажилась. Пришло время снова отправиться в ущелье Пантеры. Два местных альпиниста, Адам Крофут и Эллисон Руни, были моими добровольными партнерами, жаждущими исследовать новые маршруты в ущелье после зимнего катания на лыжах.Единственным неприятным партнером была погода, которая оставила нам лишь небольшое окно времени в субботу, 30 мая.
В пятницу днем Адам и Эллисон отправились к Наклонной скале из сада в долине Кин, и я присоединился к ним около полуночи. Навес был полон, так что я нашел удобное место в своем бивуачном мешке в ближайшем лесу, чтобы смотреть, как проплывают залитые лунным светом облака.
Бип, бип, бип! Повелительный тон разбудил меня в 4:45 утра. Мы подготовили наше снаряжение, 140 метров альпинистской веревки и достаточно снаряжения, чтобы подняться на Half Dome.С сонной решимостью мы начали путь к седловине между Хейстеком и Марси – тут же стало интересно.
Кустарник проходит сквозь густые вечнозеленые растения с жесткими ветвями во время спуска к Стене Логова Пантер на горе Марси. Идя впереди, я услышал объяснение. Ветка, слетевшая с плеча Эллисон, ткнула Адаму в глаз. Мы осмотрели его с беспокойством, но он решил продолжать с затуманенным зрением и красным глазом.
Ущелье было затянуто облаками, которые поднимались снизу, когда деревья качались взад-вперед.Вместо того чтобы спускаться вглубь ущелья, мы искали сухой камень на стороне Стога сена. Адам и я заметили стену в прошлом году. Это было около 80 футов в высоту с очевидным подъемом слева — стеной пандуса.
Спереди было несколько трещин и интересных возможностей. Он также был отделен от Стога сена коридором шириной 15 футов, который мы исследовали, прежде чем отправиться на маршрут. Глядя в коридор, я чувствовал себя так, будто смотришь из высокой гробницы в ужасный туман, закрывающий вид на ущелье.Эллисон решила пойти первым маршрутом.
Она выбрала линию чуть выше правого нижнего угла пандуса. На лице были горизонтальные счеты и несколько интересных ходов. Снизу все выглядит проще, а маршрут оказался сложнее, чем предполагалось. Поднявшись на сорок футов, она вошла в широкую щель между противоположными углами и исчезла на пандусе.
Пробравшись на несколько футов вниз по склону, она взобралась на восходящую правую трещину и застраховала меня на своем месте. Адам последовал за ним.Во время управления веревкой Эллисон умудрилась ударить меня по области, которую лучше не публиковать (есть смысл раскрыть это).
Адам поднялся по блочному углу, удерживая себя в нужном положении, ставя ноги на противоположные лица. После очередной трещины он нашел вершину и застраховался от огромного валуна. Мы последовали за ним. Вида не было, но мы выложили наш первый маршрут дня «Все избитые бойфренды» с рейтингом 5,7 по десятичной системе Йосемити. Чтобы никто не обиделся на это имя, скажу, что оно произошло от конечности, пронзившей веко Адама, и легкого удара, который я получил.
Наш следующий маршрут был около 50 футов вверх по той же стене. Очередь начиналась вдоль неровного левого угла под верхним концом пандуса. Привлекательная трещина на пальце в форме молнии привлекла внимание Адама. Он предпочел вести даже с налитым кровью и слезящимся глазом. Ослабленные блоки и более внимательное рассмотрение трещины изменили направление его подъема. Трещина была неглубокой и заполненной мхом, но по соседнему склону можно было легко подняться на небольшой уступ.
Последние несколько движений заключались в том, чтобы карабкаться по мокрому углу с различными трещинами на раздражающий карниз, поросший мхом.Я помню, как высоко закинул ногу, чтобы зацепиться пяткой за поросший водорослями уступ, мокрый от просачивания — ах, бэккантри-лазание! Адам поставил якорь и спустился с более крепких деревьев наверху. Маршрут стал «Меньше нуля» с оценкой 5,5. Он заслужил меньше нуля звезд рейтинга.
В течение дня зрение Адама ухудшилось, он перестал вести, а у меня не было подходящего места для ведения. Облака рассеялись, и мы изучили утес примерно в 100 футах к северу за небольшим стоком. У Эллисон было еще одно преимущество; это станет жемчужиной наших новых маршрутов.
Привлекательная стена из отслаивающегося, но закрепленного камня с различными трещинами высоко на южной стене определяла линию. Она провела трещину шириной с кулак в квадратном блоке в правый угол. Маленькие неплотно выглядящие блоки вели вверх к двум маленьким столбам. Я застраховался и смотрел, как она исчезает, прежде чем взобраться на глубокую вертикальную трещину примерно в 80 футах выше. Следующим поднялся я, затем Адам. Маршрут назывался «Око за око» с рейтингом 5,8 ярда.
Наконец-то выглянуло солнце и открылось захватывающее зрелище различных стен на горе Марси и долине внизу.Вот что такое восхождение в ущелье Пантеры; новые маршруты, пересеченная местность, источающая глубокое чувство дикой природы и межличностного товарищества — не говоря уже об определенном количестве крови, пота и боли.
Мы двинулись в устье ущелья и заново поднялись по маршруту на отдельно стоящую колонну, которую мы с Адамом добавили в прошлом году — «По ком звонит лишайник» (5.9), несомненно, лучше всего задокументированному маршруту на горе Хейстек. Эллисон шла впереди, а мы с Адамом лезли по очереди, пока начиналась гроза.Ветер усилился, и капли дождя периодически падали на мои солнцезащитные очки по мере того, как температура падала. Пришло время отступать.
На этом можно подумать, что приключение окончено, да? Нет!
Мы выбрались из ущелья, избегая нескольких глубоких скоплений снега (я не удержался и бросил снежок в Эллисон). Адам сказал, что рассмеялся бы, если бы мы вернулись к навесу и тут же пошел дождь. По правде говоря, мы ожидали, что будем спускаться под ливнем, и были готовы.К нашей радости, этого не произошло, но комментарий Адама оказался пророческим. Дождь начался, когда мы прибыли в Slant Rock Lean-to около 18:00.
Сильный шторм пронесся над регионом вскоре после начала дождя. Деревья гнутся, молнии освещают небо, и дождь дует вбок. Мы стали свидетелями грубой силы природы в относительном комфорте с горячим ужином в наших спальных мешках. Мы зафиксировали наши новые маршруты на бумаге, пока бушевала буря. Два симпатичных джентльмена из Канады делили навес.
Не успела погода смягчиться, как с тропы к навесу подошел бегун. Одетый только в пару спандекса, рубашку с короткими рукавами и тонкое дождевое пончо с верблюжьей спиной, он оказался в ловушке над линией деревьев на горе Хейстек во время ярости шторма. Он спросил, где находится хорошая переправа, поскольку Джонс-Брук набирает обороты. Все это время я думал, что рев был ветер.
Мы спустились с навеса с широко открытыми глазами от недоверия. Небольшие ручейки возле навеса вздулись, а обычно сухая тропа рядом с Косой скалой оказалась полностью под водой.Джонс-Брук обычно имеет глубину по щиколотку на переходе, но он поднялся на четыре фута и превратился в непроходимый поток (видео). Бегуна, Ричарда, знобило, а температура должна была упасть до 30 градусов, поэтому мы одолжили ему одежду и предложили переночевать в навесе.
Вечером прошла буря за бурей. Раскаты грома время от времени пробуждали меня от легкого сна. Думаю, каждый из нас хотя бы раз проверял Ричарда, все ли с ним в порядке. В 6 утра он проснулся и проверил ручей.Это было достаточно для его отъезда, но дождь продолжался до позднего утра, когда мы уехали под легкой, но жалкой моросью.
Ручей Джонс был глубиной примерно по бедро, и тропа тянулась, как горный ручей, на многие мили до следующего перекрестка у водопада Бушнелл. Здесь ручей был примерно в три раза шире и объемнее. Сильные течения по пояс затрудняли переправу, но мы внимательно следили друг за другом, переходя ручей вброд.
Я приехал домой около 15:00 и узнал трагическую новость.Пока мы наслаждались яростью шторма 30-го числа и считали это еще одним прекрасным приключением, Джули Белэнгер погибла в ручье Полевого шпата на другой стороне горы.
Меня нервирует, когда я вспоминаю наши противоположные ситуации. Адирондак — место необыкновенной красоты, полное приключений. Однако природа — мощная сила в любое время года. Я, как и многие, чувствую потерю попутчицы – покойся с миром.

Grand Central Slide
Down Grand Central Slide, UP Margin Slide & Skylight Bushchack
Марси, чтобы сена в семеной тарелке

Haystack Sword East Manuck Realing Marcy East Face
Heastack Slides и Haycrack Rountain Transing 3 из 4 дней в ущелье

Сторона стога сена в ущелье — Все святое

Восхождение на сторону Марси и столб на стороне стога сена — Обломки лишайника Фицджеральда и по ком звонит лишайник
Восхождение на сторону Марси — Halo CrazyDog & Watery Grave
Ущелье Снежной Пантеры Bushwhack
New I ce Route-Pi Day on Marcy
Фотографии: вверху Эллисон Руни ведет отдельно стоящую колонну в ущелье Пантеры (фото Адама Крофута).Во-вторых, Адам Крофут страхует Эллисон в «Всех избитых парнях». Внизу маршруты с ключевыми участками.

Кевин «Грязная крыса» Маккензи
Кевин Маккензи — писатель и фотограф из Адирондака, имеет лицензию гида в штате Нью-Йорк и помощник регистратора в Университете Св. Лаврентия. Он живет в районе Лейк-Плэсид со своей женой Деб (также фотографом-фрилансером). Его статьи и фотографии были опубликованы в таких журналах, как Climbing , Adirondack Journal of Environmental Studies , Adirondac , Adirondack Life , Peeks и Adirondack Outdoors .Многие фотографии Кевина и Деб размещены на веб-сайте заповедника и реабилитационного центра Адирондак.
Кевин — заядлый альпинист, скалолаз и ледолаз, зимой ему сорок шесть лет, член правления Коалиции альпинистов Адирондака и член организации «Восхождение во имя Христа». Его страсть к лазанию по горкам и прокладке новых технических ледовых и скальных маршрутов приводит его в самые отдаленные районы Высоких Пиков. Его веб-сайт и страница форума Summitpost содержат отчеты о поездках, фотографии и видео со многих его исследований.

Просмотреть все сообщения от →

Скалы ущелья Пантеры — Исследователь Адирондака
Группа альпинистов укрощает скалы в одном из самых диких, отдаленных и самых величественных мест Высоких Пиков.
Автор ALAN WECHSLER
Билл Шнайдер, Кевин Маккензи, Адам Крофут и Эллисон Руни на фоне ущелья Пантеры.
ФОТО ЭЛЛИСОН РУНИ
Через четыре с половиной часа после нашего 4:30 утра.м. отъезда с тропы Гарден в долине Кин, два моих партнера по скалолазанию и я бросили рюкзаки и огляделись. Нас окружали скалы: отдельно стоящие столбы, многоярусные стены, каменные горки и вертикальные каменные фасады высотой более трехсот футов. Там были пещеры, скрытые осыпные поля и гигантские каменные плавники. Имели место вертикальные трещины.
Я в изумлении уставился на одно из самых удаленных и красивых мест для скалолазания в Адирондаке.
«Здесь так много линий», — заметил я.«Вот что я тебе говорил, — сказал Кевин «Грязная Крыса» Маккензи.
Добро пожаловать в Ущелье Пантеры. Расположенное глубоко в Высоких пиках Адирондак, до ущелья можно добраться, пройдя около восьми миль по отмеченным тропам, а затем пройдя двадцать минут по едва различимой стадной тропе. Вы получаете около трех тысяч футов высоты от начала тропы.
Ущелье Пантеры находится между вершинами горы Марси и горы Хейстек, самой высокой и третьей по высоте вершины в парке Адирондак.В то время как многие смотрели на ущелье сверху, немногие стояли под его широкими каменными стенами. Большинство туристов сочли бы ущелье недоступным – оно заполнено струей воды и кустами, пройти через которые так же сложно, как через колючую проволоку.
Но небольшая группа преданных своему делу скалолазов превратила скалы ущелья Пантеры в одно из самых величественных мест для скалолазания в Адирондаке. Его крутые, заросшие, прерывистые стены теперь содержат более двух десятков маршрутов в среднем диапазоне от 5,7 до 5,9, с потенциалом для многих других.Новые маршруты открываются почти еженедельно. Некоторые из них короткие, например, сорокафутовый подъем отдельной колонны. Другие достигают шестисот футов в высоту. Есть также несколько маршрутов для ледолазания, в том числе многоэтапная классическая Агарта, вероятно, самое известное восхождение в ущелье.
MudRat, прозвище, под которым Маккензи предпочитает быть известной, помог открыть новую эру скалолазания в этом диком цирке вместе с двумя ветеранами-альпинистами Адирондака, Адамом Крофутом, подрядчиком и управляющим недвижимостью, и Биллом Шнайдером, медсестрой.Другие друзья, в том числе Эллисон Руни, тоже иногда присоединяются к трудному путешествию.
На момент написания этой статьи Маккензи совершила более двадцати пяти поездок в ущелье Пантеры, включая эту со мной. Крофут, самый сильный альпинист в нашей группе, присоединился к нам в приключении.
— Это просто дом, — сказала Маккензи. «Спокойствие, вызов. Дело в том, что сюда редко хочется вернуться. Разгадывать тайну очень весело».
До XXI века в ущелье Пантеры было всего два скальных маршрута: восхождение Джима Гудвина по горке в 1936 году с двумя подростками и маршрут 1965 года под названием «Клык пантеры».
«Это дикое место, из которого делаются истории», — сказал Шнайдер. Он заинтересовался этим местом после того, как много лет разговаривал с другими альпинистами, хотя так и не встретил ни души, которая действительно была там. Он и Крофут совершили несколько первых восхождений в ущелье в 2003 году, но они не становились серьезными, пока не встретили Маккензи 10 лет спустя.
«Это было похоже на большой вопросительный знак», — сказал Шнайдер. «Никто не знал, что там сзади, и это как бы заинтриговало меня и привлекло к этому».
Крофут не ожидал многого от своего первого визита, но его ждал сюрприз.
«Моим первым предположением было то, что все будет безнадежно грязным и не стоит затраченных усилий», — вспоминал он. «Это оказалось полной ложью — скала абсолютно чистая. … Это было довольно впечатляюще».
Ущелье Пантеры долгое время считалось почти мистическим местом в ландшафте Высоких Пиков. Сенека Рэй Стоддард, знаменитый фотограф и писатель, описал это место в книге 1891 года как «одно из самых диких мест в Адирондаке». В своей книге 1869 года «Индийский перевал» Альфред Биллингс Стрит описал восхождение по ущелью:
«Ущелье нахмурилось, и оно стало уже.— Улица Альфреда Биллингса
ФОТО КЕВИНА МАККЕНЗИ
Ущелье становилось все мрачнее и уже, а скалы полностью заполнили его. И все же над и сквозь них я мог видеть, что измученные горы, наконец, сцепились в борьбе титанов, падая для этого на бок. Ущелье заканчивалось величественным тупиком. … Казалось, что могучий ужас навис над ним ; как будто какой-то демон устроил в нем свое пустое и угрюмое логово.
Во время моего визита вид был так же хорош, как и на улице, хотя демон не скрывался.Далеко и высоко над нами, видимые только как крошечные силуэты на фоне неба, были туристы на вершине горы Хейстек. Этим поздним майским утром, когда светило солнце и присутствовало всего несколько мошек, огромная пропасть казалась не местом для размышлений, а альпийским сокровищем — игровой площадкой для взрослых, ожидающей исследования.
Взглянув на сцену, мы спустились по травянистому склону и протиснулись сквозь кусты, в какой-то момент используя перила, чтобы пройти мимо открытого каменного угла, пока не достигли полосы непройденной скалы на стороне Марси в ущелье. .Большая часть утеса поблизости была покрыта водой, стекающей из леса наверху, но эта конкретная линия была сухой. Он следовал за системой трещин, которая поднималась по башне, а затем исчезала за выступом. Наша первая задача дня.
Крофут, взяв на себя инициативу, собрал свое альпинистское снаряжение, привязал свою обвязку к веревке и начал подниматься. Подъем поначалу был легким, но по мере приближения к трещине становился все круче. Он осторожно двинулся вверх, постукивая ладонью по хлопьям, чтобы проверить их на прочность.Наконец, он достиг выступа. Следующим пошел я, а за ним MudRat.
Билл Шнайдер поднимается на уровень Хищных Инстинктов в районе Огромного Ковша в Ущелье Пантеры.
ФОТО КЕВИНА МАККЕНЗИ
Ключевой момент, или самая сложная часть, возникла на втором поле, где сложность изменилась с 5,7 до одного сложного движения, которое Крофут оценил на 5,9. Мы прошли мимо грязного навеса и вышли на заросший кустарником уступ. Там мы развязались и расслабились.
«Что вы думаете?» — спросила Маккензи Крофута.
«Некоторые участки хорошего лазания, перемежающиеся грязью и рыхлой гадостью», — ответил он.
— Тогда обычное восхождение в ущелье Пантеры, — сказала Маккензи.
«Да».
Позже Крофут назвал 350-футовый маршрут Аномалией Пионеров. Название относится к малоизвестной проблеме астрофизики и новаторским попыткам подняться на неизведанную скалу. Альпинисты, помимо бесстрашия, обладают еще и странным чувством юмора.
Мы спустились вниз, чтобы найти вторую линию.
■ ■ ■
Алан Векслер о судьбе Валтасара.
ФОТО КЕВИНА МАККЕНЗИ
Учитывая страсть Маккензи к альпинизму, иронично, что когда-то он смертельно боялся высоты. Уроженец округа Вестчестер, Маккензи, которому сейчас сорок шесть лет, переехал в Аппер-Джей в 2003 году и работает помощником регистратора в Университете Святого Лаврентия. Он начал делать себе имя в кругах пеших туристов, проводя долгие дни, лазая по горкам или лазая по Высоким пикам, часто преодолевая несколько вершин и горок за день.
Но потом он открыл для себя техническое скалолазание. Теперь он проводит большую часть своего времени с более опытными лидерами, лазая по скалам или ледовым маршрутам по всем горам. В течение последних трех лет его основное внимание уделялось Ущелью Пантеры. Его познакомил с Крофутом Дон Меллор, известный альпинист и автор путеводителей, живущий в Лейк-Плэсиде.
Меллор, сорок лет занимающийся скалолазанием в Адирондаке, однажды был в ущелье, но ни разу не поднимался туда. Он не планирует делать это в ближайшее время.Тем не менее, он искренне одобряет подвиги MudRat и компании.
«Адирондак нуждается в своей мифической ауре, которая гладкая, — сказал он. Для Меллора ущелье предлагает долгожданный контрпример тенденции к удобному лазанию с подробными путеводителями, компьютерными приложениями, онлайн-форумами и технологией навигации GPS. Где, спрашивает, приключение?
«Должно быть место, где не все так просто. Можно найти настоящее счастье, просто зная, что есть места [например, ущелье Пантеры]», — сказал он.
Ущелье — не единственная площадка для скалолазания в парке, которая в последние годы активно развивается. В последней версии двухтомного путеводителя Adirondack Rock описано 3200 маршрутов, что почти в два раза больше, чем в первом издании, вышедшем в 2008 году. достижениях, происходящих в ущелье Пантеры, но задается вопросом, привлечет ли оно когда-нибудь много альпинистов.
«Я не знаю никого, кто повторял бы там маршрут», — сказал он.«До него просто очень трудно добраться, а рядом есть другие вещи, которые более удобны. Люди могут лазить в приключенческом стиле, не прилагая особых усилий».
Вернувшись в ущелье Пантеры, мы пробыли на ногах более десяти часов. Но команда все еще хотела еще одну подачу перед долгой прогулкой. Крофут и Маккензи выбрали стофутовую щель с сорокафутовым расширяющимся дымоходом. На альпинистском языке дымоход — это щель, достаточно большая, чтобы вместить все ваше тело.Расклешенный дымоход — это тот, в котором стены не параллельны, что затрудняет восхождение.
Крофут снова вел. Он поднялся по дымоходу, даже не дыша тяжело. Над ключом он обнаружил опасную на вид груду камней на уступе. Он крикнул нам: «Это просто большая куча смерти. Я не знаю, как это здесь сидит».
Кевин и я, стоя внизу, вышли за пределы досягаемости.
Наконец настала наша очередь подниматься. Я нашел дымоход удивительно сложным.Задыхаясь, я в конце концов выбрался на более легкую местность. Я воспользовался моментом, чтобы столкнуть опасно застрявший камень размером с настольный компьютер в лес внизу — вокруг не о ком было беспокоиться — и закончил маршрут.
После спуска никто из нас не спешил покидать это величественное место. Около 17:00 мы закончили собираться в поход. Впереди у нас было как минимум четыре часа пеших прогулок. В общем, наша прогулка заняла семнадцать часов. Для Маккензи и Крофута это был просто еще один день в ущелье.
«Итак, когда ты хочешь вернуться?»
— спросила Маккензи, пока мы выбирались из ущелья.
«Не сразу, — ответил я, — но когда-нибудь».
Ущелье Пантеры
NANCYBERNSTEINILLUSTRATION.COM
ОЦЕНКА ПОДЪЕМОВ
Йосемитская десятичная система используется для оценки сложности скалолазания. Система варьируется от 5,0 (самая простая) до 5,15 (чрезвычайно сложная). Первоначально шкала поднималась только до 5,9, но по мере улучшения оборудования и техники альпинисты подняли стандарты до 5.

Рубрики

Камень, который если когда-нибудь упадет, неминуемо наступит конец света. 600-тонный Висячий камень Сон саяна

Камень, который если когда-нибудь упадет, неминуемо наступит конец света. 600-тонный Висячий камень Сон саяна

Легенда о Спящем Саяне

Легенда о спящем Саяне

Спящий Саян – легенда о хранителе Сибири

Народные поверья

Легенда о Саяне

Висячий камень

Другие достопримечательности Ергака

Камень, который если когда-нибудь упадет, неминуемо наступит конец света. 600-тонный Висячий камень Сон саяна

Сон Саяна: 600-тонный Висячий камень, с падением которого наступит конец света

Спящий Саян и Висячий Камень

Висячий камень

Тур в Ергаки

Предупреждение

Ергаки: Спящий Саян, Висячий камень и другие чудеса Красноярского края

Спящий Саян и Висячий Камень

Висячий камень

Тур в Ергаки

Разгадка этого феномена не так уж и сложна: почему же не падают висячие камни?

ИСТОРИОСКОП

Уральский следопыт | Уральский следопыт

Прогулка на озеро Алаудин. Переход Алаудины — Куликалоны.

Зависит ли дальность полета тела от направления начальной скорости

К.К. Кузьмин гидроэнергетик-альпинист. 2-е издание исправленное и дополненное

Мэллори . Эверест [litres]

триумф и трагедия.: sevich — LiveJournal

Публикации AAC — Кровь из камня

Fall of Man: Arizona’s Ущелье реки Девы

Мекка спортивного скалолазания Востока

Плюсы и минусы скалолазания в ущелье Ред-Ривер

Изучение места рождения спорта Скалолазание в самом Гранд-Каньоне Европы

Альпинизм Бета: Ten Sleep WY

Как добраться

Восхождение

Обязательно

Город и удобства

Кемпинг

Лучшие направления для скалолазания в Северной Америке

Скалолазание в ущелье Пантеры, новые маршруты на стоге сена

Кевин «Грязная крыса» Маккензи

Скалы ущелья Пантеры — Исследователь Адирондака

Добавить комментарий Отменить ответ